Свиток проклятых - Виталий Сертаков Страница 5

– В дебрях галльских ущелий прячутся низкие люди, именуемые еще кобольдами, – произнес кир Дрэкул. – Возможно, о них бы забыли, если бы не алмазы. Говорят, кобольдам требуются самые большие и крепкие алмазные сверла, какие могут выточить на поверхности. Они веками покупают инструмент… им нравится копать все глубже. Но… говорят, что однажды искрошились даже сверла из лучших алмазов.

Кир Дрэкул скользнул в сторону и растворился среди мерцания факелов. Андрус все еще держал меня на руках, я слышал, как бьется его суровое сердце.

– Отец, при чем тут низкие люди?

Андрус помолчал. Он все еще пытался сберечь меня от неизбежного.

– На всей земной тверди нет материи крепче алмаза, сын мой. Но что-то лежит ниже тверди. Ты увидишь. Когда придет время.

– Обещайте, что не будете кричать, тогда я сниму запрет, – смуглая бандитка держала пальцы в горсти перед Женькиным лицом, словно собиралась посолить суп.

Женечка могла только кивнуть. Ей показалось – у страшной гостьи чересчур мужские руки и пальцы, слишком грубые даже для мужских рук. А мужских рук за последний год Женечка навидалась, и почти привыкла их не стесняться. Дядьки в белых халатах трогали, похлопывали, утешительно гладили, иногда очень больно ощупывали. Женечка даже научилась без слов, по одним касаниям, угадывать настроение заведующего отделением, других врачей, и даже интернов.

Но пальцы Ольги отличались. Кожа была не просто загорелая, а изначально темная, ногти казались слишком острыми. Вестник, похоже, обходилась без лака, да и вообще без всяких украшений. Если не считать мелких татуировок, и странного деревянного креста на шее, где вместо верхней части столба была вырезана вытянутая петля.

Ольга щелкнула пальцами, открыла ладонь, будто выпустила в полет божью коровку, и Женька тут же смогла нормально дышать.

На тумбочке стоял вовсе не рюкзак, а имитация рюкзака. Брезентовая ткань прикрывала большую птичью клетку, в каких обычно дарят попугаев. В клетке, в позе будды, сидел крохотный слепой мальчик. На первый взгляд ему можно было дать лет шесть, хотя без сомнения, Оракул прожил гораздо больше шести земных лет. Тяжелая дынеобразная голова ребенка опиралась на подушку. К его некрашеной льняной рубашке, крупной медной булавкой был приколот пустой рукав. В единственной руке мальчик держал живую трепещущую птичку. Мертвые глаза мальчика походили на узелки, как делают новорожденным в пупках.

– Это она, – жестяным голосом произнес Оракул, и с видимым удовольствием впился острыми зубками в бок живого снегиря. – Вестник, караульные близко. Позволь, я сломаю им ноги.

– Не теперь, – засмеялась чему-то гостья.

Женя набрала в грудь воздуха, не отрывая глаз от несчастной окровавленной птички. Но сама лишь каркнула, как полузадушенная ворона.

Дверь в палату распахнулась. Глебова кровать покатилась боком. Шкаф со скрипом завалился, теряя содержимое: коробки, банки и журналы. Едко завоняло лекарствами.

Женька была уверена, что ее спасут врачи и сестры, но в палату ввалились незнакомые люди. Сперва двое здоровенных мужчин в свободных костюмах, с неуловимыми, словно вытянутыми вперед лицами. За ними щуплая женщина в объемной шапочке, какие носят обладатели дрэдов, в глухом, как красноармейская шинель, пальто и прилегающих к щекам темных очках. Впервые в жизни Женя видела вогнутые стекла очков.

Все трое где-то промокли насквозь, но, похоже, их это нисколько не беспокоило. Несмотря на габариты, мужчины перемещались стремительно. Женьке показалось, что у них необычно широко расставлены глаза, по-борцовски короткие шеи, и как-то неудобно вывернуты локти. Мелкая женщина в шинели зашипела и выкинула вперед тонкую ладонь в перчатке. В широком рукаве ее шинели что-то двигалось, похожее на светлый мохеровый шарф. Шарф конечно не должен сам ползать по человеку, но и ребенок-инвалид не должен сидеть в клетке!

– Привратник, не надо, – простонала Ольга.

Тонкая тетка в очках показала острые зубы. По сравнению с Ольгой она казалась малюткой, но как-то сразу стало ясно, кто тут главный и кого следует бояться. Мальчик в рюкзаке подавился, закашлялся, брызгая птичьей кровью.

Первый мужчина зарычал и прыгнул. Женька на минуту забыла о своих страданиях, капельнице и мертвом снегире. Она прилипла к спинке кровати, изо всех сил сжав коленки, чтобы не обделаться. Просто так высоко и с места прыгнуть ни один нормальный человек бы не сумел. Пиджак на квадратном дядьке раздулся парусом, ноги вывернулись в коленках назад, галстук сбился в сторону…

Он пролетел метра три и со всего маху врезался в пустоту. Его приятель тоже прыгнул, и… повис, словно запутался в стенке из прозрачного клея.

Они застряли на границе слабо светящегося семиугольника, очерченного компасом, скалили зубы, бормотали непонятные слова, но ничего не могли поделать. Их лица быстро менялись. Женьке казалось, что она видит их небритые физиономии сквозь толстое кривое стекло. То слишком волосатые, то вполне приличные.

Женщины молча смотрели друг другу в глаза. Ольга держала руку за спиной.

– Ольга, так нельзя, канцлер будет недоволен, – без злобы сказала острозубая в массивных вогнутых очках. – Мы все равно бы тебя догнали. Вам просто повезло. Здесь это называется «дорожные пробки».

– Вы бежали прямо по крышам моторов? – улыбнулась Вестник. – Наверняка, местные баяны теперь сложат легенду.

– От караульных спрятаться невозможно, – прошипела мелкая, ее речь вообще изобиловала шипящими звуками. – Что ты будешь делать теперь? Ветер дует, скоро солнце заглянет в скважину!

Женька сжалась в комочек. Она подумала, что никакое солнце не может заглянуть в скважину вечером, да еще в конце декабря. Мужчины, похожие на зверей, хрипели, угодив в невидимую ловушку. Мальчик в рюкзаке похрустывал птичкой. Сосед Глебка на соседней кровати спрятался с головой под одеяло. В коридоре шумели, похоже, вызвали охрану из главного корпуса. Обе створки двери опять свободно покачивались на петлях, но с той стороны вход был запечатан. Женя на секунду удивилась, откуда-то всплыло это слово – запечатан.

– Я заберу девочку с собой, – заявила Ольга.

– Это безумие, – сказала та, другая. – В ней нет воли. Она погибнет сама и погубит храм. Прежде те не могли ее обнаружить, но теперь ее наверняка найдут. По твоим следам. По нашим следам. Ветер дует.

– Храм искал ее четыре года… – Ольга нехорошо улыбнулась. Откуда-то из-за спины она извлекла металлический серп, похожий на расчерченную письменами улыбку. – Привратник, прошу тебя, убери зубастых.

– Она все равно покинет тело, – женщина в шинели тронула очки, но не сняла. Однако ее невинного жеста оказалось достаточно, чтобы Ольга съежилась и предостерегающе подняла серп. Конечно, это был никакой не серп, скорее коготь, но как он действует, Женечке вовсе не хотелось знать. Девушка вздрогнула, наткнувшись взглядом на пустые темные окуляры. В глубине каждого что-то сужалось и расширялось, точно никак не могла настроиться диафрагма.