Новый военный гуманизм. Уроки Косова - Ноам Хомский Страница 45

Пусть НАТО действительно не упоминается в резолюции, — кроме текста приложения, воспроизводящего содержание мирного соглашения по Косову, — но под диктатом Вашингтона значение обоих документов получает однозначную трактовку. Относительно «примечания» к соглашению по Косову, опущенного в тексте резолюции (и в тексте соглашения для Госдепартамента), то его содержание вскоре было усовершенствовано: как мы уже видели, из него исчезла еще и фраза «понимается НАТО». Теперь «ключевое предложение из примечания» звучит так: «Это, в свою очередь, означает единую цепочку командования НАТО под политическим контролем Североатлантического Совета». В данных словах (опущенных) текста и заключается то, что «понимается НАТО»; теперь же натовская трактовка превратилась в факт, несмотря на то, что хитрый Милошевич «мог бы использовать такую неконкретность, чтобы не спешить соглашаться с любыми из мер, которые не были расшифрованы в резолюции». Высокий чиновник НАТО предупреждал, что сербы могут не принять ничего такого, «что будет выходить за рамки резолюции Совета Безопасности». Как и в те времена, когда «священный союз Европы» выполнял свою цивилизующую миссию, сербы остаются «восточными людьми, а значит лгунами, ловкачами и мастерами по части отговорок» [50].

События шли своим чередом, и «натовские миротворческие войска были введены в Косово» на «вертолетах „Чинук“ с британскими и гуркхскими (непальскими) десантниками на борту», за которыми следовали колонны тяжелого вооружения и пехоты. В беззастенчивом упоминании в этом контексте таких народностей, как чинуки и гуркхи, не удостоившемся ни малейшего комментария, вновь проявилось торжество имперского насилия и этнических чисток. Но «возглавляемая НАТО миротворческая миссия, утвержденная на прошлой неделе Советом Безопасности Объединенных Наций», испытала сильнейший шок, когда «непокорная Москва вновь бросила вызов Западу», несколькими часами ранее направив в Косово небольшой контингент своих войск. «Сегодня всех встревожило… публичное предупреждение высокого чиновника [российского] Министерства обороны о том, что Москва, вероятно, примет одностороннее решение об отправке своих войск в Косово в случае, если НАТО не прекратит настаивать на том, чтобы ему подчинялись все развернутые там силы», — т. е. упорствовать в нарушении мирного соглашения и резолюции Совета Безопасности. Русские «поддержали Белград в его требовании, чтобы миротворцы служили под флагом ООН» в соответствии с формальными договоренностями, но в нарушение корректной интерпретации документов. В связи с этими событиями встал ряд серьезных вопросов о том, «кто решает» в России, и сможет ли все еще опасный медведь по-прежнему жить согласно своим обязательствам, точнее их интерпретации правящими казуистами [51].

Итак, все системы, по-видимому, оказались на своих местах и заработали так скоро, как этого и можно было ожидать, исходя из не столь давних прецедентов. Требования США и НАТО стали фактами, из чего, конечно, не следует, что Сербия не попытается продолжить свою игру, хотя, не имея достаточно власти и силовых средств, она вряд ли преуспеет в этом больше, чем все те, кто в свое время также нарушил волю хозяина.

Пресса же с неизменной корректностью продолжает осуждать сербскую «пропагандистскую машину, которая настроила общественное мнение в пользу войны в Косове», а теперь «готовит сербов к мирной сделке». «В обществе, где все выпуски новостей контролируются государством, между властной риторикой и реальностью пролегает огромная пропасть» [52]. Воистину так, но в связи с этим хочется задать два вопроса:

1) Возможна ли пропасть между риторикой и реальностью в свободных обществах?

2) Какая ситуация сложилась в Сербии перед бомбежками?

Оставим в стороне первый вопрос и перейдем ко второму. Мы обнаружим, что эта пропасть была, конечно, весьма реальной, но доступность для югославов зарубежного радио и телевещания существенным образом сужает ее. А до того, как «демократическую активность» не «подкосила война», в стране, по сообщению британского филиала Хельсинкской группы правозащитников, было и «несколько оппозиционных газет, а также радио- и телевизионных каналов», и к тому же там «действовали многочисленные неправительственные организации, несогласные с политикой Милошевича и финансируемые из-за рубежа», — большинству из которых после бомбардировок пришлось прекратить работу. В самом же Косове албанская сепаратистская пресса, а также венгероязычные средства массовой информации продолжали открыто публиковать свои материалы в течение всего процесса переговоров в Рамбуйе в феврале 1999 года, сообщая о зверствах сербов и поощряя «готовность [НАТО] применить силу» и «отправить танки и пехотные войска в Косово», где «Сербия может лишиться своего суверенитета» [53].

Вероятно, полезно вспомнить, как вели себя американское правительство и средства массовой информации во все периоды войн, когда самим США вообще никакие атаки внешнего врага не грозили, или, если уж на то пошло, и поведение самого свободного и демократичного из всех опекаемых ими государств — Израиля, которому в этом смысле далеко до США, но которое тем не менее весьма репрессивное, значительно превосходящее в этом, например, Никарагуа в пору, когда последнее подвергалось жестоким атакам американцев. Поучительным будет и сопоставление реакций средств массовой информации и аналитиков на свободу прессы, утвердившуюся в 80-е годы в опекаемых США государствах Центральной Америки (где мало упоминалось о жестоких и смертоносных репрессиях), в Израиле (высоко ценимом его покровителями за фактически полное отсутствие сообщений о давлении на прессу) и Никарагуа — которое сурово осуждалось при том, что в нем могла свободно выходить ведущая газета «Ля Пренса», открыто поддерживавшая атаки на Никарагуа и требовавшая их усиления, — немыслимое поведение для клиентских режимов США и самих Соединенных Штатов даже в куда менее тягостных обстоятельствах. Данный факт настолько не укладывается в головах граждан цивилизованных государств, что ему, наверное, никогда не преодолеть барьеров, о которых говорил Оруэлл [54].

Пропасть между риторикой и реальностью в сербской прессе дала повод оправдывать бомбовые удары НАТО по сербскому радио и телевидению, которые наносились с 8 апреля, а 23 апреля при помощи реактивных снарядов наконец сровняли с землей большинство центров телевещания, — «в канун празднования 50-летия НАТО», как писала «Файнэншиал таймс». Мы вновь тактично оставим в стороне все возможные соображения, относящиеся к нашему первому вопросу. Военный представитель НАТО, капитан ВВС первого ранга Дэвид Уилби, обосновывал воздушные атаки тем, что сербские средства массовой информации «заслужили того, чтобы стать их мишенью: они наполняли эфир ненавистью и ложью в течение многих лет», хотя НАТО сначала предложило дать прессе возможность «избежать дальнейшего наказания», если Милошевич «предоставит шестичасовой ежедневный эфир для западного информационного вещания», как это принято в США [55].