Де Бюсси и инфанта - Анатолий Матвиенко Страница 7

– На весь Париж плевать. Хуже, что узнает сам Генрих.

– Тогда… – воевода пристально уставился на меня, готовясь принять серьёзное решение. – Mon ami, мы пятеро примкнём к королю Наварры. И уедем немедленно – с тобой.

Спецназ из пятерых смоленских головорезов на службе французского вождя гугенотов?! Даже в самой смелой фантазии я не мог представить подобного.

– А как царёва служба? Не ради торгового промысла же вас послали.

– Отрёкся Иоанн Васильевич! – поведал страшную тайну богатырь. – Татарин Симеон Бекбулатович на московском троне. Чёрт знает что на Руси!

То ли ещё будет! До Смуты всего ничего…

– Ладно. Да уж и я другого выхода не знаю. Едем! Сначала, Павел, накажи Фёдору поблагодарить бакалейщика. Только эта погань могла предупредить моих врагов, что я объявился в Париже. Сколько же ему посулили? Пусть только Фёдор жену и деток его не трогает.

Снизу донёсся короткий хриплый вскрик, затем истошный вопль мадам Бриньон, неожиданно ставшей единоличной хозяйкой бакалейного предприятия. Стрельцы деловито обшарили дворян, сдирая с пальцев перстни, из ушей серьги, с поясов – кошельки. Я же прихватил вещи, письма, окинул взглядом комнату, памятную по единственной нежной встрече с Эльжбетой… Сюда больше никогда не вернусь.

Закрыл глаза Симону. С выезда в Краков я теряю уже четвёртого слугу.

Видимо, служить лакеем у де Бюсси становится самой опасной профессией во Франции.

На орлеанскую дорогу мы отправились в том же составе, за каждым трусила запасная лошадь. Ногтев ехал чернее тучи. Он, по меркам Руси малопьющий, не мог простить себе, что затеял штурм на улице Антуаз с пьяной головы. Можно было сработать тоньше и без мяса. Хотя убийство слуги французам я бы не простил, как и тогда полякам.

К назначенному для встречи трактиру «Три кабана» отряд прибыл не в полдень, а на пару часов позже. Во внутреннем огороженном частоколом дворике я насчитал полдюжины хороших лоснящихся лошадей и несколько попроще. Если кто и приготовил мне очередную засаду (Чеховскому оторву голову по самые чресла!), то даже не вздумал скрываться.

Смоленские загодя переоделись, приобрели невзрачный вид местных простолюдинов, и только добрые кони да крупные фигуры, увенчанные широкими разрумянившимися лицами, выдавали непохожесть. Бердыши, слишком приметные на западе Европы, они оставили в «торгпредстве».

– Граф! Мы зайдём первыми.

Мне подумалось, что за утро мои компаньоны достаточно сократили население Франции. Благоразумнее было шагнуть внутрь первым.

– Де Бюсси! – раздался гнусавый гасконский прононс Шико. – Наконец-то. Мы уж заждались, думали ехать без тебя. Прячь шпагу и присаживайся. Дорога в Беарн длинная, давай-ка подкрепись.

Чеховский сидел в конце длинного стола и что-то меланхолично пережёвывал. Не обращая внимания на реплику шута, ему сердито выговаривала неприятная женщина с младенцем на руках. Понятно, освятив в церкви законный брак и родив ребёнка, она сочла, что может творить с мужем всё, что заблагорассудится. Да и бегство из Лувра, самого желанного местожительства в стране, на юг к бунтовщикам, в полную неизвестность… Бедолага даже голову не поднял, осыпаемый градом упрёков.

Напротив Шико потягивал винцо гвардеец, прошлой ночью запустивший меня во дворец. За отдельным, самым тёмным столом сгрудились трое слуг, я узнал Жульена, лакея Шико. Другие трапезничающие не были похожими на посланных по мою или чью-то иную душу. Шпага вернулась в ножны. За спиной шумно выдохнул Павел – ситуация разрядилась без драки.

Есть не хотелось совершенно после ночного пира, но я решил выяснить, какого чёрта сюда припёрся мой бывший друг, похоже, намеревающийся составить мне компанию по пути к гугенотам, для чего пришлось занять место за столом. Молодцы Ногтева, напротив, шумно затребовали мяса и хлеба, эти слова они уже выучили.

– Вижу, наш Ежи прихватил дворянский эскорт. Чувствует себя особой королевской крови?

– Запросто! – со смешком проскрипел Шико. – Сейчас во Франции и так слишком много королей и герцогов. Одним больше, одним меньше, какая к дьяволу разница?

– Позвольте представиться, ваша светлость, – гвардеец разговаривал куда учтивее. – Барон Роже де Фуа.

– Тоже дезертируете в Гасконь?

Молодой человек благородной, но несколько блеклой наружности печально кивнул.

– Королевская служба была не в тягость, пока надо мной не поставили герцога д’Эпернона, королевского миньона, главного любимчика Генриха и главного самодура.

Претензии его были не столь убедительны. Дикие нравы Лувра с бесконечными оргиями, гетеро- и однополым развратом, кровосмешением, пьянством, заговорами, предательством, убийствами, сифилисом и прочими прелестями придворной жизни были широко известны. Скорее поверю – барон счёл, что терпит превратности дворцовой службы, не имея особых перспектив при слабом и неблагодарном короле. Зарабатывать титулы в монаршей постели он был не склонен. Католик, поэтому в свите принца Конде ему делать нечего. Круг гиззаров, приближённых к герцогу, узок и замкнут. Значит – путь ему к веротерпимому и гибкому Наварре.

Понятно. А Шико?

Он предпочёл объясниться в пути, предложив отстать.

– Расскажи сначала, что творится у Наварры. Он метит на парижский престол?

Я зябко поёжился. Мы ещё слишком мало отъехали на юг, чтобы потеплело хоть чуть-чуть.

– Все, кто имеет хоть какие-то шансы на трон, о нём мечтает. Поверь, Шико, если бы в тебе плескалось хоть полкружки благородной крови, ты бы тоже сколачивал армию и доказывал своё происхождение напрямую от Юлия Цезаря или даже Иисуса. Генрих полон надежд и амбиций, но, похоже, его примиренческая позиция между католиками и гугенотами сегодня не самая выгодная. Жители Франции предпочитают крайности – или одних, или других.

– Правильно! Потому что миротворцем и вождём для всей Франции может быть только один человек – законный король. Если он выпустит из тюрем бунтовщиков, помилует Наварру и его сторонников, а заодно уговорит гиззаров придержать лошадей, в стране наступит мир.

– Вряд ли надолго.

– Конечно! – беззаботно согласился мой собеседник.

– Но пока мира нет, идёт война. Ты – человек Лувра. Так какого чёрта едешь со мной?

– Чтобы передать предложение о мире Наварре и принцу Конде. И отправился бы без тебя, в компании Чеховского с его сварливой мадам. Чего задержался? Пока нет перемирия, Париж для тебя – мышеловка. Вижу, развлекался. Вон какой гузак на лбу – что лошадь копытом заехала.

Для одного дня слишком много вопросов на мою разбитую голову. Что-то не вяжется. Если Генрих созрел до очередного перемирия, зачем посылать убийц ко мне домой?

Рассказ об утреннем поединке, где я скромно умолчал о роли русских молодцов, вызвал у Шико приступ смеха.