Против ветра! Андреевские флаги над Америкой. Русские против янки - Владимир Коваленко Страница 56

— То есть он прав?

— Прав, но со своей стороны. Однако есть и моя правда. Флот.

— А скорее — братья. Или жених.

— И это — правда. Тем хуже для вас — если попытаетесь отобрать у меня медь.

— Снова будете блефовать с револьвером? Теперь-то я знаю, что вы боитесь крови.

— Да, боюсь. Но вас застрелю. А потом, конечно, упаду в обморок…

Слова негромкие — как же они пролетели сквозь стук лопат? Рота каролинской милиции врывается в землю. Еще вчера они бы ворчали. Теперь… Кровь внушает почтение. А один опытный человек превращает беспечных новобранцев в людей, что используют опыт четырех лет войны.

Под лопатами рождаются не редкие ячейки — длинная, изломанная множеством углов траншея.

В ход идут и мешки с рудой, но эти — артиллеристам, пушки к утру не окопать, значит, следует хотя бы выложить бруствер. Деревянные настилы — грубые, но крепкие, чуть скошенные в сторону моря — готовы. На развертывание тяжелых орудий обычно отводятся сутки. А есть одна ночь. Успеют ли? Но мальчишки рады — рыть приходится «как под Фредерикой», по-настоящему. Вдруг и дело будет настоящее? Шанс доказать отцам и старшим братьям, что и они — воины, защищающие родной штат. Старики ворчат — это «по-настоящему» для них означает либо дурную работу, либо кровавую баню. Уж лучше первое…

А их командиру приходится еще посматривать за парочкой. Как опоссумы в мешке: нес двоих, донес одного… Ну вот опять — у девчонки в голосе проскакивает злая решимость, как у протестанта, готовящегося согрешить. Поставить собственное спасение на то, что его правота перед Господом выше, чем правота того, кто вот-вот получит пулю.

Однорукий лейтенант это слышит, а капитан из Огасты — нет. А потому командир ополчения роняет — для своих сопляков — несколько фраз. И топает к костру греть единственную руку.

— Капитан… вы ведь военного производства? Впрочем, что я несу… Кадровый капитан сейчас должен быть по крайней мере полковником. И вас быстро вернули из армии в Огасту? И с тех пор… да вы до вчерашнего вообще слона видали?

— Вот примерно после таких слов я и стрелялся с чарлстонским инженером. Только то, что у вас одна рука…

— Да, я инвалид. Инвалид и девчонка — все, что наскребла Южная Каролина. А Джорджия, вижу, по-прежнему бережет «сынков Джо Брауна»… Знаете, сэр, я просто отдам приказ моим мальчикам — что седым, что безбородым. И если трепыхнетесь — вместо дуэли выйдет расстрел. Груз — да, перехваченный флотом, пусть и союзным, — находится у берегов штата Южная Каролина. А представитель штата здесь я. И я имею полное право наложить на него арест — до тех пор, пока судьбу важного товара не решит губернатор.

Берта кивает. Хороший вариант. Губернатор Бонхэм — не Браун, он интересы Конфедерации учитывает, но и он сначала раздаст спорное имущество своим. А прочим — что останется.

— Но он наверняка отдаст медь в Чарлстон! — капитан из Огасты понял, что означает решение судьбы меди в Коламбии.

— Правильно сделает. А то вы нальете пушек… и сложите на склад. И табличку повесите: «Только для войск из Джорджии!»

— Это неправда, — эти слова она произнесла тихо, разглядывая муфту, но вот подняла голову, и голос окреп: — Точнее, правда — про Брауна, но пороховые мельницы в Огасте никому не жалели пороха, и медный завод тоже принадлежит армии, а не штату. Чарлстон не выстоял бы в августе и сентябре, если бы поставки не приходили… не по расписанию — по первому требованию. Но что толку в порохе, если снаряд полетит медленно и неточно? Пушки наших кораблей превратятся в дверные молотки, способные лишь колотить по броне врага. Такие же бессильные перед броней, как и бронзовые «Наполеоны». Потому… потому, прости меня, Господи, но я не могу отдать больше, чем половину руды, что осталась на этом корабле.

И прости, Господи, за то, что, когда могла взять все, отдала так много. Но ведь, не будь армии, флоту нечего было бы прикрывать с моря… Ну, капитан? Согласен? Да. А куда тебе было деваться…

А там, где из песка пытаются создать подобие укреплений, — иной разговор:

— Может, не придут?

— Явятся снова — получат снова.

— Куда им деваться — груз видели. Только явится не патрульный корабль. Янки… Они осторожные, но деятельные. Так что — обычная процедура. Обход, досмотр, обстрел — ну, тут мы первые начали, — доклад. Начальник станции услышит про медь, поймет, как его взгреют, если упустит… И пошлет нормальные силы. Транспорт — принять груз. Транспорт с войсками. Пару кораблей поддержки. Возможно, монитор. Если будет монитор — все, закончить работы они не дадут…

Утро принесло дымы на горизонте.

Еще час тяжелой работы для одних и напряженного ожидания для других. И вот — можно считать. Раз, два… Два колесных парохода — легли поодаль, угольчатая башня монитора… Винтовой пароход… Еще один… Вчера эта сила смела бы любое сопротивление, и с призом поступила — по усмотрению. Скорее всего, точно так же, как капитан Сторм: подогнали мелкосидящий пароход борт о борт да сняли груз. Вот только за ночь на берегу кое-что переменилось. За пехотными позициями высится бруствер, из-за него сурово глядят жерла двухорудийной батареи. Главный аргумент Берты ла Уэрта. Она сама не умеет стрелять из пушек. Но люди, стоящие у этих орудий, — калибр у них странный: 6,4 дюйма или 16,2 сантиметра, если считать по-немецки, зачем-то отцу такая странность понадобилась, — «видали слона». И под Балтимором, и под Фредерикой, и везде. По кораблям им стрелять, наверное, немного непривычно. Но они справятся. Если янки не захватят пушки.

— Они их не возьмут, мисс Уэрта!

Лейтенант морщится. Мальчишка… ему вообще и не следовало бы здесь быть. Но… Должен кто-то перезаряжать револьверы однорукого солдата? Зато получает паек. Лишний рот долой с бедной семьи, отдавшей армии троих.

— Если нас не перемолотят с землей.

Лицо оруженосца сохраняет прежнюю восторженность. Да, быть разорванным на куски тяжелым снарядом кажется ему завидной долей. Не так давно ветрянкой переболел — так удовольствия получил больше, чем страданий. Кто сказал, что заболеть за Отечество менее почетно, чем получить рану?

Невооруженные корабли остановились. Еще несколько минут, и начнется. Девушка ушла на батарею. Да, платье с кринолином не для окопов. Даже в амазонке и на обширной артиллерийской позиции — не слишком удобно…

На бруствер из мешков — на сей раз с обычным песком — лег револьвер. Потом — подзорная труба.

— Буду смотреть. Право, если бы не артиллерия, мне следовало бы отворачиваться при любой схватке!

Здесь — свои. Привыкли, что «мисс Ла» может заявиться на стрельбы. Иные пользуются, что свободна, подходят поговорить. Заводские вопросы. Личные… На иных следует рассердиться, а сил злиться нет. Впрочем, безразличный тон пронимает даже лучше.

— Вас, мистер, следует метлой гнать с позиции. У вас через три дня свадьба, а вы изволите тут голову подставлять. Что скажет ваша Кэт, если вам немного не повезет? Что, подносчиков на замену не было? Ладно. Шестьсот, единовременно… Только извольте остаться в живых — на похороны не дам ни цента.