Молоко без коровы. Как устроена Россия  - Денис Терентьев Страница 13

Если взять типичное инфекционное отделение в Карелии, то там лежат в одной палате по 8-10 пациентов с различными диагнозами, осуществляя взаимный обмен бактериями. Зато посещения ограничены, а в гардеробе надо купить бахилы. В финских медучреждениях вообще не принято переобуваться (что в

Хельсинки, что в провинции), бахил нет как класса, родственникам пациента разрешают оставаться на ночь. При этом в Финляндии – один из самых низких в мире показатель распространения внутрибольничных инфекций. Даже в скромной Савонлинне в каждом помещении есть вентиляция, а в операционной воздух полностью меняется за 8 минут.

«В начале были болота, мотыга и Юсси» – так начинается роман финского классика Вяйне Линна. Путь соседей в высокоразвитые страны тесно связан с инвестициями в образование. И если в советские времена финские студенты ехали учиться в СССР, то сегодня в Технологическом университете 72-тысячной Лаппеенранты более 400 студентов из России. Когда-то и наше среднее образование считалось образцовым. А большинство финнов еще в 1960-х учились в школе всего шесть лет. Но спустя 20–30 лет среднее образование Финляндии вдруг оказалось выше США, Китая и Сингапура в столь дорогих нашему сердцу рейтингах – тех самых, где Россия сейчас в восьмом десятке.

Как так получилось? Основная тенденция последних лет в России – тотальная экономия. Как рассказывалось в предыдущей главе, федеральный центр сбросил регионам обязанность финансировать школы – их уплотняют, утрамбовывают, перелопачивают или просто закрывают. Учитель одновременно ведет урок у 4-го, 6-го и 9-го классов, сейчас литературу, а через час – биологию. Вместо качественного изложения предметов педработники все чаще испускают слова «воспитание», «духовность», «нравственность». Из-за низких зарплат в школах работают одни женщины, в то время как федеральное правительство не пожалело 6,7 млрд рублей на «продвижение русского языка». Сенатор заявляет, что российские студенты, уезжающие за рубеж, «нарушают права» других россиян. Общественная палата предложила ввести предмет «Нравственные основы семейной жизни». Минобрнауки одобрило идею начинать уроки с гимна России.

Тем временем в финских школах детям с 12 лет показывают англоязычные фильмы без перевода. Ни общей программы, ни единого списка разрешенных учебников в Финляндии нет. Не бывает чиновничьих проверок и не составляют рейтингов самих школ. Поскольку нет РОНО, никто не мешает учителю работать с детьми. Преподавателей на каждом уроке 2–3 человека: кто-то ведет урок, кто-то может подсесть к ученику и объяснить непонятное. Во время урока детям не запрещают переговариваться друг с другом или заглянуть в смартфон. В младших классах оценки не ставят, в старших – только по итогам пройденных курсов. «Двойками» не топят, главное – сохранить у ребенка интерес к предмету и радость от посещения школы. Министр образования говорит, что ее коллеги практически не вмешиваются в работу учителей, которым они – подумайте только! – доверяют. Карельский учитель за неделю пишет отчетов на объем курсовика, и в любом РОНО вам объяснят, что иначе наступят бардак и анархия. Следствие «бардака» – 1-е место в ключевом рейтинге PISA, тотального контроля – 72-е.

Качественное образование дало стране болот технологическое лидерство, символом которого стала «Нокиа». Финляндия входит в пятерку стран-лидеров по использованию энергии из возобновляемых источников. Но в России не видно попыток системно брать с соседа пример, хотя в советские времена попытки были. Финское судостроение построило для СССР около 800 кораблей за 45 лет, и брежневские экономисты решили: а не заплатить ли чухонцам, чтобы они создали в Карелии «советскую Финляндию». При Союзе тоже хотели получить молоко без коровы. Самый крупный проект – построенный финнами 40-тысячный завод «Карельский окатыш» в Костомукше, главный нынче донор республиканского бюджета. Но уже мало кто помнит, что соседи приложили руку еще к 30 крупным предприятиям Карелии.

«Финская модель» подразумевала не только импортные станки: в республике вводили сдельную оплату, следили за экономией ресурсов. 90 % заготовленного леса перерабатывали дома, кругляк составлял не более трети «лесного» экспорта. А фундаментом было машиностроение: на Онежском тракторном заводе (ОТЗ) 7,2 тыс. человек выпускали трелевочные тракторы, деревообрабатывающие станки, бумагоделательные машины, корообдирочные барабаны, гофрировальные агрегаты. Продукцию Петрозаводского станкостроительного завода, экспортировали в Канаду, ФРГ, Великобританию. Около трети объема производства приходилось на электронику и приборостроение – такой концентрации наукоемких отраслей не было даже в «фирменной» Прибалтике. Интеллектуальную надстройку подпирали около 200 ремонтных предприятий. Со стороны могло показаться, что Карелия разовьется в союзную Силиконовую долину.

Но сегодня карельские промзоны похожи на Сталинград. Петрозаводский радиозавод, где 4,5 тыс. человек работали в перчатках и белых халатах, сдает площади под склад. Уже к 2010 г. на ОТЗ осталось 140 человек. «Я лично Катанандову не прощу гибель ОТЗ, – рассказывал депутат Петросовета Геннадий Сельменский. – Это его правительство привело к управлению заводом людей, которые за два года вытащили с завода 300–400 миллионов, не гнушаясь ничем». А зампред Совета ветеранов ОТЗ Николай Логинов чуть не плакал: «Я проработал на заводе 52 года и, конечно, больно все это видеть. Можно шире посмотреть: станкозавода нет, радиозавода нет, судостроительный завод «Авангард» работает на нищих подачках, даже зверосовхозов не осталось, хотя когда-то карельская пушнина считалась на аукционе в Ленинграде лучшей. Даже тепличный совхоз, который кормил свежими овощами половину Карелии, уничтожен – поля зарастают ивняком, а на месте бывших теплиц стеной проросли сорняки. В республике развалено все, что можно развалить».

Петрозаводские ветераны размышляют как люди, экономику в школе не изучавшие: дескать, пришли какие-то стервятники и все украли. Мало кто видит институциональную причину: сначала стало не выгодно производить. Иначе какой же дурак будет продавать новые германские и японские станки на металлолом? Кто же будет сдавать цеха под склады, если в них можно производить конкурентоспособную продукцию?

Что же произошло на самом деле? В том, что в результате перехода к капитализму государство сняло с довольствия тысячи нерентабельных производств, ничего циничного нет. В 1990-е те же процессы происходили во всех странах Восточной Европы: заводам искали собственника. И если не находилось солидного иностранного покупателя, то в Венгрии или Чехии старались передать предприятие в собственность директору. Можно долго спорить о справедливости «разбазаривания народного достояния», но, снявши голову, по волосам не плачут. Вся новейшая история кричит нам в уши: эффективный управленец – это только собственник. А директор – наиболее подходящий вариант, ибо со старта имеет опыт управления этим заводом.

В России чаще использовали более «справедливую» схему приватизации, при которой заводы акционировались, а акции делились на весь трудовой коллектив. Вместо одного собственника возникало пять тысяч. А как может распорядиться свалившимся на него капиталом токарь третьего разряда? Например, продаст акции за бутылку водки, ну, в крайнем случае, за две. Так к руководству заводами приходили случайные дельцы, ориентированные исключительно на получение прибыли.