Необходимые монстры - Ричард Кирк Страница 8

Умелец Ворон с трудом сглотнул и кивнул. По правде, он уже жалел, что обмолвился о девочке и её компании. Где-то в животе узлом стянулось недоверие, невзирая на всю явную доброжелательность, выказанную к нему до сих пор Джоном Машиной.

Джон Машина заглянул Умельцу Ворону в глаза, а потом отвёл взгляд, как будто пришёл к какому-то решению. Хлопнул ладонями по всё ещё сырым коленям и поднялся на ноги.

– Мне надо идти. Осмелюсь дать совет: тебе лучше за мной не ходить. Если ты украл у той, у кого я думаю, ты украл, то, знаешь, давай просто скажем, что особа она прощать не привыкшая. – Он вскинул на плечи пропылённый мешок и пошёл прочь, не проронив ни слова. Уже через мгновение он исчез из виду меж двумя разбомбленными строениями.

– Джон Машина, – закричал во всё горло Умелец Ворон. – А мне-то что делать?

В ответ долетел голос Джона:

– Найди женщину по имени Мэй. Если повезёт, она тебе поможет. И поищи какую-нибудь новую одежду. Пока мы с тобой болтали, ты вырос на три дюйма. До встречи, Умелец Ворон.

Умелец Ворон уселся на какой-то выбившийся из земли механизм и обхватил руками живот, где двигалась куколка. Что теперь?

Прошло полчаса. Голод одолел все его мысли. Он пошагал к краю канала. Внизу, в воде меж водорослей, стремглав носились рыбёшки. Пониже их лениво проплывал карп. Лягушки вернулись на ступени погреться на солнышке. Он принялся разглядывать своё отражение. Понадобится время, чтобы привыкнуть. Кажется, у всего на свете есть место – только не у него. Он глянул в небо, но оно больше не было ему домом. Помахал руками. Чем это его новое тело питалось? Что оно способно делать? Казалось, оно жестоко неумелое. Тогда ему пришло на ум, что у него три благодетеля. Монстр даровал ему сознание, ведьма даровала тело, а Джон Машина даровал имя. По животу прошлась волна тошноты, едва он вспомнил прежние свои мысли о том, как люди и монстры обрели силу надо всем, давая всему имена и названия.

Умелец Ворон пошёл, удивляясь тому, что голова у него не раскачивается. Его ноги оставляли отпечатки на земле, всё ещё влажной от ночного дождя. Земля стала теперь его домом, и он оставил на ней свои первые отметины. Склонившись, он подхватил со ступеней лягушку, прежде чем та сумела упрыгать, и заглотнул её целиком.

Буря надвинулась на остров с Радужного моря, замазывая небо грязно-жёлтым цветом. Гром сотрясал Моха с головы до пят, и на какой-то миг его перенесло на двадцать пять лет назад, в тот день, когда Мемория упала с волнолома. Вспышка молнии вернула его в настоящее. Стволы чёрного ореха раскачивались, засоряя траву листьями. Мох ругнулся. Украденная сумка долго под дождём не продержится.

С удобной точки входа в Музей он смотрел, как женщина сбегала с холма в направлении Лич-Лэйн, где сгрудившиеся кофейни и книжные лавки скрывались в едином мареве. За Лич-Лэйн пролегли Загульные Поля с их историческими дворцами и пышными садами. Укрывшиеся за пеленой дыма окраины Ступени-Сити обратились в одноцветную холмистость. Женщина замедлила шаг, свернула в сторону от Лич-Лэйн и направилась по естественному изгибу почвы к лощине. Мох, увидев в том шанс, пошёл следом. Растительность не даст ей передвигаться быстро. И он сможет взять её за воротник вдали от любопытных глаз.

Дождь усилился. Мох шлёпал через лужайку, прикрывая глаза согнутой в локте рукой. Очки у него запотели, и бежал он почти вслепую, пытаясь на ходу протереть стёкла полой рубахи. Когда он прижал их к носу, то опешил: женщина наблюдала за ним с края лощины. Дыхание у неё было частым, но она припустила бегом, когда он приблизился на расстояние окрика. Мох не без трепета вошёл в лощину, ступая по звериной тропе. Перешагивая через корни, он клял себя за то, что оставил дома пистолет. Тропа вскоре превратилась в размытый пласт разрозненных камней. Он скользил вниз по склону, хватаясь за ветки. Они вырывались из его ладоней, оставляя в них горсти листьев, пахших увяданием. Когда он добрался до конца спуска, у него сильно ломило позвоночник.

Кружилась голова; он стоял, расставив ноги, над ручейком, пристально вглядываясь в водоотливную штольню. Вход в неё был выложен кирпичом; укрытый виноградом, он оставлял своего рода доступный проход в виде замочной скважины, за которой невозможно было разглядеть ничего. Совсем незадолго до него женщина оставила оплывшие следы на русле ручья. Мох выравнивал дыхание, опершись ладонями о колени, и старался вспомнить, что ещё находилось в его сумке помимо книги. Там была газета, пустой флакончик из-под синиспоры, набор ручек с карандашами, ластик, записная книжка, немного сигарных купонов с картинками разных рыб, которые приглянулись ему на рынке Полотняного Двора. Вновь охваченный гневом, Мох ринулся в штольню.

Долго бежать не пришлось: несколько шагов – и дневной свет померк за спиной. Когда глаза привыкли, стало заметно какое-то свечение. Под ним обозначились склизкая брусчатка и мусор. Гниль жгла ему ноздри. Шум дождя утих, на смену ему пришли дуновение ветра и плеск ручейка. Свет, как скоро он обнаружил, исходил от свечи, стоявшей возле его сумки на самодельном столике. Женщина следила за ним, стоя в тени. Мох схватил сумку. Вес был не тот.

– Где она? – спросил он. В ушах поднялся скулёж. Звон в ушах появлялся, когда Моха обуревал гнев: последствие детства, проведённого в доках, где разбивали на части отслужившие своё корабли. Женщина вышла вперёд, накручивая на пальцы в кольцах повисшие крысиными хвостиками прядки волос. Свет свечи искажал её красоту своими переливчатыми тенями.

– Не создавайте себе трудностей, – произнесла она, ловя его взгляд. Затем выпустила шквал фраз на незнакомом языке и отошла в сторону.

Что-то задвигалось поблизости. «Сообщник, значит», – подумал Мох.

Выступивший вперёд мужчина был высок, может, футов семь [5]. Он носил на голове касторовый цилиндр, который почти задевал потолок штольни. Чёрная кружевная вуаль закрывала лицо. Пальто с воротником из горностая скрывало очертания тела. Кожа была видна только на его больших покрытых шрамами руках. Поблекшие синие татуировки сплошь покрывали суставы пальцев, которые заканчивались у второго сочленения, наверху фаланг. Рукава пальто, тоже отделанные мехом, были запачканы пульпой и похожими на слизь выделениями стен штольни. Пистолета Мох не видел, но догадывался, что он спрятан в складках мерзкого пальто. Мужчина двинул левой рукой, и из рукава в ладонь скользнула книга «Певчие птицы острова Козодоя».

– Моя книга, – не удержался Мох. Он решил хранить разумное спокойствие и старался не отвлекаться на женщину, которая зашла ему за спину.

– Ваша книга? – спросил мужчина. Голос его был звучным и отрывистым. – По-моему, мы по крайней мере можем согласиться, – он прочистил горло, – с тем, что книга эта не ваша, а наша.

– Как это? Она теперь ваша, поскольку вот она украла её у меня? – спросил Мох.

– Вы украли её из Музея. И, если только меня не осведомили неверно, – продолжил мужчина, – передавший её в дар судья украл её у одиозного орнитолога и серийного убийцы Франклина Бокса. Это книга Франклина.