Ночная охота - Юрий Козлов Страница 5

— До сих пор присылают? — изумился Антон. — Неужели этот… министр все еще в правительстве?

— На документах факсимиле, — быстро ответил Гриша, и Антон понял, что его очень волнует этот вопрос. — В правительстве кто как. Кто год — и голову на плаху. Кто — пока своей смертью не умрет. Они там, — понизил голос, словно кто-то мог их подслушать за столом в забытой Богом глуши, — открыли способ, как до двухсот лет жить… Бюджет принимали на десять лет, — с тоской посмотрел на истаивающую свечу. — В этом году десять лет кончаются.

— Как же ты получаешь довольствие?

— На вертолетах привозят раз в месяц. Еще и с летчиками делюсь, мать твою… Они в скафандрах: «Чего никак не загнешься, безногий? На какую мразь продукты изводят!» Я: «Да тут, ребятки, секретный объект, упаси Господь нас обидеть, пойдете под трибунал…» Хорошо еще, каждый раз экипажи разные.

— За последних на земле инвалидов! — поднял кружку Антон.

На черной Гришиной щеке блеснула сентиментальная слеза.

— Кто поработал со столбом?

Гриша молчал, видимо пересчитывая в уме последних на земле инвалидов.

— Тут есть еще кто-нибудь, кроме вас?

— А? Старуха одна ходит. Умелая бабка, но куда ей… Я, парень, сам не знаю про столб. Там, — ткнул пальцем вверх, — такого средства точно нет.

— Старуха-инвалидка?

— Руки-ноги есть, — усмехнулся Гриша, — подробнее не рассматривал, больно дремучая, — голова его вдруг упала на плечо, изо рта капнула слюна. Гриша был укороченным человеком — чтобы опьянеть, ему требовалось меньше спирта.

— Раз к тебе прилетают на вертолете, значит, тебе нужны деньги, — растолкал его Антон. — У меня есть. Продай мне жратву!

— Какие у тебя деньги? Кара-рубли? — сонно хрюкнул Гриша. — Я с ними спиртом… За спирт не то что вертолет, мать родную…

— Новая рупия крепчает с каждым днем! — заверил Антон.

— Новая рупия? — Гриша как будто уже и протрезвел, и смотрел на Антона, как хитрый бухгалтер. — Не слышал я про такие деньги.

— Да ты что, самая надежная континентальная валюта! Не волнуйся, — похлопал старшину инвалидов по плечу Антон, — я тебе и крышу починю, и бабу поймаю.

— За бабу полцарства… — пробормотал Гриша, — а то, понимаешь, приходится… черт знает что… — и захрапел, оставив Антона додумывать, что именно приходится.

Под расстегнутой рубашкой на шнурке вместе с волосатым брюхом туда-сюда ходила связка ключей от подвала с припасами. Было искушение овладеть ключами, но Антону не понравились быстрые Гришины протрезвления. Он допил спирт, задул свечу и пошел спать.

Проще всего было пристукнуть да закопать эту неизвестно откуда взявшуюся старуху, чтобы не злиться, не ломать голову: кто она, что делает, зачем здесь ходит?

Антон бы остался у инвалидов, если бы вся их жизнь не сводилась к последовательной физиологии. За десять лет уединенного существования инвалиды сильно отдрейфовали от берега людей. Сытость резко упростила их разум. Идеалом жизни для них стал хлев. Бывший член парламента Гриша и мычащий на немецком диалекте Теллер были скорее исключением из правила.

Антон ничего не имел против инвалидов, пока не заметил, что сам начал облизывать после еды и совать за голенище ложку, поплевывать на пол, рыгать и ковырять в носу. При инвалидах ему, в общем-то, не о чем было думать, кроме работы. Работа в свою очередь была элементарна и не предполагала головоломок. Антон возмечтал об одиночестве, о работе, не выключающей, но бодрящей разум, то есть работе на себя.

Пока он клал печь, чинил крышу, Гриша исправно кормил его, угощал спиртом. Отремонтировав крышу, Антон сходил в лес, достал припрятанные деньги — сомнительные новые рупии, имеющие хождение в провинции, где находилась его школа.

Перед побегом он украл из купе сопровождающего толстый конверт с «выпускными-подъемными» для команды трудфро. По закону деньги им должны были выдать сразу по прибытии на новое место. Однако никто никогда никаких подъемных выпускникам не выдавал. Наоборот, выпускники неизменно оказывались в должниках у государства.

Антон не хотел бежать один, но все, кого он звал, даже лучший друг Бруно, отказались. «Спятил? Едем вниз, там тепло, там море! Мы не знаем этих мест. Тут же Европа — дикари!» Антон понял, что бежать придется одному и немедленно, пока сопровождающий — пьяный — спит, пока не хватился денег, пока на Антона не настучали.

«Все валите на меня», — отдал половину денег одноклассникам — иначе бы не отпустили, — вытащил из рюкзака железный прут, двинулся к тамбуру, где дежурил — тоже пьяный — вооруженный охранник. Сопровождающий и охранник начали пропивать их «подъемные» еще до того, как погрузились в поезд. Мимо окон в черных лесах, без единого огонька, проносилась забытая Богом неприветливая Европа.

Таким образом, помимо дезертирства, нападения на охранника в неведомых, но все пронизывающих, информационных компьютерных сетях за Антоном отныне значилось и ограбление общественной кассы, то есть присвоение чужой собственности, одно из самых серьезных по законам страны преступлений.

За половину новых рупий с изображением солнца на одной стороне и звездного неба на другой Антон приобрел у недоверчиво их ощупавшего Гриши пять ящиков мясных консервов, мешок муки, соль, три коробки каменного пресного печенья, брикет распухшего, революционно переросшего упаковку, отсыревшего чая. Гриша, естественно, навязал траченный товарец, но и Антону с его новыми рупиями было не до жиру.

Настало время подумать о жилище.

Гриша не хотел отпускать его, но Антон сказал, что, во-первых, он сделал все, что обещал, во-вторых, ему надо поохотиться на зверей, чтобы встретить холода в шубе, в-третьих, поймать для Гриши бабу, в-четвертых, ему крайне не понравились вертолетчики в противорадиационных скафандрах, пытавшие Гришу насчет заплат на крыше. Один так и вовсе снял шлем, расстегнул до пупа скафандр, демонстрируя тем самым неверие в здешнюю смертельную радиацию. В-пятых, он поселится где-нибудь поблизости, будет по-соседски захаживать к Грише.

— В-шестых, тебе не по душе, что мои ребята не пользуются салфетками и испражняются где попало, — проницательно продолжил Гриша. Он мрачно посмотрел на Антона, как бы сожалея, что упустил единственную возможность навсегда оставить его при себе, а именно — сделать полноценным инвалидом. Антон подумал, Бог, не иначе, уберег его.

Гриша сказал, что в двух километрах за оврагом — поселок, летние дачи. Во время последнего восстания держателей ценных бумаг все, естественно, было сожжено и разрушено, но под некоторыми дачами котельные, там вполне можно жить.

— Как только устроюсь, приду за провизией, — строго предупредил Антон Гришу, потушив в душе вспыхнувший было огонь сомнения. Деваться было некуда. Ходить с провизией по незнакомым местам он не мог — слишком тяжело. Не мог и спрятать в лесу — звери сожрали бы в мгновение ока.