Царь-холод - Сергей Кара-Мурза Страница 38

Система теплоснабжения была для них буквально «черным ящиком», на выходе которого и стояла их батарея, излучающая тепло. При этом они не думали не только об устройстве этого черного ящика, но даже и о его входах. Тепло в их квартире воспринималось как природное явление, которое приручено человеком и уже никуда деться из их квартиры не может, как и свет из их электрической лампочки. Им была чужда сама мысль, что это тепло – продукт непрерывно работающей сложно построенной социальной машины и что эта машина может быть попорчена или даже сломана неумелыми или корыстными людьми у власти.

Во время перестройки одним из фетишей, почти атрибутов счастья, стал видеомагнитофон (это даже отражено в нескольких художественных фильмах). Люди ахали, когда попадали за границу и видели, что он стоит всего 300 долларов – в Москве этот ящичек можно было продать за такую сумму, что хватало обставить квартиру хорошей мебелью. Советская жизнь без видео казалась жизнью бедняка – «Верхняя Вольта с ракетами, но без видео». Многие молодые люди чувствовали себя обделенными, батареи центрального отопления грели их тело, но совсем не грели душу, и молодые люди их не замечали. Если бы тогда такого молодого человека спросили: «А сколько стоит на Западе то тепло, которое излучают твои батареи за год?» – он бы, скорее всего, возмутился. Какая, мол, чушь!

Но и сегодня он бы не поверил, если бы узнал, что по западным ценам его батареи излучали (а в Москве и сегодня излучают) только за месяц столько тепла, сколько стоит видеомагнитофон. Что в советское время он, не шевельнув пальцем, без проблем и с полной гарантией за год получал в виде тепла стоимость, равноценную семи видеомагнитофонам, – и при этом хотел, чтобы ту жизнь ликвидировали. Он хотел, чтобы ему и здесь устроили жизнь, как на Западе, с видео, – но об отоплении он при этом не подумал.

Вот первая проблема общественного сознания, связанная с кризисом теплоснабжения: активная и влиятельная часть общества не ценит отопления как жизненно важного и очень дорогого блага, как не ценит и той технической и социальной системы, которая это благо производит и доставляет в жилища. Не зная, как устроена эта система, и не ценя ее, влиятельная часть общества абсолютно равнодушно приняла известие о том, что эта система будет «реформирована» и переведена на рыночные принципы. Тепло из уравнительно и почти автоматически распределяемого между гражданами РФ блага превратится в товар, который придется покупать, который может вдруг резко подорожать, а то и стать дефицитным. Никакого интереса и никакого волнения это известие не вызвало. А поскольку за годы перестройки идеологи свободы и либерализма сумели в сознании людей превратить уравнительное распределение чего бы то ни было в пугало, большинство было даже радо тому, что и уравниловка в обеспечении теплом будет ликвидирована.

Понятно, что раз влиятельное меньшинство (активная часть интеллигенции) при пассивном согласии большинства отвергло уравнительный принцип, то советский строй был обречен и началось реформирование теплоснабжения. И первые же признаки кризиса, вызванного этой перестройкой, обнаружили глубокое расщепление сознания именно этого влиятельного меньшинства сторонников рыночной реформы. Это красноречиво проявилось во время аварии отопления в Приморье.

Зимой 2001 г. множество людей, одетых в норковые шубы и дубленки, выходили на улицы Владивостока и других городов Приморья с плакатами: «Хотим жить!» Так они требовали, чтобы государство обеспечило их дома теплом. Большинство этих людей отвергали советскую уравниловку – распределение благ не на рыночной основе, а уравнительно, «по головам». Очевидно, что тепло – одно из таких жизненных благ, и оно также может предоставляться или через рыночный, или через уравнительный механизм. Эти образованные люди не могли этого не понимать, когда голосовали против советского строя.

Согласно антиуравнительным установкам этих людей, были закрыты нерентабельные шахты Приморья. В советском хозяйстве, ориентированном на потребление, а не на прибыль, эти шахты были разумны и эффективны, а в обществе, основанном на конкуренции, они неразумны и неэффективны. Это образованные люди также должны были понять, и об этом их предупреждали «консерваторы». Таким образом, местного топлива не стало, и поэтому тепло в Приморье очень подорожало. Грубо говоря, оно этим дамам в советских норковых шубах стало не по карману. Согласно их собственным, выстраданным антисоветским принципам, эти дамы должны были тихонько лечь и замерзнуть. Как сказал Мальтус, «природа повелевает им удалиться и не замедлит сама привести в исполнение свой приговор».

Сделав выбор в пользу рыночного распределения благ (удовлетворение платежеспособного спроса) и отказавшись от уравнительного распределения (удовлетворение потребности), жители Приморья четко и определенно отказались от права на жизнь как естественного права. Отказ от уравнительного распределения в чистом виде означает, что право на жизнь имеет лишь тот, кто может заплатить за витальные, необходимые для жизни блага. И государство при этом обязано только обеспечить свободу рынка.

В 2001 г. стало очевидно, что большинство жителей Приморья купить тепло по его реальной рыночной цене не могут. Потребность есть, а платежеспособного спроса нет. Поэтому плакат «Хотим жить!» смысла не имел. На этот плакат Греф резонно мог бы ответить: «Ну и живите на здоровье, никто вас не убивает». Люди в таком мысленном диалоге, конечно, завопили бы: «Мы замерзаем. Мы не можем жить без отопления!» А Греф столь же резонно им ответил бы: «Вы имеете полную свободу покупать тепло и энергоносители – хоть у Ходорковского, хоть в Венесуэле. Но вы не имеете права требовать их от государства. Это право вы имели в СССР, но сами его выплюнули».

И тут выяснилось, что люди в шубах и дубленках просят именно уравниловки – предоставления им тепла не через рынок, а как при советском строе – «по едокам». Они хотели бы, чтобы им локально, в порядке исключения, вернули определенную часть советской уравнительной системы. По мере того как власть будет продавливать жилищно-коммунальную реформу, таких желающих будет становиться все больше и больше.

Важно подчеркнуть, что всю эту интеллигенцию Приморья никак нельзя заподозрить в неискренности, в сознательном желании «проехать за чужой счет». Наша либеральная интеллигенция действительно не понимает, что означало ее требование отказа от уравниловки – «об отоплении она как-то не подумала». И не думает до сих пор – вот в чем наша общая беда. А положение действительно абсурдно: люди, отказавшиеся от уравнительных принципов и неоднократно подтвердившие этот свой выбор, продолжают по отношению к себе лично требовать уравниловки (за счет, как теперь говорят, «налогоплательщиков»). И при этом они явно не понимают, что требуют именно уравниловки, в самом примитивном, «совковом» смысле слова.

Уверенность либеральной интеллигенции в собственном праве на отопление и ее ненависть к советскому «равенству в бедности» расположены на разных уровнях сознания. Первое чувство – на уровне ушедших в глубину подсознания архетипов «уравнительного крестьянского коммунизма», а второе – на уровне стереотипов европейски образованного сытого человека. Расщепление этих двух уровней и привело к тяжелейшему кризису сознания.