Гимн Лейбовицу - Уолтер Миллер-младший Страница 51

Разъяренный офицер пробормотал проклятие и сделал попытку высвободиться из рук товарищей.

– Отведите его в комнату и караульте, пока не остынет, – сказал им тон. – Чтобы он не расправился с тем безумцем.

– Я в ужасе, – сказал Таддео аббату, когда взбешенного офицера увели. – Они не мои слуги, и я не могу ими командовать. Но я обещаю вам – он попросит у вас прощения и немедленно уедет. А если откажется, то еще до полудня завтрашнего дня скрестит свой клинок с моим.

– Никакого кровопролития! – взмолился священник. – Это пустяк, давайте все об этом забудем. – Его лицо посерело, руки дрожали.

– Он попросит прощения и уедет, – настаивал тон Таддео, – иначе я сам его убью. Не бойтесь, драться со мной он не посмеет – ведь если он победит, Ханнеган посадит его на кол на площади, а его жену заставят… Не важно. Он вымолит прощение и уберется отсюда. Все равно, мне очень стыдно за то, что произошло.

– Я должен был сразу вышвырнуть Поэта. Это он все спровоцировал, а я не смог его остановить.

– Что могло его спровоцировать? Ложь глупого бродяги?.. Правда, Джосард повел себя так, словно обвинения Поэта имели под собой основания.

– То есть, вы не знаете, что они действительно готовят полный отчет о том, какую ценность представляет аббатство в качестве крепости?

У тона Таддео упала челюсть. Он недоверчиво посмотрел сначала на одного священника, потом на другого.

– Это правда? – спросил он после долгой паузы.

Аббат кивнул.

– И все-таки вы позволили нам остаться.

– У нас секретов нет. Ваши спутники, если хотят, могут проводить подобные изыскания. Мне и в голову не придет спрашивать, зачем им эти сведения. А предположения Поэта, конечно, чистой воды фантазия.

– Конечно, – слабым голосом отозвался тон, не глядя на аббата.

– Разумеется, ваш монарх не собирается предпринимать никаких агрессивных действий против этой страны, что бы там ни намекал Поэт.

– Разумеется.

– А даже если и собирается, то, я уверен, что мудрые советники направят его – помогут понять, что наше аббатство обладает многократно большей ценностью как хранилище древних знаний, а не как цитадель.

Тон уловил в голосе священника скрытую мольбу о помощи и немного подумал, ковыряя еду на тарелке.

– Поговорим об этом снова до моего возвращения в коллегию, – тихо пообещал он.

* * *

На банкет словно упала тяжелая удушливая пелена, однако она постепенно стала рассеиваться, когда после ужина монахи во дворе запели хором, и совсем исчезла, когда подошло время лекции. Неловкая ситуация была исчерпана, и все вновь стали дружелюбными.

Дом Пауло провел тона к кафедре; вслед за ними на подиум поднялись Голт и секретарь тона. Аббат представил тона, и за его словами последовали бурные аплодисменты. Затем наступила тишина, как в зале суда перед объявлением приговора. Ученый не был одаренным оратором, но монахов его вердикт, похоже, удовлетворил.

– Я был удивлен тем, что мы здесь нашли, – сказал он. – Несколько недель назад я бы не поверил – а я и не верил, – что подобные документы могли пережить гибель предыдущей могучей цивилизации. Мне до сих пор сложно в это поверить, однако факты заставляют нас принять гипотезу о том, что документы подлинные. То, что они сохранились, само по себе невероятно, но еще более фантастично – для меня, – что их не заметили уже в этом столетии, до сего момента. В последнее время появились люди, способные оценить их потенциал. Что сделал бы с ними тон Кашлер – даже семьдесят лет назад!

Монахи заулыбались, услышав, что великий ученый столь благосклонно отнесся к Реликвиям. Интересно, подумал Пауло, почему они не распознали ноту недовольства – или подозрения? – в голосе лектора.

– Знал бы я об этих источниках десять лет назад, – говорил тем временем тон, – и в большей части моей работы по оптике не было бы необходимости.

Ага, значит, вот в чем дело! Тон выяснил, что некоторые из его открытий – всего лишь повторы, и расстроился. А ведь ему должно быть понятно, что в течение всей своей жизни он будет лишь восстанавливать утраченные труды; каким бы талантом он ни обладал, он может сделать лишь то, что уже удалось другим, до него. Так будет и впредь – до тех пор, пока мир не достигнет того же уровня развития, что и до Огненного Потопа.

Тем не менее находки произвели впечатление на тона Таддео.

– Срок моего пребывания здесь ограничен, – продолжал он. – Судя по тому, что я здесь видел, двадцати специалистам понадобятся десятки лет для того, чтобы извлечь из Реликвий всю доступную для понимания информацию. Физики обычно применяют индуктивные рассуждения, а затем проверяют их в ходе экспериментов, однако здесь задача на дедукцию. Из разрозненных фрагментов общих принципов мы должны выхватить частности. В некоторых случаях эта задача может оказаться невыполнимой. Например… – Он достал пачку листов с пометками и быстро их просмотрел. – Вот цитата, которую я откопал внизу, в подвале. Она – из четырехстраничного фрагмента книги, которая, возможно, посвящена сложным проблемам физики. Быть может, кто-то из вас уже ее видел. «…И если пространственные элементы доминируют в выражении интервала между точками событий, такой интервал называется пространственноподобным, так как в этом случае можно выбрать систему координат – принадлежащую наблюдателю с допустимой скоростью, – в которой события кажутся одновременными и, следовательно, разделенными только пространством. Если же интервал является временеподобным, события не могут быть одновременными в любой системе координат, однако существует система координат, в которой элементы пространства исчезают полностью, так что между событиями остаются исключительно временные различия, id est, они происходят в одном и том же месте, но в разное время. Теперь, изучив экстремумы реального интервала…»

Он хитроумно улыбнулся и оглядел публику.

– Кто-нибудь из вас видел этот текст в последнее время?

Море лиц осталось непроницаемым.

– Кто-нибудь вообще его видел?

Корноэр и еще двое монахов осторожно подняли руки.

– Кто-нибудь понимает, что все это значит?

Руки быстро опустились.

Тон усмехнулся.

– Далее следуют полторы страницы уравнений, где к некоторым из наших фундаментальных принципов относятся так, словно они вовсе не фундаментальные, а эфемерные, изменяющиеся в зависимости от точки зрения. Текст заканчивается словом «поэтому», но часть страницы сгорела, а с ней – и вывод. Однако рассуждения безупречны, а математика настолько элегантна, что вывод способен написать и я. Вывод может показаться безумным, – но и рассуждения начинаются с невероятных вроде бы предположений. Может, этот текст – шутка? Если нет, то какое место он занимает в общей схеме наук древних? Что является необходимым для его понимания? Что из него следует и как его можно проверить? Вот вопросы, на которые я не могу ответить. Я привел только один пример из множества загадок, скрытых в столь долго хранимых вами бумагах. Рассуждения, которые никоим образом не касаются данной нам реальности – это область ангеологов и теологов, а не физиков. И все же найденные документы описывают системы, которые совсем не затрагивают наш опыт. Быть может, древние умели ставить эксперименты и в этой области? Так указывают определенные материалы. Автор одной статьи говорит о превращении элементов – которое, как мы недавно установили, является теоретически невозможным – и затем добавляет «эксперимент показал». Как такое может быть? Возможно, потребуются усилия нескольких поколений, чтобы оценить и понять все это. Прискорбно, что документы должны оставаться здесь, в практически недоступном месте, ведь для того, чтобы разобраться в них, надо привлечь множество ученых. Уверен, вы понимаете, что здесь совсем не подходящие для этого условия – не говоря уже о том, что у остального мира нет доступа к вашим документам.