Кальде Длинного Солнца - Джин Вулф Страница 67

«Кем был этот Горностай? — рассеянно подумал Шелк. — Жив ли он? И может ли быть Линзанг его бедным родственником — или даже богатым, который восстал против Аюнтамьенто? А как насчет патеры Росомаха? Всякое бывало».

Ладони были потными и липкими, хотя его била холодная дрожь; он обыскал одежду, прежде чем вспомнил, что его сутана находится в рюкзаке вместе с позаимствованной синей туникой, и вытер руки о надетую на себя желтую.

— Внутрь? — спросил Орев.

— Через минуту. — Он медлил и знал это. Это дом Горностая, конец мечтаний, пробуждение на тенеподъеме. Если ему повезет, его узнают и застрелят. Если нет, он найдет статую Фелксиопы и будет ждать, пока гостиницу не закроют, ведь даже она когда-нибудь закрывается. Безмерно важный слуга ледяным тоном сообщит ему, что он должен уйти. Он встанет, в последний раз оглянется по сторонам и попытается о чем-либо поговорить со слугой, чтобы выиграть еще несколько мгновений.

И после этого уйдет. На улице будет серое, очень холодное утро. Он услышит, как дверь дома захлопнется за ним, услышит щелчок засова и треск задвижки. Он посмотрит вверх и вниз по улице и не увидит ни Гиацинт, ни того, кто принесет от нее письмо.

И тогда все закончится. Он умрет, с ним будет покончено, и он больше никогда не будет живым. Он будет вспоминать о своей страсти как о чувстве, когда-то наполнявшем душу авгура, чье имя, Шелк, случайно совпало с его; не самое распространенное имя, но отнюдь не диковинное. (Старый кальде, чей бюст мать держала на задней полке шкафа, был… как же его звали? Тоже Шелк? Нет, Чесуча; но чесуча тоже дорогой материал.) Он пытался принести мир и спасти мантейон, потерпел поражение в обоих случаях, и умер.

— Внутрь?

Он хотел сказать, что они действительно войдут, но обнаружил, что настолько охвачен ужасом, что не в силах сказать ни слова. Пробормотав «Простите», мимо него прошел мужчина в шляпе с фазаньим пером и меховой накидке. Ливрейный лакей (наверно, тот самый важный слуга, которого он представил себе несколько мгновений назад) изнутри открыл перед ним дверь.

Сейчас. Или никогда. Уйти или послать сообщение. Сохранить иллюзию.

— Вы входите, сэр?

— Да, — ответил Шелк. — Да, я вхожу. Но я не уверен в моей домашней птице. Если есть какие-нибудь возражения, я оставлю ее снаружи.

— Нет, сэр. — Слабая белоснежная улыбка коснулась узких губ лакея, похожая на изморозь на оконном стекле. — Дамы постоянно приводят с собой животных, сэр. Доги, сэр. Обезьянки. Ваша птица не может быть хуже. Но, сэр, дверь…

Открыта, конечно. Стояла холодная ночь, но, бунт не бунт, в гостинице Горностая должно быть тепло и уютно. Шелк вскарабкался по лестнице к зеленой двери, по дороге обнаружив, что баррикада Лианы не выше и не круче.

— Это ваш первый визит к Горностаю, сэр?

Шелк кивнул:

— Я должен повстречаться здесь с дамой.

— Я все прекрасно понимаю, сэр. Это наш вестибюль, сэр. — Диваны и жесткие стулья. — Здесь главным образом снимают верхнюю одежду, сэр. Ее оставляют в гардеробе. Вы можете оставить ваш рюкзак, если пожелаете. В вестибюле нет прислуги, сэр, за исключением привратника, наблюдающего за входящими и выходящими гостями.

— Хорош муж? — Блестящий черный глаз Орева изучающе уставился на лакея. — Любить птица?

— Сегодня ночью, — сказал лакей доверительным голосом, наклонившись поближе к Шелку, — я сам могу принести вам закуску и напитки. У нас мало клиентов. Беспорядки.

— Спасибо, — сказал Шелк. — Большое спасибо. Но нет.

— За вестибюлем находится наш селлариум. Там достаточно комфортные стулья и прислуга. Некоторые джентльмены там читают.

— Допустим, я войду в селлариум и поверну направо; куда я попаду? — поинтересовался Шелк.

— В Клуб, сэр. Или, если повернуть менее резко, в оранжерею. Там есть укромные уголки, сэр. Скамейки и канапе. И прислуга, сэр, но нечасто.

— Спасибо, — сказал Шелк и поторопился прочь.

Странно было думать, что этот огромный зал, в котором стояло не меньше пятидесяти стульев, наполовину меньше маленьких столиков и десятки растений в кадках, статуй и толстобрюхих горшков, называется так же, как и старомодная маленькая гостиная в его доме. Свернув направо, он запетлял среди них, стараясь не поворачивать слишком резко и чувствуя себя так, как будто он идет во сне через дом гигантов, — и вежливо отклонил поднос, предложенный почтительным официантом. Все стулья, которые он видел, были пустыми; только на столе со стеклянной столешницей, едва ли большей, чем сиденье трехногой табуретки, лежали смятые клочки бумаги и наполовину исписанный лист — единственные признаки жизни.

Перед ним поднялась стена, похожая на склон горы, или, более точно, на туманную гряду, через прорези в которой можно было видеть самые разнообразные сцены, зримые картины безудержной роскоши. Шелк повернул налево и еще через двадцать шагов увидел мраморную арку, обрамленную занавесом из листьев.

В селлариуме было ожидаемо тепло; он прошел под аркой и его окутал еще более теплый, хотя и влажный воздух, наполненный экзотическими запахами. Светлячок с розовато-лиловыми и серыми крыльями, бо́льшими чем его ладони, порхал перед лицом, освещая фиолетовый цветок размером с суповую миску. Дорожка, более узкая, чем в саду его мантейона, казалась покрытой драгоценными камнями; через шаг-два она исчезала среди лоз и карликовых деревьев. Повсюду звучала музыка падающей воды.

— Хорош мест, — одобрил Орев.

«Так оно и есть», — подумал Шелк. Да, место более странное и больше похожее на сон, чем селлариум, но и более дружеское и как-то более человеческое. Селлариум утопал в изобилии, граничившем с ночным кошмаром; оранжерея же была местом тепла и воды, солнца и пышной растительности, и, хотя сад под стеклянной крышей мог быть использован в самых порочных целях, ничего плохого не было в свете солнца, зелени, воде и тепле — близость зла только подчеркивала их желательность.

— Мне здесь нравится, — прошептал он Ореву. — И Гиацинт тоже, иначе она не назначила бы встречу здесь, где все это затмило бы красоту менее привлекательной женщины.

Искрящаяся дорожка разделилась. Он заколебался, потом повернул направо. Еще несколько шагов, и остался только свет небоземель, плававших над витком.

— Мне кажется, что Его Святейшеству это место тоже бы понравилось, не меньше, чем нам, Орев. Я был в его саду во Дворце, и оно напомнило мне его, хотя тот сад без крыши, а этот не может быть таким большим.

Здесь стояла скамья для двоих, искусно вырезанная из цельного ствола мирта. Шелк остановился и посмотрел на нее, страстно желая сесть, но боясь, что потом не встанет.

— Нам нужно найти статую Фелксиопы, — пробормотал он, — и там должны быть скамейки. Гиацинт не придет. Она в имении Крови, ей оттуда не вырваться. Но около статуи мы сможем немного отдохнуть.

— Прошу прощения, сэр, — прошептал новый голос, подобострастный и взволнованный.