Земля - Валера Дрифтвуд Страница 40

По Ийрову разумению, если кому и должны побитые человечьи ребята жизнью кланяться, так в первую очередь этой паре.

А что они же заманили незваных поглубже в лес и потом неплохо пугали, поджидая Ййра и не показываясь на глаза толком – тоже по-своему умно сделали.

Отчаянно не хватает усвоенной людской речи, чтобы передать умной Ришке кое-что по-настоящему важное и удивительное. Гораздо важнее, чем какие-то там глупые чужаки.

–Страфилям теперь хорошо живётся. Здесь, на Диком. Когда давно никто не лезет… Из крылатых иные вот стали труд-лишень на себя брать, о котором прежде и не думали. Не то чтоб ладно у них получается… а стали труд брать. Шут знает почему. Хорошая жизнь им сложно даётся, с непривычки.

Девчура старается помочь:

–Труд? Это например какой?

И тут же сама выводит:

–Вряд ли им было бы трудно просто перебить этих несчастных школьников… а тут – кружили их по лесу, вызвали тебя…

–Да. Или взять Ёса и Тиу. Чего было бы не уморить одно пискло голодом. По-всехному, по-бывалому? А нет, обоих малых к сердцу взяли. И старшую слётку ведь могли бы пока при себе оставить впроголодь, на лягушках. Да рассудили, что с девичьей ватажкой ей всяко сытнее будет, и добычу брать скоро научится, при многих-то охотницах. И когда Ю летать уже устарел – его отродия его же и кормили. Ю за это их дураками звал.

О том, насколько легче было бы перебить одуревшую, перепуганную и отчасти со страха злобную «школоту» и не морочиться, Ййр не хочет подробно говорить. Ришка и так натерпелась уже тревоги.

–Бугайчику-то нашему решила не докладываться?– уточняет орк на всякий случай.

Рина вздыхает. Сэм… ведь он может всё понять совсем по-другому. Как ни крути, в результате пострадали «настоящие люди». Рина не будет спрашивать, нельзя ли было обойтись с нарушителями как-то помягче, это глупый и обидный вопрос на фоне того простого чуда, что все они до сих пор живы.

–Думаю, не стоит… его огорчать,– отвечает она.

Тонкий бумажный лист наконец-то ложится под пальцами, как надо.

Рина допивает последний глоток остывшего какао, Ййр забирает кружку, чтобы помыть.

«Эх, орчара-орчара, глупая ты горхатова тварь. Повезло дожить до седых щетин, а ведь прикипаешь к этим людятам, накрепко прикипаешь»,– от возможной Ришкиной обиды аж заныло нутро, давно уже каменное…

На кухонном столе, с самого краешку, остаётся лежать лёгкий бумажный цветок о восьми выгнутых лепестках, с сердцевинкой вроде сросшегося бутона-фонарика – Ришкино рукодельное чудо.

Всему на дикой земле Ййра подходит своё время, свой черёд.

Сегодня орк выволок на веранду около сотни жестяных банок из хламовника, мастерил из них добавочные «брякалки». И как-то так вышло, что к этому занятию присоседились все теперешние жильцы станции. Савря дырявит донышки крепким когтем, ей ни к чему и пробойное шило. Людята продевают и подвязывают обрезки шнура, и работа идёт весело, приятно и посмотреть. Бугайчик и тот увлёкся, хотя и хмурится иногда, поджимает плечи, как будто не пойми с чего стыдно ему делается вот так сидеть и с жестянками возиться.

–И куда их, в таком количестве…– ворчит Кнабер. Да только в голосе-то у него интереса куда больше, чем ворчания.

–Найду куда,– отвечает Ййр.– Годных мест полно. Может, на дубу старикана Ю развешу. Если с осени никто его дом не займёт… пока всё пустует.

Новые брякалки готовы. Не только воду таскать веселей бывает артелью. Вот и денёк ясный поворачивает к вечеру, не велит солнцу жечь жаром тонкую человечью кожу, а море небось успело погреться.

Не успевает Ййр спросить – Ришка сама подаёт голос:

–А давайте к морю?

Как не улыбнуться одной мысли на двоих.

–И то засиделись, сходим, попляшем.

* * *

Сэм берёт с собой драгоценный фотоаппарат, отлаженный под незлое солнце. Вряд ли будет правдой сказать, что маленькая страфиль хорошеет с каждым днём на станции, однако новенькие пёрышки на крыле и хвосте уже хорошо заметны – дымчато-серые, со стальным проблеском – и силуэт делается менее нелепым. И опаловый отсвет в остром и любопытном взгляде при ясном дневном освещении уже хорошо различим.

Благодаря кратковременной, но бурной популярности среди страфильей холостёжи Сэм может рассчитывать на изрядное количество удачных кадров с уже взрослыми страфилями с их завораживающей, пугающей хищной красотой; дряхлый старик с дуба на плёнке наверняка вышел удивительно фактурным; пучеглазый птенец-младенец вряд ли вызовет у зрителя что-нибудь кроме насмешливого отвращения, но и это большая удача, для наиболее полной картины. А если бы только передать вот эту дикую смесь неуклюжего детства и уже проглядывающей опасной стати, дикарских повадок и домашней обыкновенности! Про себя Сэм даже заранее гордится, что догадался нащёлкать Саврю в тапочках. Это же просто бомба.

Вот и теперь – подгадывать и ловить идеальные моменты: обманчиво-неторопливая волна, Саврин лихой прыжок, взмах руки-крыла в невесомых брызгах, шальное носатое личико, озорной прищур.

Основательно вымокнув под орчьим присмотром, слётка отправляется ворошиться в горячем песке. Всё-таки здорово проводить время рядом с этим существом. Ну если она не пытается оторвать тебе голову.

–Чтоб красиво?– уточняет она с лукавством в голосе, словно бы только что заметив Сэмовы труды и старания.

Орк ей давно уже объяснил, правда очень кратко и варварски, насчёт целей изящной светописи. Видимо, по-своему страфилька ухватила понятную для неё суть.

–Конечно красиво,– улыбается Сэм.– Люди будут любоваться.

Савря шевелит в песке пальцами длинных чешуйчатых ног и заливается звонким хохотом. Вертит головой по сторонам.

–Надо Ййр щёлкать,– выговаривает она с убеждённостью, найдя подсобщика обожающим взглядом.– Чтоб так красиво как никто!

Сэм не оборачивается, усмехнувшись.

–Ну, его я уже как-то пощёлкал. Ещё до того, как мы тебя встретили.

Тоже ведь правда. Хотя те несколько кадров Сэм снял не по собственной воле, а проявлять их даже не планирует.

–Тогда Ришка, Рина, красота, щёлкай,– не унимается маленькая страфиль, не отводя восхищённого взора от чего-то за плечом Сэма.

Сэм оглядывается и видит Рину, обыкновенную Рину с её курносым профилем, с растрёпанными ветром волосами. Красная майка завязана по-дурацки над бледноватым животом. Крупный песок прилип высоко на бедре, смокшем от водяных брызг. Мать Сэма в разговорах с подругами жалела Рину: никакой настоящей породы, счастье, что даже не пытается лепить из себя красавицу – это выглядело бы жалко, с её-то лицом и сложением!.. Но прямо теперь рядом с ней орчара, поджарый, подвижный, тёмный, весь собранный из жил и костей, а девушка просто преступно хороша.