Распознавание образов - Уильям Гибсон Страница 59

– Хоббс относится к ним как истинный специалист. Думаю, что для него это не вопрос обладания редким артефактом, а вопрос происхождения.

– В каком смысле?

– Эта история с концентрационным лагерем. Представьте: Герцтарк сидит в Бухенвальде, а вокруг смерть, методичное уничтожение, практически полная обреченность. И среди этого кошмара он продолжает работать. А потом приходят американцы, выпускают заключенных, и он оказывается на свободе, сохранив чертежи, ни разу не изменив своей идее. Хоббс преклоняется перед этим триумфом, перед торжеством творческого разума, у которого невозможно отнять свободу.

– Наверное, он сам хочет от чего-то освободиться.

– От самого себя, – кивает Нгеми и сразу меняет тему: – Так чем вы занимаетесь? Там, в ресторане, я не совсем понял.

– Маркетингом.

– Продаете что-нибудь?

– Нет, я ищу вещи... новые стили, тенденции. А потом другие люди, другие фирмы их рекламируют. И еще я занимаюсь экспертизой. Оцениваю эмблемы, фирменные знаки.

– Вы ведь из Америки?

– Да.

– Сейчас такое время... Трудно быть американцем.

Нгеми опускает свою большую, тяжелую голову на спинку кресла. Во втором классе сиденья не откидываются.

– Если не возражаете, я хочу поспать.

– Да, конечно.

Он закрывает глаза.

Кейс смотрит в окно. Разноцветные заплатки полей, солнечные блики в лужах. Когда она последний раз ездила на поезде? Уже и не вспомнить.

Вместо этого она вспоминает, как впервые увидела «нулевой уровень». Платформы обозрения. Неестественное обилие солнечного света. Они как раз извлекали из-под завала погребенный вагон.

Кейс закрывает глаза.

В Борнмуте Нгеми ведет ее по странным переулкам (любой английский город, кроме Лондона, кажется странным) и в нескольких кварталах от вокзала останавливается у небольшого продуктового магазина.

Их встречает серьезный старик в синем переднике без единого пятнышка. Более светлый оттенок кожи, аккуратная стрижка, классический эфиопский нос. Похож на консервативного последователя растафари [26]. Очевидно, владелец магазина. Нгеми обменивается с ним несколькими фразами на непонятном языке, который может быть либо амхарским [27], либо каким-то непроходимым диалектом английского. Присутствия Кейс они будто не замечают. Старик передает Нгеми ключи от машины и целлофановый пакет с несколькими сливами и парой спелых бананов.

Нгеми серьезно кивает – должно быть, в знак благодарности – и подходит к стоящей у тротуара темно-красной зазеркальной машине. Кейс идет следом. Нгеми открывает для нее дверь. Вот это и есть настоящий «воксхолл», думает она. Ничего общего с тем драндулетом, на котором Хоббс приехал в Портобелло. В салоне пахнет незнакомым освежителем – скорее африканским, чем зазеркальным.

Нгеми садится за руль, несколько секунд сохраняет неподвижность, затем решительно поворачивает ключ.

Скоро они уже лихорадочно петляют в сложной паутине улиц. От бешеной скорости Кейс приходится то и дело закрывать глаза. В конце концов она понимает, что их проще вообще не открывать.

Когда она решается осмотреться, вокруг бегут зеленые холмы. Нгеми сосредоточенно гонит по прямой, вцепившись в руль.

Мимо проносятся развалины древнего замка.

– Нормандцы, – скупо комментирует Нгеми, бросив на нее быстрый взгляд.

Не дожидаясь приглашения, Кейс достает из пакета банан и начинает его чистить. Сгущаются тучки, на стекло начинает падать мелкий дождь. Нгеми включает дворники.

– Мы могли бы заехать куда-нибудь пообедать, – говорит он, – но когда имеешь дело с Хоббсом, очень важно выбрать правильный момент.

– Можно позвонить, убедиться, что он дома.

– У него нет телефона. Вчера вечером я с ним поговорил. Позвонил в местный бар, где он обычно напивается. Он уже, конечно, был никакой. Сейчас, наверное, только проснулся – и надеюсь, еще не успел начать.

Двадцать минут спустя они съезжают с шоссе на грунтовую дорогу. Пейзаж приобретает аграрные черты: на пригорке пасутся овцы. Машина взбирается по склону холма, и с вершины открывается вид на странный поселок, как будто заброшенный. Разнокалиберные кирпичные строения, никаких следов жизни.

Они начинают спускаться. В днище «воксхолла» стучат камешки. Кейс замечает, что поселок окружен колючей проволокой.

– Бывший учебный полигон, – говорит Нгеми. – Какая-то из спецслужб, либо разведка, либо контрразведка. Скорее всего контрразведка. А сейчас здесь тренируют служебных собак, если верить Хоббсу.

– Кто тренирует?

– Черт их знает. Неприятное место.

Кейс понятия не имеет, где они находятся. В Борнмуте? Или в Ливерпуле?

Нгеми сворачивает на едва заметную заросшую дорогу. Колеса расплескивают бурые лужи.

Между лесом и колючей проволокой припарковано несколько трейлеров, семь или восемь. Выглядят они почти так же заброшенно, как и кирпичный поселок, хотя сразу видно, что это две разные структуры.

– Он здесь живет?

– Да.

– Что это такое?

– Цыганские семьи. Хоббс арендует трейлер у цыган.

– Вы их видели? Цыган?

– Нет. – Нгеми останавливает машину. – Ни разу.

Кейс замечает большой квадратный знак – лист расслоившейся фанеры на цинковой трубе. Печатные буквы, черным по белому:

МИНИСТЕРСТВО ОБОРОНЫ.

ОХРАНЯЕМЫЙ ОБЪЕКТ.

ВХОД СТРОГО ЗАПРЕЩЕН.

НАРУШИТЕЛИ БУДУТ

ЗАДЕРЖАНЫ И НАКАЗАНЫ

В СООТВЕТСТВИИ С ЗАКОНОМ

Нгеми вылезает из машины, потягивается, скрипит курткой. Потом забирает с заднего сиденья пестрый саквояж. Кейс тоже выходит.

Здесь тихо; даже птицы не поют.

– Почему не слышно собак?

Она смотрит на безмолвные кирпичные здания, окруженные колючей проволокой, которая натянута между квадратными бетонными столбами. Все очень старое, словно давно умершее. Построено, наверное, еще перед войной.

– Их никогда не слышно, – хмуро отвечает Нгеми.

Выбравшись на тропинку, он шагает, разбрызгивая мелкие лужи. На ногах у него черные шнурованные ботинки «Доктор Мартенс», обязательный элемент экипировки первых панков, впоследствии разжалованный в дешевую обывательскую обувку.

Неподстриженная трава, дикий кустарник, усыпанный маленькими желтыми цветами. Нгеми направляется к ближайшему зазеркальному трейлеру, Кейс идет следом. Трейлер покрашен в два цвета: верхняя часть бежевая, нижняя темно-красная, с вмятинами и потеками. Плоская крыша в центре слегка приподнята, как на детских рисунках Ноева ковчега. К задней стенке привинчен потемневший квадрат зазеркального номера. Непохоже, чтобы на этом трейлере в последнее время куда-то ездили. Колеса, если они еще остались, скрыты в густой траве. Кейс замечает, что все окна наглухо забиты листами оцинкованного железа.