2084. Конец Света - Буалем Сансаль Страница 6

Новость о пропаже каравана погружала санаторий в оцепенение и подавленность; пациенты прибегали к самобичеванию, согласно обычаям своих регионов: бились головой о стену, раздирали себе грудь, выли смертным воем, – подобное событие было губительной для верующих ересью. Какой же еще мир может существовать за так называемой границей? Найдется ли там хоть лучик света и хоть клочок земли, способный удержать божье творение? В какой здравый ум придет идея покинуть царствие истинной веры ради небытия? Только Вероотступник мог внушить подобную мысль, или же макуфы, пропагандисты Великого неверия, эти-то способны на всё.

Неожиданно такое событие превращалось в дело государственной важности и спешно сводилось на нет. Утерянный груз, будто по мановению волшебной палочки, богато компенсировался лакомствами, дорогостоящими лекарствами и эффективными талисманами, и недавняя история полностью рассеивалась, не оставив даже отголосков эха; более того, очень быстро создавалось стойкое убедительное впечатление, что ничего такого досадного вовсе не случалось. Предпринимались переводы на другую работу, происходили аресты и исчезновения, но никто ничего не замечал, так как всеобщее внимание отвлекали чем-нибудь другим: еще не все горящие угли потухли в царстве, и в различных церемониях недостатка не было. Убитых охранников повышали до ранга мучеников; из сообщений ФН через надиры (электронные стенгазеты, установленные во всех местах страны) и сеть мокб, где молились девять раз в день, люди узнавали, что конвоиры с честью пали смертью храбрых на поле боя во время героической битвы, представленной как «мать всех сражений», равной всем реальным и воображаемым сражениям, которые случались ранее и случатся в грядущие века. Иерархии среди мучеников не было, как не было пока конца Великой войне, который наступит в тот момент, когда Йолах сокрушит Балиса в соответствии с Обещанием.

Какие войны, какие битвы, какие победы, против кого, как, когда, зачем? Таких вопросов не существовало, их не задавали, поэтому и ответов на них ждать не приходилось. «Священная война – это понятно, это суть доктрины и теория всех теорий! Но если одновременно вот так запросто плодить всякие домыслы, не останется ни веры, ни мечты, ни искренней любви, и мир будет обречен» – так думали люди, когда земля уходила у них из-под ног. И правда, за что еще зацепиться, кроме невероятного? Лишь в него и можно верить.

Сомнение вызывает тревогу, а за ней и беда не за горами. В таком состоянии и оказался Ати, потеряв сон и предчувствуя невыразимый ужас.

Во время его прибытия в санаторий, в самый разгар прошлой зимы, как раз исчез один караван вместе с охранниками, которых позже обнаружили замерзшими на дне ущелья. В ожидании затишья, когда можно будет отвезти трупы в город, их разместили в морге. Госпиталь скрежетал всеми своими зубами, санитары носились туда-сюда со жбанами и метлами в руках, больные стаей топтались на общем дворе, искоса поглядывая в сторону узкого темного прохода, ведущего по спирали в морг с покойниками, находившийся на пятнадцать сикков ниже, а на самом деле – в окончании местами обвалившегося туннеля, который вился под крепостью и был вырыт в скалистой породе еще в эпоху, когда здесь бушевала первая Великая священная война. Никто не знал, где находится другой конец туннеля, терявшийся где-то у подножия горы. Служил ли он путем для побега или же складом продовольствия, подземной тюрьмой или катакомбами, а может быть, там размещалось тайное убежище для женщин и детей в случае нашествия Врага или капище запрещенного культа, какие время от времени обнаруживались в самых невероятных местах? Эта подземная кишка губительно влияла на людей, она полнилась яростью оставшихся в прошлом миров, столь непонятных и пугающих, что иногда жерло туннеля изрыгало из своих глубин мрачное урчание. Там царил вечный леденящий холод.

Как ни ужасно, но стало известно, что вдобавок к ранам, полученным после головокружительного падения в ущелье, солдаты были самым мерзким образом покалечены. Отрезанные уши, язык, нос; половой орган, воткнутый в рот; раздавленные яички, выколотые глаза. Один старик в конвульсиях произнес было слово «пытка», но он не знал его значения – то ли забыл, то ли не хотел говорить, что лишь добавило страха. Пятясь, он вышел, бормоча при этом что-то вроде: «…Заговор… демократ… против… Храни нас Йолах». В душе Ати это происшествие положило начало скрытому процессу, который мог привести к бунту. Бунту против чего или кого, Ати и представить не мог; в застывшем мире цель не угадать, можно только почувствовать, что начал бунтовать, а против себя ли самого, против империи, против Бога – не разберешь; да и вообще, как шевелиться в неподвижном мире? Самое большое знание склоняется перед пылинкой, которая препятствует мысли. Ате, кто противостоял смерти на этой горе, кто пересек запретную границу, – они обладали знанием.

Но если выйти за пределы, то куда идти?

Да и зачем было убивать тех несчастных бесов в униформе, почему бы не взять их с собой и просто бросить на произвол судьбы на горе? Где ответ? Солдаты, которых перебежчики пощадили и которые смогли вернуться, понесли кару, назначенную трусам, предателям и безбожникам: под одобрительные возгласы толпы их казнили на стадионе в день великой молитвы, предварительно проведя по городу для всеобщего обозрения. Закрытие любого государственного дела всегда сопровождалось зачисткой свидетелей в той или иной форме.

Для Ати существующая за пределами времени больница обладала дестабилизирующим действием; каждый день здесь появлялись потрясающие новости, которые в городском шуме прошли бы незаметно, но здесь заполняли собой пространство и захватывали дух, который постоянно находился в тревожном, подавленном и униженном состоянии. Объяснением тому была изолированность санатория. В пустоте жизнь становится причудливой ничто ее не сдерживает; она не знает, на что опереться и в какую сторону двигаться. Кружение на одном месте вокруг себя – зрелище довольно жалкое, а слишком долго существовать наедине с собой губительно для духа и тела. Тогда и болезнь, со своей стороны, разит с большей уверенностью, поскольку смерть не терпит истин, которые намерены превзойти ее, и уничтожает их. Существование границы ошеломляло. Получается, что мир разделен, что он вообще разделим и человечество многообразно? С каких это пор? Наверняка так всегда и было, ведь все сущее существует целую вечность, ибо спонтанного зарождения не бывает. Только если того пожелает Бог, ведь он всемогущ; но разве Бог добивается разделения людей, разве он работает над своими творениями отдельно, по случаю?

Да что же это за граница, черт побери, что там за нею?

Известно, что на небе обитают ангелы, в аду кишат демоны, а на земле живут верующие, но для чего граница в пределах нашего мира? Кого от кого или от чего она отделяет? Сфера не имеет ни начала, ни конца. На что же похож невидимый чужой мир? Если его жители наделены разумом, знают ли они о нашем присутствии на земле и понимают ли немыслимый факт, что мы не подозреваем об их существовании, кроме разве что жутких невероятных слухов, причудливых отголосков стертой в памяти эры? Значит, победа над Врагом в Великой священной войне не была «полной, окончательной и бесповоротной»! Значит, на самом деле нас накрыло прахом поражения, пока мы непрерывно праздновали победу.