Иерихон - Басти Родригез-Иньюригарро Страница 7

Кампари перевёл луч фонаря под ноги как раз вовремя, чтобы увидеть круглое отверстие, прикрытое железной решёткой. Прутья изъела ржавчина. Замка не было.

Он посветил вниз. Винтовая лестница с узкими ступенями оживила воспоминания о подземных блужданиях десятилетней давности. Положив фонарь рядом, он попробовал сдвинуть решётку. Она не поддалась, будто срослась с полом по окружности, хотя подвергшиеся коррозии прутья угрожали рассыпаться в руках. Он ударил по решётке подошвой ботинка и чудом сохранил равновесие — несколько прутьев хрустнуло. Уже осторожней, прикладывая меньше усилий, он обломал их. Куски железа в облаке трухи шумно покатились вниз.

Кампари поднял фонарь и стал спускаться, стиснув зубы, то и дело останавливаясь — только бы не запутаться в сторонах света. Через пару минут он достиг тесной площадки, от которой расходились три узких коридора. «Перекрёсток магистралей», — съязвил он и выбрал тоннель наугад.

Светить приходилось исключительно под ноги: коридор продолжал спускаться, но не наклонной плоскостью, а внезапными ступенями. Он миновал несколько ответвлений. Это не радовало.

«С тем же успехом можно было начинать поиски с люка во дворе», — подумал он и остановился, направив фонарь на часы. Время он не запомнил, потому что, едва стихло эхо шагов, уловил журчание впереди и бросился на звук. Запахи изменились, он поскальзывался на отсыревшем полу, перепрыгивая ступени.

Фонарь отразился в бегущей воде: ручей пересекал путь. На стенах и потолке тоннеля затанцевали блики, но света не хватало, чтобы оценить глубину и свойства дна.

Не разуваясь, он шагнул в тёмную воду. Дно оказалось близким и твёрдым — та же каменная кладка, что в остальных коридорах. Кампари шёл по колено в ржавом потоке, вверх по течению и вниз относительно уровня земли, ускоряясь, переходя на бег, петляя вместе с руслом.

На очередном повороте дно изменилось, каблук провалился в мягкий грунт. Ноги увязали не больше, чем в русле ручья на поверхности, а ботинки ещё не собирались теряться, потому Кампари двинулся с прежней прытью, споткнулся, рефлекторно выбросил вперёд руки, не выпустив фонарь, и едва успел подумать: «Сейчас расколется».

Он стоял на четвереньках, зарывшись ладонями в скользкий ил. Фонарь под водой напустил на себя бледный, потусторонний вид, но ломаться явно не собирался.

— Браво ударникам лёгкой промышленности, — вслух засмеялся Кампари, пытаясь понять, обо что споткнулся.

Нос ботинка зацепился за какую-то перекладину. Колено тоже приземлилось на нечто твёрдое. Наверное, будет ссадина. Он вытащил руку из чавкнувшего ила, пошарил в воде и нашёл впереди ещё одну твёрдую горизонталь. На ощупь — ржавое железо. Утонувшая лестница?

Кампари встал, осмотрел невредимый фонарь и, отступив к стене тоннеля, наткнулся каблуком на очередную балку — перпендикулярную остальным, более выпуклую и тонкую.

«Рельсы», мелькнуло в голове.

Ручей на глазах мелел и сужался. Догадка оказалась верна: вода, теперь едва доходившая до щиколоток, перекатывалась через склизкие, заросшие шпалы.

В источнике не было ничего примечательного: фонтанчик, бьющий из чёрной почвы, топкая лужа вокруг, а рельсы, громоздкие и неуклюжие, так непохожие на филигранные Линии, убегали дальше.

Кампари забыл проверить, насколько хорошо перенесли падение часы. Мокрые брюки неприятно липли к телу, сюртук повис двойной тяжестью, но холода он не чувствовал.

Где север и юг, он уже понятия не имел, снова и снова сворачивая вместе с рельсами, но скоро не осталось сомнений: он поднимался, радуясь отсутствию развилок — сколько бы он ни шагал и куда бы ни вышел (или НЕ вышел, вариант тупика тоже надо было учитывать), он легко вернётся к ручью.

Восхождение закончилось железной дверью. Между ней и землёй чернел зазор в ладонь шириной, позволяющий рельсам бежать вперёд. Луч фонаря заметался: ни намёка на замочную скважину, только грубая ручка-скоба.

Кампари потянул её на себя — заслон не двинулся, даже не скрипнул. Он налёг плечом, на случай если дверь открывается в другую сторону, — тоже безрезультатно. Ни на что не рассчитывая, Кампари снова схватил скобу. Что-то вонзилось в ладонь, но от изумления он не почувствовал боли: дверь открылась.

За ней была темнота, но не та же, что за спиной. Выход, без сомнения, был рядом, на Кампари обрушились запахи, перекрывшие сырость, затхлость и ржавчину, будто в проём под дверью воздух не проникал, а сейчас хлынул в коридор, как вода в прорванную плотину.

Он ринулся вперёд, навстречу воздушному потоку. Рельсы не кончались, но коридор обрывался в двадцати шагах. В десяти.

Квадрат светлеющего неба. Не того неба.

Кампари прислонился с стене тоннеля, с непривычной ясностью ощущая форму и объём своих лёгких. После стерильного воздуха Агломерации дышать здесь было трудно. Наверное, те же неудобства испытывает ребёнок, расставаясь с детским питанием.

Свежие, резкие, тошнотворные запахи. Все без исключения — знакомые, но забытые, ускользающие. Кампари долго стоял с закрытыми глазами, распластавшись по стене, упиваясь миражом свободы.

«Выпустите меня отсюда». Сколько лет эти слова звучали молитвой?

Он развернулся и зашагал прочь, вниз, в темноту тоннеля.

Ладонь саднило. Он вспомнил, что поранился, и, осмотрев скобу, нашёл железный шип. «Без кровопусканий не выпустят», — усмехнулся командор и закрыл дверь, стараясь не думать о том, откроется ли она вновь.

Дорога по руслу ручья, коридору и винтовой лестнице прошла на удивление легко, будто он не бежал, а летел в потоке запахов другого мира.

Во дворе он выключил фонарь. Небо, подёрнутое дымкой, бледнело за восточной стеной. Часы показывали половину шестого — вроде не сломались. Вал тёмных туч надвигался с юга. Многоугольник монастырских стен защищал от порывов ветра, но, сменив бег на спокойный шаг, Кампари быстро замёрз. Погода менялась.

Камердинер оставил свою комнату открытой, но спал как убитый. Бедняга. Служба у командора сбивала ему здоровый режим. Нанимать его было неразумно, но лишить человека работы только потому, что предыдущий командор сложил полномочия, было и несправедливо, и незаконно.

Кампари тихо прошёл в ванную, сбросил на пол испорченный сюртук, засунул в урну ботинки, посмотрел в зеркало. Рубашка и брюки тоже заслуживали урны, но там уже было занято, поэтому он бросил их поверх сюртука.

На душе было тревожно и горько. Отрава, пропитавшая лёгкие, явно подходила ему больше воздуха Агломерации, но и чувства, что побывал дома, не возникло.

Он наспех помылся и пошёл в комнату. Ложиться бессмысленно: через полчаса всё равно поднимут. Кампари залез в свежую одежду и собирался в кои-то веки сам заварить синтетический кофе, когда раздался неуверенный стук в дверь.

— Командор? Вы уже проснулись? Извините, я ждал вас вечером, но, видимо, уснул.