Георгиевский крест - Виктор Точинов Страница 5

Подошел к лотку, где народ роился чуть гуще, чем у остальных. Бесполезно… Объектив камеры совсем рядом, пялится вороватым взглядом усатого филера…

Надо искать другой вариант. Имелась неподалеку большая мертвая зона в проходном дворе, но соваться туда под плотным наблюдением не хотелось… Оторвется, но пару отличных мест таким образом Егор уже спалил и там сейчас красуются новенькие камеры.

Пока он раздумывал, у лысого на эстраде иссяк запас речевок. Он выкрикнул что-то прощальное и свалил вместе со своим обслюнявленным мегафоном.

Еще один оратор? Или концертный номер?

Повезло. Следующим шло выступление фемусек. Что внушало надежду…

Группа оказалась из новых, наплодившихся. На приличную студийную фонограмму девчонки не заработали, выступали с живым звуком. Звук оказался поганейшего качества, громадные динамики безбожно искажали что высокие частоты, что низкие. Ни слова не разобрать. Да и не стоило оно того, наверное… Известно, какие из фемусек стихотворцы. Такие же примерно, как певицы.

Броуновское движение на площади приобрело более упорядоченный вид, народ потянулся к эстраде. Потянулся и Егор. Хоть и жиденькая, но все же толпа собирается.

Семеро девчонок в балаклавах били по струнам электрогитар, выкрикивали что-то не мелодичное. И танцевали — если счесть танцем высокое задирание ног, обтянутых разноцветными лосинами.

Торсы у фемусек, разумеется, оказались полностью обнажены, хотя на улице было градусов десять-двенадцать, не больше. Короче, в царство свободы дорогу грудью проложим себе… Если не отморозим ее раньше.

Цель благая, но вот средство для ее достижения подкачало.

Сиськи у выступавших девиц были, как бы помягче выразиться… Егор пытался найти мягкий эпитет, не получилось. Сиськи были. И только. А жаль, в ином случае толпа могла бы собраться погуще…

Лишь одна из фемусек оказалась, по мнению Егора, девкой годной, непонятно как и зачем прибившейся к феминисткам. Но она, как на грех, держалась позади трех солисток, на подпевке-подтанцовке, да еще и с краю, почти скрытая аппаратурой. Но зрители концентрировались у эстрады так, чтобы получше разглядеть именно эту бэк-вокалистку.

Двинулся туда и Егор. Не пялиться на прелести певуньи, разумеется. Гораздо больше его интересовали те, кто пялился сейчас на него. Он затылком ощущал липкие взгляды филеров… Вот так, пожалуй, хорошо. На дальние камеры плевать, а в кадр ближайшей попадают спина и затылок Егора в окружении других спин и затылков. И эстрада попадает, что важнее.

Исполняемая фемуськами композиция подходила к концу. Холодновато все же для таких выступлений. Все участницы группы двинулись вперед, к самому краю эстрады.

Егор потянул вниз молнию куртки, вынул из внутреннего кармана мобильник, нерабочий, как раз для таких реприз предназначенный. Вполне замотивировано, многие парни снимали выступление.

Фемуськи выдали нечто громкое и финальное, все разом подпрыгнули, подняв над головами руки. И в этот момент Егор уронил мобильник. Матернулся, нагнулся… Никто из окружающих на него не глядел.

Хотелось надеяться, что у экранов наблюдения дежурили все-таки мужики… И хотя бы на секунду-другую отвлеклись на крупный план фемуськиных прелестей, подпрыгнувших вместе с владелицами.

Двух секунд Егору вполне хватило. Сдернул куртку, вывернул наизнанку, мгновенно натянул снова — отрепетированными, выверенными до микронов движениями. Снял бейсболку, скомкал, пихнул в карман. Все делал на ходу — одновременно быстро смещался влево, буравя толпу, по-прежнему согнувшись, скрываясь за спинами. Мобильник подобрал, пригодится.

В нескольких метрах — и в зоне наблюдения другой камеры — из-за спин зрителей вынырнул уже иной человек. Куртка не просто изменила цвет, но и выглядела теперь более молодежной. Пластику движений Егор тоже постарался изменить: стал двигаться более энергично, подпрыгивал, размахивал рукам — точь-в-точь как собравшийся вокруг молодняк. В общем, если смотреть со спины — помолодел лет на пятнадцать. А то и на двадцать.

Фемуськи раскланялись, затем вновь подпрыгнули, повторили свой финальный вопль, — и убежали отогреваться. Публика похлопала, но без фанатизма. На эстраду колобком выкатился ведущий митинга — низенький, краснощекий, весьма упитанный, — и начал представлять очередного народного трибуна.

Толпа редела на глазах, многие вообще уходили с площади. Ушел и Егор, не стараясь обойти патрульных, прошагав совсем рядом. Кайманы смотрели своим обычным, ничего не выражающим взглядом. Патрульные-люди равнодушием соперничали с пресмыкающимися коллегами.

Оторвался?

Скорее всего да. Но лучше подстраховаться. Теперь можно и во дворы, в мертвую зону. Для полной гарантии.

— Зачем нам приметы бандерлога? — поинтересовался Кружилин. — Один ведь, наверное, тут такой… Все-таки не город, помоек нет, старушки жалостливые тоже не подкармливают.

Вопрос прозвучал риторически, но Дикобраз тут же откликнулся:

— Х-хе, один, скажешь тоже… Ты что, в парке здешнем давно не бывал?

— Давненько… — признал Кружилин. — С курсантских времен… С шестнадцатого года, или с семнадцатого, когда они тут юбилей Павловска справляли…

— Вот-вот. А нынче в парке бандерлогов — тьма. Ну, может, не совсем тьма, а просто все они вдоль самых людных аллей трутся. Туристы и рады: фоткают, видео снимают, бананы дают… Внутри, недалеко от главного входа, даже ларек специальный есть — бананы, ананасы, прочие финики. Чтоб было чем угостить, значит.

— Понятно. Раньше белок здесь так кормили, с ладошки.

— А белки того… не осталось белок… Да и птиц совсем мало теперь. Видать, с одних бананов сыт не будешь.

Едва разговор свернул на еду, кружилинский желудок вклинился в него со своей безмолвной и возмущенной репликой: что за дела, хозяин, где моя законная утренняя порция?!

Кружилин полез в карман, достал фляжку — плоскую, металлическую. Из другого — три стопочки-наперстка, вложенных друг в друга. Подозвал коллег. Утро холодное, неплохо бы согреться.

Пашка-Дикобраз все понял с полуслова, а Проничев протормозил — стоял, держа свой ПМС, как женщина держит младенца, с задумчивым видом глядел куда-то вдаль… И отреагировал только на второй оклик.

Выпили, закусили, раскулачив карман майорской куртки, там оказались бутерброды с ветчиной.

— Хороший коньяк, — сказал Дикобраз.

— Дагестанский, — сказал Кружилин.

А майор Проничев сказал нечто странное:

— Водки бы сейчас…

— Ну и вкусы у тебя, Сергеич… — покачал головой Кружилин. — Водка после коньяка… фи…

— Как отстреляемся, я сбегаю? — вкрадчиво предложил Дикобраз.

— И не мечтай, — отрезал майор. — Я о другом… Вспомнил прадеда… У него день рождения сегодня… Я когда мелкий был, бабка каждый год сюда всю семью вывозила в этот день.

Конец ознакомительного фрагмента