Так хочет Бог - Андрей Муравьев Страница 49

Тут уж понял Захар, что медлить нельзя. Не будут его расспрашивать, порубят через минуту.

На третий удар викинга, он пошел на сближение, принял древко секиры на копье. Норманн сверкнул мечом в левой руке, но Захар, зная их манеру боя еще по Хобургу, ждал удара и сам толкнул противника, что есть силы. Тот качнулся, да назад отшагнул. В темноте только не рассчитал немного, к краю стены добрался. Почувствовав, что нога уходит в пустоту, дернулся, выпрямился струной, да только Захар напора не сбавил – полетел викинг со стены птицей страусом. Снизу еще чмякнуть не успело, как Захар развернулся к двум оставшимся противникам. Один из них только на руках через край переваливался, второй, увидев смерть товарища, щит из-за спины тянул. Его то русич копьем и ударил, в живот метя. Норманн, даром что увалень, шустрый оказался, увернулся ужом и отпрыгнул подальше, споткнулся, полетел наземь, чертыхаясь.

У башни, за спиной норманна, крики раздались, это опоенный напарник прочухался и подмогу зовет. Только ту помощь еще дождаться надо.

А Захар, используя паузу, на того, кто еще взбирался на стену, бросился. Викинг в проеме между зубцами уже сидел, но зажат весь, деваться некуда и оружие за спиной. Топор русича на наручье попробовал принять. Толстое железо выдержало, а вот кость хрустнула, повисла рука. Лангобард зубы сжал, будто и нет раздирающей боли, нож с пояса вытащил и… полетел вниз от второго удара. Ушел из жизни с оружием в руке, значит.

Дальше пришлось нелегко.

Викинг, что спотыкался, сбоку налетел. Щитом прикрылся, из-под наносника шлема только глаза горят да меч в руке мелькает. И рубит знатно и щитом пробует ударить, ногой пнуть. Погнать не погнал, но от веревки отжал, чертяка! Далеко не идет, ждет, пока товарищи подоспеют. Те же, не совсем увальни тупые, видят, что веревка худая, так по одному, по два лезут.

Охнул викинг, за грудь схватился. Это со спины к нему Ахмет-горшечник добежал, копьем в спину всадил.

Норманн завыл и на Ахмета! Тут уж Захар не подкачал, сработал как надо. Лег налетчик с одного удара. А через мгновение перерубленная палка с рычащими крестоносцами полетела наземь.

…Утром приехал сам Баги-зиян, эмир местный. Долго рассматривал тела убитых, Захара в трофейном шлеме, кольчуге, да с норманнской секирой за поясом, потом языком цокал да с советниками своими расстояние до земли прикидывал.

А перед уходом назначил Захара десятником ополчения, под его командование дал целую башню. Да не обычную башню – тройную. Две колонны поменьше подпирали главную, толстенную громадину. Их так и величали "Три сестры". Так что теперь уйти русичу было легче, благо десятник – это уже, какое-никакое, но командование. Только бежать красноармеец не спешил. Урок ему на пользу пошел. Понял Захар, что готовиться надо лучше. Чтобы не лечь от меча своих же!

Как не спешили Костя и Улугбек к Антиохии, пришлось серьезно пересмотреть планы.

Во-первых, отряд их отстал от основного войска и, следуя в сторону ушедшего похода, постоянно натыкался на разъезды сельджуков, рыскавших вокруг армий паломников. Пугнули одну ватагу конных лучников, отбили вторую… Пошел слух и к ним потянулись охотники на короткий путь в мусульманский рай. Стычка за схваткой, бой за перестрелкой. Очень скоро крестоносцы поняли, что придется им забирать намного южнее, к побережью, где оставались гарнизоны византийцев. В одиночку двигаясь напролом, догнать ушедшие армии становилось невозможно.

Им повезло. Вышли почти без потерь. Только боезапас пришельцев из будущего серьезно пострадал. Патроны – не стрелы, с убитых врагов не снимешь, на поле не подберешь.

У побережья натолкнулись на отряд свежеприбывших из Европы паломников. Подошли к рыбацкому поселку, а в его заливчике пара пузатых торговых корабликов под присмотром четырех византийских галер выгружает запоздавших к выходу из Константинополя добровольцев. Кто-то из германцев припозднился. Через степи не решился догонять, зато додумался нанять пару свободных посудин. Те тоже не дураки – в проливе за Кипром, где море кишело мусульманами, соваться не стали, высадили поближе. Немцы как раз собрались уже морды бить ушлым мореходам, что до войска не довезли, а тут и те самые "божьи пилигримы" подоспели. Радости было и у тех и у других!

Костя же и вовсе едва не расцеловал смуглых моряков, когда узнал, что все суда родом из Анконы и следуют они отсюда прямиком домой. В Анконе у супруги Кости было сразу две лавки. Приказчиков тех лавок он знал, благо, через сеть жены шел на продажу самогон. О приказчиках слышал и капитан, он же хозяин одного из кораблей. Потому договориться с ним оказалось несложно. За мешок серебра и нетонкое золотое колечко итальянец взялся доставить Наталью Алексеевну в руки невестки благородного сеньора. Вместе с мамой Малышев послал одного из валлийцев.

Ходри, кстати, долго упирался. Крестоносцу нельзя возвращаться домой, пока не освобожден град Господа! Нельзя возвращаться – позор! Выручил Улугбек Карлович. Ученый вручил рыжеволосому валлийцу карту побережья Средиземного моря, с отмеченной Антиохией и портами у Иерусалима. Карта была довольно схематической, так как побережье за тысячу лет сильно изменилось, но у большинства мореходов не было и такой. На словах же Сомохов приказал валлийцу, как только Наталья Алексеевна будет в руках невестки, отправляться ко двору ближайшего епископа и передать эту карту в руки папских легатов. Войска паломников скоро подойдут в цитадели Антиохии (если уже не там), а для осады нужны машины, изготовить которых из кустарника невозможно. С византийцами же после того, как Балдуин, брат Готфрида Бульонского, открыто заявил о нежелании передавать кому бы то ни было титул правителя Эдессы, отношения здорово испортились. Возможно, это последние суда, которые они берутся охранять. Потому и идти надо сразу к легату. Только папа сможет отправить не один-два, а десяток кораблей, способных отогнать мусульманских охотников за добычей и добраться до цели. Дерева же на машины, инструментов и железа понадобиться много. Еще и инженеров неплохо уговорить. Почти наверняка, в армиях паломников не много тех, кто умеет строить осадную технику.

Сомохов долго переводил и пересказывал валлийцу письмо для легата. До тех пор долбил, пока Ходри не заучил весь текст наизусть.

Малышев в придачу к части добычи, собранной на пути к берегу, попробовал всучить морякам и канадку. Для переправки в Италию. Но девчушка неожиданно уперлась. Окрысилась, как зверек какой, и шипит, что никуда она не двинется, будет со всеми, пока не доберется до машины, которая ее домой и отправит… Или пока за брата не отомстит… Или… В общем, из отряда ни ногой!

Путешествие через край, разрушенный войной, да смерть единственного близкого человека, видимо, плохо сказались на психике канадки. В последние недели она выглядела немного не в себе, никогда не расставалась с кинжалом, подаренным Сомоховым, часто молилась. По вечерам только солдат отряда задергала. Все с ног валятся, а она просит ее бою на мечах поучить или стрельбе из арбалета. Что сделаешь – учили.

А так, тихая была… Вот, вроде, и тихая, а так на дыбы встала, чуть ли не огнем пыхает.