Вернувшиеся - Джейсон Мотт Страница 44

Несмотря на тот факт, что в сравнении с Рочестером — расстрелом немецких солдат и одной еврейской семьи — ситуация выглядела гладкой, как масло, Бюро не хотело распространения бунтов. Поэтому во всех лагерях повышался уровень безопасности. Железная рука правительства давила на подчиненных, и теперь Люсиль могла навещать мужа и сына только раз в неделю. Поскольку школа никогда не предназначалась для удержания заключенных и так как на ее территории скопилось слишком много людей, по лагерю прошел слух о расширении их центра временного содержания. С одной стороны, это могло бы дать людям больше пространства, но с другой — позволило бы согнать сюда новых арестантов. Харольд считал подобную идею очень опасной.

Вода в Аркадии перешла в разряд дефицита. Она еще имелась в лагере, но выдавалась по строгому рациону. Нормированные порции пищи тоже указывали на плохие условия жизни, но вода по рациону казалась просто драконовской мерой. Хотя никто из заключенных не умирал от жажды и некоторым везучим людям удавалось принимать душ по разу в три-четыре дня. Естественно, почти никто не мог держать одежду в чистоте, однако находились и такие гении.

Поначалу все это казалось незначительной помехой — нелепой и даже забавной. Все улыбались, держали вилки с поднятыми вверх мизинцами, расстилали на коленях бумажные салфетки и аккуратно поправляли воротники рубашек. Если что-то проливалось, люди чистили пятна с намеком драматизма и важности. Вначале каждый боялся вести себя неправильно; боялся позволять невзгодам менять их быт и то, кем они были.

Многие заключенные сохраняли достоинство, словно их заточение могло внезапно закончиться и уже в конце дня они, вернувшись домой, могли бы прилечь на кушетке перед телевизором, чтобы посмотреть любимое реалити-шоу. Но недели превращались в месяцы, а никого из арестантов не отпускали домой. И не было ни кушеток, ни телевизоров. Поэтому, когда прошел первый месяц, более старые сидельцы осознали истину. Они поняли, что не вернутся в свои семьи. И поскольку ситуация с каждым днем становилась все хуже и хуже, они перестали заботиться о своем виде и о том, как их воспринимали другие люди.

Бюро не могло заботиться о санитарии центров временного содержания. При таком огромном количестве арестантов все силы организации уходили на снабжение лагерей водой, медикаментами и пищей. В восточном крыле школы из-за частого употребления сломались туалеты, и это не остановило людей от посещения кабинок. В конце концов, дело кончилось тем, что там возникла ужасная антисанитарная ситуация. Другие люди просто перестали заботиться о гигиене. Они удовлетворяли свои нужды там, где получали минутную приватность. Некоторые даже не нуждались в приватности.

Неудивительно, что арестанты начинали злиться. «Вернувшиеся», как и живые заключенные, были недовольны лишением свободы против их воли. Они страдали от тоски и желания соединиться со своими родными и близкими людьми. По крайней мере, многие из них хотели вернуться к полноценной жизни. У других пока не было точной идеи, зачем им хотелось на свободу, однако они тоже понимали, что заключение в концентрационном лагере не входило в их первоначальные планы. Отовсюду стало доноситься сердитое ворчание. «Вернувшиеся» теряли терпение. Любой сторонний наблюдатель мог бы догадаться, что здесь зарождалось восстание.

Все несколько прошлых недель — ежедневно после пяти часов утра — полдюжины жителей города просыпались от телефонных звонков Фреда Грина. Он никогда не приветствовал их и не извинялся за свой метод столь раннего пробуждения. Его грубый и резкий голос кричал: «Будь на месте в течение часа! Принеси жратвы, чтобы хватило на день. Мы нужны Аркадии!»

В первые дни протеста немногочисленная команда Фреда держалась подальше от вооруженных солдат и от ворот, где автобусы выгружали привезенных «вернувшихся». В то время они еще не решили, кого сводить с ума: правительство или оживших мертвых. Да, «вернувшиеся» являлись ужасными и неестественными созданиями. Но разве правительство было лучше? Ведь это власть захватила Аркадию. Это правительство привезло сюда солдат, чиновников в костюмах и строителей в касках.

Протестные акции оказались тяжелой работой — более нудной, чем они ожидали. Парни проходили через периоды затишья и всплеска энергии. Их глотки постоянно болели. Однако, как только очередной автобус с пыхтением появлялся на улице и направлялся к местной школе, Фред и его команда, собираясь с духом, начинали новую акцию. Они поднимали плакаты и наращивали громкость своих осипших голосов. Они хватали транспаранты, сжимали руки в кулаки и размахивали ими. Когда автобусы подъезжали к лужайке Марвина, парни Фреда подносили плакаты к самым окнам. Бунтовщики кричали: «Уезжайте обратно! Вас здесь не ждут! Убирайтесь из Аркадии!»

Через некоторое время им надоело сохранять дистанцию. Они начали выходить на дорогу, преграждая путь автобусам. Естественно, они были внимательными и сохраняли осторожность. Парни просто заявляли о своих правах на свободу мнения. Они демонстрировали миру, что в городе по-прежнему оставались приличные люди, которые не сидели лениво по своим углам, пока все распадалось на части. Но команда Фреда не желала становиться мучениками. Они и не думали бросаться под колеса машин.

Их план был прост: ничем себя не проявляя, они выжидали момент, когда автобус останавливался перед воротами. Как только «вернувшихся» выводили на проверку, парни Фреда перебегали через улицу, поднимали вверх плакаты и, сердито размахивая кулаками, начинали выкрикивать лозунги. Кто-то даже доходил до того, что бросал камни в группу «вернувшихся». Однако следует признать, что пикетчики вели себя осторожно и старались не наносить серьезных ран кому бы то ни было. Хотя с каждым днем они становились все более смелыми.

Вторая неделя их пикетирования привела к тому, что на посту у ворот, где Фред и его последователи проводили акции протеста, вместо одного часового выставили сразу четверых солдат. Они стояли, держа руки за спинами. Их суровые лица не выражали никаких чувств. Тем не менее эти вояки ничего не делали и старались не провоцировать пикетчиков. Когда автобусы с «вернувшимися» подъезжали к школе, солдаты выходили из сторожки и создавали живую цепь перед протестантами. Люди Грина проявляли уважение к представителям власти. Они по-прежнему выкрикивали лозунги и размахивали плакатами, но не нападали на военных. Их гражданское неподчинение отличалось добрым и хорошим поведением.

В тот день, который оказался значимым для пикетчиков, Фред Грин приехал на их обычное место после шести утра. Когда его машина появилась на подъездной дорожке Марвина, солнце уже почти поднялось над горизонтом.

— Еще один день в этой клоаке, — приветствовал его Джон Уоткинс.

Он сидел в своем грузовике с открытой нараспашку дверью и, высунув одну ногу из кабины, покачивал ею в воздухе. Его радио работало на полную мощность. Из дырявых динамиков разносилась искаженная, но громкая музыка — какая-то песня о нечестных бывших женах.

— Как много я пропустил? — спросил его Фред раздраженным тоном.

Он выбрался из кабины и достал из кузова свой транспарант. Нынешний день он начинал в плохом настроении. После еще одной беспокойной ночи Фред чувствовал себя хуже некуда. И как это часто случается с некоторыми людьми, он решил, что сердитое настроение являлось лучшим способом унять ту непонятную боль, которая жгла его сердце.