Битва за небо - Максим Сабайтис Страница 64

Пилот помог Джонсу и Алексею подняться. Островскому сразу же указали место среди грузов, в тесном, пропахшем рыбой грузовом салоне без иллюминаторов.

Спустя пару минут в салон заскочил Джонс, снова суровый и подозрительный.

– Сейчас сдую лодку, и полетим, – проинформировал он пассажира и немедленно исчез за дверью.

Оставшись в одиночестве, Островский постарался вспомнить технические характеристики «Альбатроса». Цифры упорно не желали вспоминаться, в голову лезли слова Джонса.

«Он вечно пытается создавать совершенные вещи…» Если Немо был конструктором субмарины, считает ли он совершенным свое творение? И какими возможностями должна обладать субмарина, чтобы удовлетворять требованиям этого человека, если устройство, способное произвести революцию в техническом деле, он считает недостаточно универсальным?

Удивительно мягко загудели скрытые за переборкой двигатели. Услышав этот звук, Алексей понял, что все его знания технических характеристик «Альбатроса» яйца выеденного не стоят. Перестроенный гидроплан сохранил от прежней модели только внешние очертания. Очевидно, Немо – или кто там еще у них гениальный изобретатель – не захотел возиться с аэродинамическими формулами, а просто воспользовался готовым решением.

Между прочим, засекреченным, напомнил себе Островский. Как в Британии, так и у нас. А чтобы так точно воссоздать черты «Альбатроса», требовалось откуда-то достать чертежи, а не только описания, как это удалось сделать российской разведке. Рука Британии или шпионаж? В пользу второй версии говорило то, что Платон Эдуардович тоже жаловался на утечку сведений в пользу Немо. Хорошо еще, что мотивы владельца субмарины более или менее прояснились. Скорее всего, он тоже революционер-республиканец. Подобное притягивает подобное. Разбойничая в Тихом океане, он готовит почву для восстания против японцев – в протекторат не текут волны китайских переселенцев, не перевозится тяжелая военная техника… Только как Немо думает разобраться с интересами Британской империи? Ведь без поддержки сильной Японии Калифорния продержится в лучшем случае пару месяцев…

Дверь в кабину пилота со скрипом распахнулась, и перед Островским снова возник Дэвид Джонс.

– Под скамьей, на которой ты сидишь, есть ларь, открой его.

На дне ларя нашелся знакомый по синематографической записи рюкзак-шар.

– Залезай внутрь, – скомандовал Джонс. В его правой руке немедленно возник пистолет.

– Внутрь чего? – Алексей изо всех сил старался изображать неведение.

Пока что у него вроде как получалось, но волна страха все равно окатила его с ног до головы. Надо постоянно быть начеку, ему не доверяют, и это понятно. Должно быть, каждый прибывающий в расположение Немо подвергается таким проверкам. Но, господи как же это сложно – помнить о том, что ты, согласно своей роли, не мог узнать и не знаешь!

– В ларе лежит емкость из специальной водонепроницаемой ткани, – внимательно следя за Алексеем, объяснил Джонс. – Тебе нужно туда залезть.

Алексей не стал задавать лишних вопросов. Станешь много спрашивать, примут за шпиона уже по другой причине – лишние вопросы на то и лишние, чтобы оставлять их при себе. Специально для Джонса он изобразил неуверенность, расправляя шар, допустил пару ошибок и вроде бы не переиграл. Сомнения закрались в душу, когда Джонс быстрым движением застегнул за ним клапан.

– Ты мне не понравился, – признался бледнокожий, отпихивая в сторону тяжелый деревянный ящик. – Очень уж подозрительно ты появился, Алекс. Паромобиль Мэтта опять же… Он же свою машину никому не доверяет – так отчего не зашел погостить? Так что извини, дорогой, – тебе придется немного поплавать.

Рука бледнокожего нащупала на переборке короб с рычагом. Возникшее отверстие поглотило шар с разведчиком, попыталось проделать подобный трюк с отодвинутым ящиком, но Джонс придержал ящик ногой. До воды было всего полтора метра, гидроплан никуда не двигался, так что брызг почти не было.

Связываться с блэкджеками Мэтт не любил. С одной стороны, конечно, революция – дело, для которого все средства хороши. Даже связь с преступным кланом сумасшедших психотехников, непонятно как выжившим в протекторате после перемирия сицилийской мафии и якудза. С другой стороны – от людей, почитавших за великого учителя самого Джека-Потрошителя, можно было ожидать чего угодно. Сколько людей, думавших, что блэкджеки относятся к нему положительно, нашли свою смерть на их черном алтаре? А эта их манера назначать местом для важных встреч городское кладбище? Тот, кто вне закона, был вынужден – на свой страх и риск – определять временем встречи полночь, чтобы свести число свидетелей их бесед к минимуму.

И все же иного выхода у Мэтта по большему счету не было. С «психами», обманувшими Рейгана и поставившими под угрозу все дело революции, следовало разобраться как можно скорее. Самым обидным в этой истории оказалась сумма, которую запросили блэкджеки, – триста фунтов стерлингов. Как будто нарочно.

– Я еще раз повторю, они опасны, – говорил Мэтт, стоя перед тремя старейшинами блэкджеков. – Мои люди опознали в них тех, кто уцелел после нападения на машину императорского представителя.

Старейшины даже не пошевельнулись, хотя Мэтт превосходно помнил, что в последнее время клан серьезно сократился. Последней известной Мэтту потерей стала смерть психотехника, прикрывавшего от внешних воздействий человека, стрелявшего возле дворца по паромобилю.

Иногда отсутствие видимой реакции приводило клиента блэкджеков в бешенство. О том, что он перешел грань допустимого, человек узнавал на своей шкуре, когда во время прогулки неосторожно лишался пальцев, ушей или глаз. Сейчас Мэтт вплотную приблизился к тому, чтобы испытать что-то похожее на себе.

– Если разделаетесь с ними меньше чем за двадцать четыре часа, получите от меня премию, – под воздействием трех пар внимательно следящих за ним глаз объявил Мэтт. – Вот вам задаток.

Банкноты вырвались из рук революционера, проплыли по воздуху и скрылись в необъятных рукавах старшего блэкджека.

Не проронив ни звука, старейшины развернулись и скрылись за склепом. Аудиенция была окончена, охота на комиссаров началась.

Аэродром в Сан-Франциско был знатный, больше гатчинского раза в три. Правда, Дмитрий, поймав мои восторженные эмоции, тут же объяснил, что тут виновата война. В довоенные времена аэродромов было четыре, да и размерами они не блистали. Когда же британцы напали на протекторат, три аэродрома отдали под военные дирижабли, а гражданские корабли стали сажать на четвертом, который располагался таким образом, что обеспечивать на нем режим секретности было совсем уж нереально. Этот аэродром сначала увеличили вдвое, затем стали добавлять причальные мачты без какого-либо предварительного плана, размещая ангары и газохранилища уже постфактум, рядом с этими мачтами. Спрос рождает предложение, наглядная иллюстрация.

«Зенон» хотя и считался военным кораблем, чести размещаться на военных аэродромах не удостоился. Японцы не доверяли иностранцам, и ни один дирижабль без императорской эмблемы не приземлился бы на их военных базах. Держать же вооруженный корабль на видном месте не пожелала администрация гражданского аэродрома. Разумеется, все надлежащие извинения были произнесены, однако факт оставался фактом – дирижабль, представляющий международную Комиссию, располагался в самом дальнем конце, среди малотоннажных каботажников техасских и мексиканских торговцев.