Стопроцентно лунный мальчик - Стивен Танни Страница 46

— Слинни, давай сюда! — крикнул из машины Иеронимус. — Опаздываем!

Слинни решительно уселась на обочине.

— Да, Слинни! — позвал и Брейгель, усиленно притворяясь, будто ничуть не стесняется. — Отправляться пора!

— Мальчишки, что же вы делаете? Так и уедете, а эта дрянь пусть валяется на дороге? До мусорного ящика донести никак нельзя?

Брейгель повернул ключ в замке зажигания. Хилый мотор натужно закашлялся, почти заглушив ответ Иеронимуса.

— Поехали, Слинни! А то девочка с Земли решит, что мы не придем!

Слинни встала, подобрала пакеты и решительно зашагала к мусорному контейнеру. «Пейсер» медленно катился за ней. Слинни с трудом затолкала мусор в переполненный контейнер, вместимостью в полсотни таких пакетов. Несколько чумазых колибри вспорхнули над контейнером и зависли, выжидая, пока она уйдет. Из пакета посыпались бутылки, одна разбилась. Запахло прокисшим пивом. Слинни, морщась, вернулась к машине и забралась на пассажирское сиденье рядом с Брейгелем. Иеронимус остался сзади. После того как часть мусора выбросили, здесь стало попросторнее.

Брейгель оказался настолько же внимательным водителем, насколько в обычной жизни был разгильдяем. Он вел машину так осторожно, что становилось даже скучновато. «Пейсер», виляя из стороны в сторону, продвигался через путаницу туннелей. Брейгель не отрывал глаз от дороги.

— Эй! — окликнул Иеронимус. — Брейгель, у тебя точно есть права?

Брейгель не услышал вопроса, целиком сосредоточившись на вождении.

— Гм, значит, так… — бормотал он себе под нос. — После третьего светофора свернуть налево, по бульвару Королевы Марии на север три километра, поворот номер сорок три, а там выезд на шоссе шестнадцать-шестьдесят один и дальше прямо до Зоны первого ЛЭМа…

Сленни сердито сверкнула глазами.

— Ау! — Она даже не могла заставить себя произнести его имя. — Ты что, не слышишь? Иеронимус спросил, есть ли у тебя водительские права.

Брейгель смотрел прямо перед собой, вцепившись в руль потными руками.

— Есть, есть, не волнуйся. Просто не хочу, чтобы полицейсы ко мне цеплялись.

— Если права есть, почему ты боишься полиции? — удивилась Слинни. — Разве тебя разыскивают?

— Нет. Если б разыскивали, загребли бы прямо в школе, и все дела.

— Тогда в чем дело? Почему ты едешь, как старая бабка?

— Я еду, как старая бабка?!

Иеронимусу жутко надоело слушать, как Слинни препирается с Брейгелем. Брейгель и так вел машину из рук вон плохо, а когда его отвлекали, он еще сбрасывал скорость. Вечер только начинается, а уже от тоски не знаешь куда деваться!

На бульваре Королевы Марии машин было невпроворот. «Пейсер» застревал на каждом светофоре. Субботний вечер, жители Моря Спокойствия оживились, прямо-таки всеобщее веселье: автомобили гудят, неоновые огни сверкают, на тротуарах теснятся пешеходы.

— Чтоб их всех феи забрали! — буркнул Иеронимус. — В жизни не видел таких толп на бульваре. Сегодня праздник какой-нибудь, что ли, а я и не знал?

Слинни сердито обернулась. Она была такая красивая… Синие волосы, фиолетовые линзы, высокие скулы… И это пончо…

«Я люблю тебя, — сказал он мысленно. — Люблю, но почему-то еду встречаться с другой девчонкой. Ее я тоже люблю… Только я уверен, что ее там не будет, но ужасно хочется, чтобы была. Если она там — значит, наши глаза на самом деле не могут видеть будущее, и мы с тобой не такие уж ненормальные. А если она вернулась на Землю — значит, все правда, и тогда мне конец и тебе, Слинни, тоже. Рано или поздно нас арестуют и заставят водить корабли через всю Солнечную систему. Мы всю жизнь так и проживем песчинками, затерянными в космосе. Исход предрешен: нас поймают, засудят, разлучат, и все равно я не могу тебе сказать простую правду — как много ты для меня значишь. Только благодаря тебе я еще жив в этом кошмарном мире неона и защитных очков, ботанов и дебилов, отцов-неудачников и вечно плачущих матерей, в мире, где искусственные люди дышат искусственным воздухом, а запретная Земля смеется над нами с вышины, вся отравленная радиацией, дымом, грязью и безумием…»

Слинни все еще смотрела на него с переднего сиденья. Движение на бульваре совсем остановилось. Прохожие по всей улице начали собираться группами. Громко загудела какая-то машина, тысячи разговоров сливались в единый ровный шум, почти заглушавший урчание мотора.

«Что она смотрит?»

— Значит, так, — сказала Слинни. — Эта девочка с Земли…

— Я тебе рассказал, что произошло.

— По болтофону нельзя нормально разговаривать. А в этой куче металлолома, которую твой друг зовет машиной, ты можешь все рассказать подробно — никто не услышит. Даже мой сегодняшний поклонник так трясется над дорогой, что ничего вокруг не замечает.

Это была правда. Машина потихоньку ползла вперед, а Иеронимус, глядя в лицо Слинни над спинкой переднего сиденья, стал рассказывать о том кошмарном, волшебном вечере. И о поцелуе тоже.

— Она тебе нравится?

— Что значит — нравится?

— Ну, в смысле — ты ее любишь?

— Не знаю.

— Ты не можешь не знать! Она попросила показать ей твои глаза — и ты показал.

Как тихо она сидела… Неподвижно, словно каменная. Может быть, все женщины так себя ведут, когда им грустно? Ни разу не пошевелилась за все то время, что они простояли в пробке на бульваре Королевы Марии. Так и застыла вполоборота, будто на фотографии. Зачем она спрашивала? Их с Иеронимусом разделяли две пары фиолетовых линз. Любит ли он ту земную девочку — кажется, это волновало Слинни даже больше, чем совершенное им вчера преступление. Ей важно было знать. Ты ее любишь? Любишь?

На самом деле Иеронимусу больше всего на свете сейчас хотелось вскочить, схватить Слинни за руку и убежать вместе с ней, бежать долго-долго, подальше от Брейгеля с его полудохлой машиной, от неона, от небоскребов и шоссе, убежать в луга, где никого нет и светит только грязно-бурая планета над головой, и там наконец-то сделать то, о чем они оба думают с той минуты, когда впервые встретились: снять очки и посмотреть друг на друга.

— Девочку с Земли?

— Кого же еще?

— Да. Я люблю ее.

Слинни еще секунды три смотрела на Иеронимуса, а потом медленно отвернулась. Прошла минута. Ему было трудно дышать. Зачем он ей сказал? Зачем? «Я сам не соображаю, что говорю».

Зажегся зеленый свет, «пейсер» дернулся и свернул влево, на шоссе 16–61. Пробка осталась позади, и казалось, дальше предстоит спокойная поездка до самой Зоны первого ЛЭМа.

Слинни опустила стекло со своей стороны. Ветер ворвался в окно и растрепал ее синие волосы. Пряди четко выделялись в свете фар встречных автомобилей. «Пейсер» прибавил скорость. Лунный пейзаж проносился мимо, сверкая неоном. Движение было довольно оживленное: впереди теснились тысячи машин, едущих в том же направлении. До самого горизонта раскинулись жилые кварталы, над ними в красном небе плыли сотни мега-крейсеров. Иеронимус уставился в затылок Слинни и чувствовал только, как ноет сердце.