Неспящие - Чарли Хьюстон Страница 6

Догадаться?

Нет. Я виноват, что не веду записи аккуратнее. Лучше записать только то, что точно помню, а не приписывать людям преступления, в которых они не замешаны.

Как там называлась курсовая? Правосудие в теории и на практике? Профессор Стейнмен. Пятерка с минусом от Стейнмена, «потому что у молодого человека всегда должна оставаться возможность для совершенствования».

Роуз это взбесило.

— Раз пятерка, так и ставь пятерку, старый хрен.

Я попробовал ей сказать, что мне на это наплевать. Да вообще этот минус никак не повлияет на мой средний академический балл и не повредит моему будущему.

Она ответила, что не в том дело.

— Ты ее заслужил. Несправедливо же, ты заслужил пятерку, а этот хрен тебе лепит минус, якобы это преподаст тебе какой-то там идиотский урок. Да пошел он к такой-то матери. Тебе надо пожаловаться на этот сволочизм вашему декану.

Встречал ли я когда-нибудь девушек, которые бы столько ругались? Дело было в колледже, так что наверняка встречал, даже в Стэнфорде, но мне еще не приходилось пить с ними пиво. А когда ругалась калифорнийская девчонка, в этом было что-то особенно прямолинейное. Она ругалась не для проверки, не для того, чтобы посмотреть на твою реакцию, и не в первый раз после того, как вырвалась от мамы с папой, это были настоящие слова, привычные и прочувствованные.

Сейчас я уже не помню, чья команда тогда победила. Я практически не смотрел на поле, стоило мне заметить ее на трибуне. Практически не было шансов, что она вообще окажется на футбольном матче или что заговорит с человеком моей внешности. К счастью, парень, который ее привел, оказался настоящим придурком. Деррик. Спасибо тебе, Деррик, за то, что ты такой придурок. Спасибо, что ты оставил ее одну на вечеринке после матча.

Вечеринка.

Вечеринка на Вермонте.

Где Бини познакомил меня с Хайдо.

Хайдо мог говорить только о девушках. О девушках и играх. Слова вылетали, как пули. Вон та девица — вылитая девчонка, которую он хотел закадрить, когда в первый раз играл в World of Warcraft. Когда он еще играл «просто ради кайфа, а не за деньги». Он рассказывал про своего персонажа, самого первого, гнома. Назвал мне его имя. Золор? Золер? Золар? Зорал? Золрар? Зорлир?

Xorlar.

«Начинается на икс. Такая буква икс, к чему ни прилепишь, все смотрится гораздо круче».

Xorlar.

Точно.

Забавно, как воспоминания всплывают на поверхность.

Роуз мне сказала: «Дело не в том, чтобы пытаться о чем-то думать, не старайся что-нибудь разрешить, просто пиши. Самое важное всплывет само». Я сидел с толстым ежедневником в кожаной обложке в руках и листал пустые страницы. Ее первый подарок мне. Она хотела, чтобы я его чем-нибудь заполнил. Собой. Не знаю. Я старался. Но мне нечего было писать. Сколько он пролежал у нас на полке? Был 2001 год. Мы встретились на игре. Провели вместе Рождество в ее холодной комнате в Беркли. Я запомнил, потому что мы столько говорили о теракте 11 сентября. Она была так взбешена нами, Америкой. Я понимал, что она хотела сказать, но все равно злился. И она подарила мне ежедневник.

Рождество 2001 — лето 2010. Восемь лет на полке. Пока она не вручила мне подарок в красивой бумаге и не сказала: «С днем рождения». А до моего дня рождения было еще несколько месяцев. Открыл, увидел ежедневник. Подумал, что она хочет меня порадовать или что-то пытается этим сказать. И только через несколько минут до меня дошло, что она всерьез, она рассказывала мне, где купила его, как чуть не забыла про мой день рождения.

Подыграл я ей или нет? Вряд ли. Она не хочет, чтобы я ей подыгрывал, когда она путается. Она хочет, чтобы я ей говорил. Но она еще никогда не была настолько не в себе, настолько где-то в другом месте. Я сам смешался. Не подыгрывал ей, просто не понимал, что происходит.

Когда я прочел надпись и понял, что это все тот же старый ежедневник, ее мысли уже унеслись к чему-то другому. К малышке. Как она улыбнулась тем утром, перед тем как расплакаться.

Восемь лет.

И теперь я хочу только писать в нем. Все выложить на бумаге. Все, что получится. Записать нас обоих. Прежде чем она исчезнет от меня.

Не думай, просто пиши.

Xorlar.

Парк не планировал зарабатывать на жизнь таким способом. А ему было странно делать то, чего он не планировал. Но так уж повелось на свете. И он согласился. Во всяком случае, он сказал бы так, хотя это была совсем не правда.

Парк не согласился с тем, что так уж повелось на свете. Он знал, что настоящий мир дремлет, дожидаясь, пока не сможет выйти из долгой зимней спячки. Люди ждут, пока они снова не станут самими собой. Дело не в том, что человек по натуре подлый, похабный и грубый, просто из-за страха, смятения и отчаяния люди вынужденно казались такими и вели себя таким образом.

Он глубоко это переживал.

Переживал, даже когда полицейский в штатском еще сильнее прижал его лицом к обжигающему капоту.

— Это что еще за хрень?

Парк не ответил на вопрос. Он по опыту знал, что ответами только наживет себе еще больше неприятностей.

Неприятностей ему и так хватало.

Поэтому, когда полицейский сунул ему в лицо пакетик с экстази, он придержал язык за зубами.

— Лекарства твои, гаденыш?

— А это?

Напарник встряхнул два больших коричневых пластиковых флакона, по одному в каждой руке, как маракасы.

— Что тут у нас? Риталин? Ксанакс? У тебя, наверно, синдром дефицита внимания? Приступы тревоги? Трудно сказать, этикеток-то на флаконах нет. В аптеке забыли этикетки налепить?

Первый полицейский, тот, в черной футболке с «Харлеем» и солнцезащитных очках в хромированной оправе, пинком заставил Парка шире расставить ноги.

— Сейчас у него точно начнется паническая атака, мать твою. Как подумает, глубоко ли ему засадят в задницу за решеткой.

Напарник поправил кепку с «Энджелс из Анахайма».

— Правда твоя, он милашка. Сестрички его живьем проглотят.

Парк пошевелился, пытаясь оторвать лицо от капота, пока оно не покрылось волдырями от ожогов.

Полицейский схватил его за волосы и встряхнул.

— Чего это ты удумал? Тебе сказали стоять смирно или нет? — Он кивнул напарнику: — Этому ублюдку кажется, что он может встать и уйти, когда ему вздумается. Ему кажется, что ему все можно.

Напарник высунул голову из машины, просмотрел пластиковый конверт на молнии с правами Парка, страховкой, карточкой Американской автомобильной ассоциации и запасными предохранителями. Все, кроме предохранителей, на данный момент было практически бесполезным.

Все автотранспортное управление встало, пытаясь разобраться с брошенными автомобилями; среди страховых компаний едва ли осталась хоть одна, у которой хватило бы активов покрыть вмятину на бампере; а в автоответчиках AAA уже почти год звучало одно и то же записанное извинение: «Мы сожалеем о том, что членство приостановлено на неопределенный срок».