Земля Тре - Александр Рыжов Страница 7

- Дур-рак! - сказал дед и одним махом опрокинул в себя принесенную служкой чарку. - Они людей жрут, понял? И круглый год ходят брюхатые, хотя с мужиками не знаются.

- Это как же?

- А так! Есть там вода особая. Если бабе ее испить - враз понесет.

- Что-то ты загибаешь, - сказал Глеб с сомнением.

- Дур-рак! - повторил дед уже ему и заговорил, торопясь и брызгая слюной: - Я знаю, мне верь! Земля та - нечистая. Там холод, мрак, там зло - и никому туда дороги нет. Ни-ко-му!

Илья поднялся с лавки, кивнул Глебу на выход. Глеб положил на стол деньги, сказал Пяйвию:

- Идем. - И все трое вышли из корчмы, оставив старика одного за столом.

- Это Анисим, помешанный, - сказал Илья, когда отошли от корчмы саженей на десять. - Ему бы только выпить, он тебе таких баек наплетет...

- Думаешь, врет?

- Я не верю. А ты?

Глеб промолчал, чувствуя, как неприятный холодок опять забегал по спине. Земля Тре - что она? какая она? Никто ее не видел, никто о ней ничего не знает. Разве что Пяйвий - но он молчит, молчит как рыба, слова не вытянешь.

- Когда отходим? - спросил Илья.

- Ты согласен? - Глеб остановился. - А если...

- Я нечистой силы не боюсь. Мне все одно, куда плыть, лишь бы платили исправно.

- Не поскуплюсь, - пообещал Глеб.

- Верю. Когда отход?

Глеб переглянулся с Пяйвием, тот смотрел умоляюще.

- Чем скорее, тем лучше. Нет ли у тебя ребят на примете?

- Найдутся. Сколько ушкуев?

- Два.

- Как пойдем?

- Как? По Волхову на Ладогу, потом Свирь, потом Водла. Волоком до Кенозера, и вниз по Онеге - к Студеному морю.

- Знаю, ходил, - кивнул Илья. -До моря, правда, не добирался, но до Емецкого волока - доводилось. А потом?

- Потом через Железные Ворота - на север. А дальше... Дальше видно будет.

Пошли втроем на пристань, осмотрели ушкуи, о которых говорил Евпатий. Илья забрался на один, потом на второй, долго ходил от кормы к носу и обратно, трогал мачты, щупал заскорузлыми пальцами ткань парусов, пробовал на прочность снасти. Остался доволен:

- Ладные лодчонки! На таких и по Студеному походить можно.

На том и расстались, условившись встретиться на другой день утром. Илья пошел домой, на Плотницкий конец, а Глеб с Пяйвием вернулись на Торговую сторону. Там Глеб купил новый кафтан, штаны и сапоги и тут же, в лавке, заставил Пяйвия переодеться.

- Перед людьми неловко - в рванье ходишь. Тот пробовал сопротивляться, но Глеб не церемонясь стащил с него старые лохмотья, помог облачиться в обнову и, отойдя на два шага, нашел, что перед ним стоит очень даже симпатичный парень.

- Ну вот, на человека стал похож!

Пяйвий зарделся, принялся суетливо обдергивать полы кафтана, но Глеб не стал ждать и потащил его дальше - в лавку ювелиров и оружейников.

Когда вошли, Пяйвий раскрыл рот от изумления, увидев на прилавках великолепные чеканные чаши, покрытые зернью кубки и братины, серебряные пластины, украшенные яркой перегородчатой эмалью...

- Вон туда смотри! - шепнул Глеб, указывая на стены, где висели тяжелые щиты, мечи в дорогих ножнах, кольчуги, копья, булавы, боевые топоры с длинными рукоятками. Но Пяйвия это не прельщало, он не мог оторвать взгляда от прилавков. Глеб уже подумывал, не купить ли ему в подарок какую-нибудь безделицу, как вдруг из-за спин двух почтенных купцов, только что вошедших в лавку, выскочил оборванец с лысой как колено головой, схватил золотую чашу и через полуоткрытую дверь угрем выскользнул наружу.

Все произошло прямо перед носом у Пяйвия. Он толкнул засмотревшегося на мечи Глеба и крикнул, опережая хозяина лавки:

- Вор!

- Где?

- Там! Там! - Пяйвий и лавочник закричали в один голос, но Глеб уже не слушал и, растолкав купцов, бросился на улицу.

Вора заметил сразу - тот бежал, высоко вскидывая ноги и шлепая голыми пятками по деревянной мостовой. Чашу держал перед собой, обеими руками, и от этого острые лопатки, выпиравшие из-под продранной в нескольких местах рубахи, виляли из стороны в сторону.

- Стой!

Оборванец мчался без оглядки, ловко уворачиваясь от встречных. Глеб кинулся вдогонку. Расстояние между ними было невелико, и он думал, что догонит вора в два счета. Но тот, даже с чашей в руках, бежал удивительно быстро, по-заячьи прыгая через прогнившие доски. Глеб, в тяжелых сапогах, еще не отошедший от недавней схватки с разбойниками, понял, что настичь беглеца будет нелегко.

Вскоре Торговая сторона осталась позади. Редкие прохожие шарахались в стороны, и надеяться на помощь не приходилось. Глеб прибавил ходу, мчался, глотая воздух и уперев взгляд в серое пятно - пузырящуюся от ветра рубаху бродяги. Впереди замаячила башня, от которой длинными полосами расходилась в стороны окружная стена. Бродяга бежал прямо к воротам.

Глеб собрал последние силы и почти настиг его - оставалось протянуть руку. Но тот, почуяв неладное, обернулся и недолго думая швырнул чашу в лицо преследователя. Глеб едва успел поднять руку - массивная, усеянная маленькими остроконечными рубинами посудина врезалась в предплечье. Мгновенно пробудилась еще не зажившая рана, боль пронизала тело, а перед глазами запрыгали багровые кляксы. Глеб сослепу ткнул перед собой кулаком, попал в пустоту, а еще через миг, когда в голове прояснилось, увидел жуткий оскал чужого лица и длинный нож, крепко зажатый в руке бродяги.

Глеб машинально тронул пояс и только сейчас сообразил, что безоружен. Рука с ножом, похожая на клюв хищной птицы, метнулась вперед, целя ему в живот. Он увернулся и ударил носком сапога в колено бродяги. Тот, падая, закричал, кувырком, через плечо, прокатился по мостовой, но тут же вскочил как подброшенный и, припадая на ушибленную ногу, кинулся к Глебу.

- Стой, чумной!

От этих безумных, брызгающих воспаленной краснотой глаз Глебу стало не по себе. Он шагнул в сторону. Смертоносное жало, чиркнув по бедру, разорвало полу кафтана. Глеб рванулся, схватил бродягу за шиворот, но в тот же миг неловко поставленная нога подвернулась на скользких от дождя досках, и он, с лоскутом в руке, навзничь грохнулся на мостовую. В голове зазвенело. Бродяга вьюном крутнулся на месте и, раздирая рот в торжествующем, по-звериному диком крике, занес нож над упавшим.

Глеб понял, что погиб. Успел в отчаянии выставить перед собой слабую защиту - ладонь, - как вдруг за спиной бродяги поднялась громадная, будто грозовая туча, тень, и чей-то кулак, похожий на пудовую гирю, обрушился на гладкую как шар голову.

Нож выпал из разжавшихся пальцев и глухо стукнулся костяной рукояткой о деревянный настил. Бродяга охнул и медленно, как тающий снеговик, осел на мостовую. Глеб приподнялся, заморгал, прогоняя пелену, и изумленно прохрипел: