С чeм вы смешивaeтe свои краски? - Дмитрий Соловей Страница 6

Перед сном мне перепала кружка бульона из петуха и горбушка белого хлеба, натёртая чесноком. Вкусно было!

Бабушка поменяла бельё и перебралась в спальню родителей, а моя постель осталась на прежнем месте – в холле. Я и не возражал, поскольку уже понял, что здесь теплее всего. Не берусь гадать, как холодно в квартире зимой, но и в середине весны в комнатах нежарко. В целом мне моё попаданство нравилось. Интересно, и проблем с внедрением в образ Сашеньки не возникло.

Весна вступала в свои права, и теперь мы с бабушкой гуляли каждый день. Может, она меня и одного бы отправила, но я предпочитал выходить на улицу со взрослым человеком. Раз в три дня мы вместе наведывались к деду, покупали ему продукты. Он и сам мог сходить, но долгое стояние в очереди не выдерживал. А их в обычных, не коммерческих магазинах было много. Меня таскали по этим очередям по той причине, что ту же муку продавали по два килограмма в руки. Пусть я маленький, но человек, и вместе с бабушкой мы покупали четыре килограмма.

Моё впечатление от магазинов, вернее, их загруженности продуктами, было неоднозначным. Вроде бы и много всего, а люди не берут по той причине, что слишком дорого. В апреле 1953 года, после смерти Сталина, правительство понизило цены на многие продукты первой необходимости. Чёрный хлеб стал стоить не три рубля, а рубль, говядина с пятидесяти рублей за килограмм упала до двенадцати. И тут же, по словам бабушки, исчезла с прилавков.

Молоко стало чуть больше двух рублей. Но попробуй его купи после девяти утра. Зато сливочное масло за двадцать семь рублей лежало жёлтыми брусками в холодильных витринах молочных магазинов. Продавцы всякими масляными розочками его украшали, надеясь привлечь хоть таким образом покупателей.

Здесь ещё сказывался тот факт, что холодильников у людей не было. Бабушка брала масла граммов двести и хранила его в сложной системе плошек с водой. Скорее всего зимой народ использовал естественные заморозки и минусовую погоду за окном, но в мае месяце с хранением продуктов возникали сложности.

Мы с бабушкой начали изучать математику, и я под это дело активно интересовался ценами и зарплатами. Учитель в школе в среднем имел рублей семьсот в месяц. При цене булки хлеба в один рубль вполне себе нормально. Водка стоимостью в двадцать два рубля при такой зарплате дороговата. Зато пиво (0,6 литров) всего 2 рубля 96 копеек.

К моему большому удивлению, бабушка буквально фанатела от Хрущёва, вдалбливая мне, какой у нашей страны хороший руководитель. Якобы это его заслуга в том, что зарплаты по сравнению с довоенными в два раза повысились. То, что мужской костюм стоит полторы тысячи рублей, а хорошие туфли пятьсот, роли не играло, потому что это предметы роскоши. Сама бабушка носила ботинки из кожзаменителя ценой в восемьдесят рублей и лучшего не желала.

Ещё в те дни, когда было холодно, я обратил внимание на верхнюю одежду москвичей. Возможно, где-то вокруг Кремля и гуляли нарядно одетые горожане, но мне встречались всё больше в уродливых пальто не по размеру и не по фигуре, а порой и просто в ватниках. Мало того, представители рабочего класса, не переодеваясь после смены, норовили сунуться в транспорт. То есть садимся мы с бабушкой в трамвай чистенькие и опрятные, а позади нас заскакивает работяга весь в мазуте, ещё и перегаром дышит.

Хорошо, что число пассажиров в салоне регламентировали кондукторы. Особенно наглядно это было видно на автобусных остановках. Меня как ребёнка с сопровождающим пропускали вне очереди, а большинству желающих воспользоваться транспортом приходилось ждать следующего автобуса.

На девятое мая мы всем семейством пошли гулять. Это была среда и, к моему удивлению, совсем не выходной день. Дед сменился с ночного дежурства и собирался встретиться с кем-то из однополчан недалеко от Большого театра. Свой костыль он оставил дома, принарядился в форму и нацепил ордена. Оказалось, что дед капитан, связист. Наград, на мой взгляд, не так чтобы много, но было что показать. Идя с ним рядом, я невольно испытывал гордость. Пусть он не мой настоящий дед, но роли это не играло. Жаль, на Красную площадь в этот день почему-то не пропускали, и нам с бабушкой пришлось вернуться.

– Домой езжайте, – отослал нас дед.

Сам он намеревался поискать своих однополчан и продолжить культурную программу. Для этого в объёмных карманах штанов была припрятана бутылочка беленькой.

– Пусть, – не стала возражать бабушка против такого загула и предложила мне не возвращаться домой, а посетить кинотеатр.

Выбор пал на какой-то «Колизей», до которого удобно добираться от метро «Кировская». И снова я чувствовал себя заблудившимся туристом. Места в районе Чистых прудов были знакомые, но всё выглядело иначе. Этот самый «Колизей» по внешнему виду сильно напоминал театр «Современник». Попасть на ближайший сеанс не получилось, в окошке кассы стояла табличка: «Билетов нет». Следующий фильм должен был начаться через два часа, но ждать мы не захотели и решили просто погулять.

Тут я, как любознательный ребёнок, втиснул вопрос почему «пруды», если он здесь один. Бабушка стала рассказывать непростую историю этого места, продолжая двигаться со мной по аллее вдоль водоёма. Следующий свой вопрос я еле сдержал, прикусив язык. Памятника Грибоедову не было на месте! Я не сразу сообразил, что, видимо, его установили позже пятьдесят шестого года и торжественное открытие ещё впереди.

Так, неспешно беседуя, мы дошли до того дома с коммунальной квартирой. Соседи в этот день собирались отметить одиннадцатую годовщину Победы с большим размахом. Столы на кухне составили в один, собрали по комнатам стулья и табуретки. Женщины готовили ужин, а дети по мере сил помогали или мешались под ногами.

От нашей комнаты была приготовлена огромная сковорода жареной картошки. Бабушка достала палку полукопчёной колбасы, купленную в коммерческом магазине, консервированные огурцы и рыбу. Также была вынута бутылка водки и красное вино для женской половины. Постепенно столы наполнились снедью. Кто-то поставил солёные грибы, кто-то квашеную капусту, рядом с ней селёдка нарезанная, тут же пирожки, а за ними картофель в мундире. Вроде ничего дорогого и изысканного, а стол стал напоминать праздничный.

– Миша, хлеб неси…

– Колька, брысь, а то всыплю…

– Софочка, рюмочки для дам изволь подать… – гомонили на разные голоса соседи, не делая различия ни по национальному, ни по религиозному признаку.

Татары Адашевы сидели с евреями Шнайдерами в окружении русских и не видели в этом проблемы. Старший Шнайдер рассказывал нечто поучительное Адашеву:

– Был Навуходоносор и были евреи. И где тот Навуходоносор? Был Гитлер и были евреи. И где тот Гитлер?

Отец семейства Кузьмичёвых нарезал толстыми кусками сало, намекая на отличную закуску под водочку тому татарину. Дед вернулся как раз вовремя, застав народ, рассаживающийся за столом. Переодеваться он не стал, продолжая сверкать орденами и медалями. Думаю, только я заметил, как он слегка скривился, распрямляя больную ногу под столом. Вот же упрямый! Форсил без костыля. Как ещё до дома добрался?