Счастье волков - Александр Афанасьев Страница 5

С тех пор европейцы имели мало шансов… точнее, совсем никаких. Турецкий театр стал окончательно театром одного актера – теперь на сцене был Эрдоган.

Реджеп Тайип Эрдоган… его можно было бы назвать раскаявшимся правоверным. Но не в том смысле, что он изменил исламу, а в том смысле, что он изменил Европе. Его учил основоположник теории политического ислама Неджметтин Эрбакан, будучи премьер-министром, он популистски совмещал свою приверженность исламу с проевропейским политическим курсом и прогрессивными экономическими взглядами, обеспечившими Турции три пятилетки сильного экономического роста и выведшие ее в региональные лидеры. ВВП в Стамбуле до обвала лиры достигал двадцати пяти тысяч долларов на душу населения, что было в полтора раза больше, чем в России, – захолустье было конечно, беднее. Но пощечина, нанесенная Меркель и Саркози ему – гордому турку! – заставила этого, безусловно, очень неординарного человека многое переосмыслить. Турка нельзя бить по лицу, он выхватит нож. Если европейцы думали, что Турция будет и дальше униженно просить – они сильно ошибались. Очень сильно.

Эрдоган установил связи с Путиным. Ему удалось провести изменения в Конституцию, превратив Турцию из парламентской республики в президентскую. Деятели правящей Партии справедливости и прогресса заговорили о том, что Турция евроазиатская страна и так и должно быть. Европейские турки, которых до сих пор немало, почувствовали себя загнанными в угол.

Было и еще одно… то, что видели далеко не все, но что обостряло социальную обстановку до предела. Быстрый экономический рост Турции привел к взрывному росту населения городов, особенно Стамбула, ставшего с его четырнадцатью миллионами крупнейшим городом Европы, если считать его азиатскую часть одним целым с европейской. Это происходило за счет двух факторов – массового переселения из деревень в города и роста приезжих. В современном Стамбуле огромное количество деревенских людей и еще больше приезжих, география – начиная от Каира и заканчивая республиками Средней Азии. Узбеков в городе уже не менее ста пятидесяти тысяч, здесь они получают зарплату, как минимум в десять раз превышающую зарплату на родине. Приезжающие быстро заместили тех европейских турок, что не выдержали и уехали. Или им помогли – Орхан Памук, лауреат Нобелевской премии мира по литературе, был вынужден уехать из-за травли, после того как он публично признал геноцид армян. Так Стамбул меньше чем за одно поколение обновился, превратившись из турецкого и довольно бедного города в громадный мегаполис, цивилизационный центр Средней Азии, кипящий котел страстей и средоточие нерешенных противоречий, полный людей с деревенской, не городской ментальностью. В политическом плане это такая же бомба, как Киев в две тысячи третьем, готовая рвануть. Только в пять раз больше размером. События переворота лета 2016 года показали, помимо прочего, что со стамбульской толпой уже не справится даже армия. А резкое падение лиры осенью восемнадцатого, проблемы в отношениях с США и продолжающееся просачивание в город беженцев из Ирака и Сирии поднесли к этой бомбе зажигалку. Пока не зажженную…

До вечера работал, хотя работал так себе – все время отвлекали мысли о Джаддиде и его проблемах. Терять такой источник категорически не хотелось, а что будет, если он поймет, что отдавал документы русским, а не англичанам, я и думать не хочу.

Вечером я оставил машину у офиса. Взял другую. Другая у меня стоит на улице, это старый, но в хорошем состоянии «Рено Символ» – помните, такие еще в конце девяностых у нас продавались, пока «Логаны» их не вытеснили. Она так и стояла на всякий случай, купленная за наличные. Угонят – не жалко…

Явочная квартира стояла якобы на продажу, она была примерно в километре от площади Таксим. Комиссар якобы снимал ее, чтобы водить туда баб, второй ключ был у меня. Чего комиссар не знал, так это того, что квартира под ней тоже моя, у него третий этаж, а у меня второй. Обошлось в двести тысяч, но оно того стоило…

Тем более в этой квартире могу отлежаться и я, если что пойдет не так. Или продать.

Остановив машину, я набросил на голову капюшон от флиски и надел темные очки. Выглядит глупо, а капюшон еще и ориентироваться мешает – но лучше так, чем кто-то запомнит, а то и заснимет мое лицо. Не нравится мне это… сон, теперь требование личной встречи…

Пошел по улице… район этот застраивался частично при Ататюрке, частично – поздняя империя, лифтов нет, узкие лестницы, прямо по стенам трубы – это, простите, от сортира. Камни брусчатки… для нас, выросших в типовых многоэтажках спальных районов, это непривычно, но это и не должно быть привычно. Это не типовой спальный район, это город, который существовал еще до Рождества Христова. Этот город требует любви. И принимать его таким, каков он есть…

Осмотрелся… вроде нет никого, но до конца быть уверенным ни в чем нельзя. Что угодно может быть. И кто угодно.

Ладно…

В подъезде темнота, тишина, решетки – воров тут хватает. Осторожно поднимаюсь, прислушиваюсь – никого. И ничего. Знакомая дверь… ключ в замок. Снова прислушиваюсь…

Тишина.

Внутри темно, в воздухе пылинки – я не включаю свет. Понимаю, что тут никого нет – я бы понял, если бы кто-то был.

Закрываю дверь и в последний момент слышу стук входной двери внизу и топот тяжелых ботинок – несколько человек, не один.

Твою мать!

Скорее всего, ждали в соседнем здании.

Закрываю дверь и задвигаю засов, но долго дверь не выдержит. Она деревянная, не стальная – тут стальных нет почти ни у кого. В крохотной прихожей старый холодильник – я опрокидываю его поперек – хоть какое-то препятствие. Но надолго это их не задержит.

Надо бежать. Инстинктивно понимаю, что второй этаж не выход – не найдя меня здесь, они начнут обыскивать дом. Похоже, что Осман все-таки засыпался. И назвал это место. Насколько я знаю местные порядки – МВД захочет само решить дело. Вот и послали коллег комиссара с закатанными рукавами – тех самых, которые тут решают вопросы.

Выбираюсь на балкон. Тут их вообще два, один на улицу, другой во внутренний колодец двора, там жители устроили небольшой садик. Слышу, как ломятся в дверь, кажется, выстрелы. Это совсем плохо…

Третий этаж. Какие-то горшки с цветами, внизу тоже цветы, грядки какие-то…

Ну, спаси Аллах…

Повисаю на вытянутых руках над бездной, потом отпускаю – и валюсь вниз, с грохотом сшибая какие-то горшки. Но падаю на мягкое, даже не вывихнув лодыжку. Сверху на меня сыплется какая-то земля и еще что-то, но главное – я цел и на земле.

Бежать!

Под возмущенные крики бегу на выход – он тут один и узкий, по пути молю Аллаха, чтобы не перекрыли. Рядом что-то шлепается… раз, второй, понимаю, что это выстрелы из пистолета с глушителем. Но стрелок не успевает – я исчезаю в тесной и узкой арке, под которой никто не ходит. С диким мявом из-под ног прыскает кошка – кажется, я ей на хвост наступил.