Маркитант Его Величества - Виталий Гладкий Страница 10

Все с пониманием покивали и одобрительно зацокали: «Ца-ца-ца…», тем самым удивившись оборотистости Стукачева и поздравив его с торговой удачей.

Купцы-поморы сильно удивляли иноземцев своими странностями. Нередко товар, приобретённый у чужеземного гостя, они тотчас продавали ему же по более низкой цене, но за наличные деньги. Суть таких сделок была предельно проста — русские купцы остро нуждались в наличности, будь то рубли, гульдены или рейхсталеры, которые на внутреннем рынке пользовались большим спросом. Здесь присутствовало одно немаловажное обстоятельство: государство разрешало иноземцам торговать исключительно в Архангельске. Любая торговля в других местах была для них запрещена. Поэтому купец-помор не только покрывал понесённые им убытки, но и получал солидную прибыль, приобретая у соотечественников по дешёвке за иностранные деньги товары русского вывоза.

— Хорошо-то, хорошо, — прогудел своим басищем отец Иоанн. — Да вот небесные знамения неблагоприятны и все на русскую землю восходят. Бают, недавно явились на небеси три звезды — едина больше луны, в нощи восходящей, тако и две други, поменьше, шествие имуще от полунощи на юг. Ина звезда зело велика и светла, яко же описано в книге Григория Секбота, который нарицает её кометой. Когда она являет людям свой лик, их сердца станут свирепы и брани междоусобной быти. Многая радости наполнятся печалями… — Тут он перекрестился и продолжил: — Спаси и сохрани нас, Господи, от бед предстоящих! Я думаю, что комета сия скору кончину знаменаша государя нашега, Фёдора Алексеевича. Слаб он здоровьем… А в царском чертозе он двух братов своих на трон приведёт — Иоанна Алексеевича и Петра Алексеевича.

— Молоды они ещё, — сказал Фёдор Лыжин. — Бояре Милославские не позволят. Знающие люди грят, что сестра евойная, Софья Алексеевна, давно примеряет царский венец. Конешно, девка она видная и грамотная, кумекает по-латыни, польский язык знает, даже стихи пишет. С виду богобоязненная, смиренная, ну дак кто ж не знает, что в тихом болоте черти водятся… — При этих словах иерей с осуждением перекрестился. — Любит она власть, ох, любит. А там и до греха недалеко. Царевичи-то ещё мальцы…

— А нам то что? — зашевелился Демьян Онисимович. — Наше дело торговое, купи-продай. Казну государеву при любом царе наполнять надобно. Уж как они там трон поделят, то не наше дело.

— И то верно, — дружно согласились гости и на том разговоры на время прекратились, потому как подали треску с пылу с жару, запечённую по-поморски в овальной глиняной миске, которая называлась «латка». Духмяная треска с луком и сметаной, которую запивали хмельным мёдом, вызвала у Алексашки обильное слюноотделение, и он, тихо покинув горницу, шмыгнул на поварню.

Там священнодействовала мать Алексашки, которую звали Иринья, и младшая сестра Ховронья. Второй сестры Евдошки, старшей, не было; поди, сидит где-нибудь в углу, читает. Шибко грамотная. Её треской не корми, а дай почитать какую-нибудь книгу. Отец с каждой поездки привозил что-нибудь новенькое, и что характерно, не скупился, хотя книги очень дороги. Евдошка и языки иноземные знает, не меньше, чем Алексашка, и политесу обучена. Девка статная, купцы знакомые норовят сватов заслать, да отец почему-то упёрся — нет, и всё тут. Поди, королевича заморского Евдошке ищет…

Мать с изрядно округлившимся животом ходит по поварне как утка, переваливаясь с боку на бок. Алексашка знал, что ей немало досталось, когда он был совсем маленьким. Ильины жили тогда бедно, перебивались с хлеба на воду, да и то на хлеб иногда денег не хватало, пока отец не стал ходить летом на Варзугу добывать жемчуг. Ему здорово повезло — он нашёл поистине золотое дно. В реке, которая впадала в Варзугу, раковины-жемчужницы даже искать не нужно было; они лежали на песчаном мелководье прямо под ногами, притом жемчуг в основном был крупный, дорогой. Видимо, до этих мест ещё никто не добирался.

Конечно, когда отец взял то, что само шло в руки, ему пришлось забираться поглубже. Чтобы найти раковину-жемчужницу поморы использовали незамысловатое приспособление — «водогляд». Он представлял собой полую берестяную трубу (бурак) с полсажени в длину, которую отец сквозь отверстие в плоту опускал одним концом под воду, а к другому — верхнему — плотно прижимался лицом, разглядывая дно реки. Благодаря «водогляду» можно было хорошо разглядеть все лежащие на дне предметы.

Отец искал тонкие бороздки, которые оставляли ползущие по речному песку жемчужницы. По этим следам он без особого труда находил раковину. Но, прежде чем достать её из воды, отец пристально рассматривал раковину и по известным ему признакам решал, есть ли в ней жемчуг. Если она была небольшой по размеру, с гладкими створками, это означало, что раковина молодая и здоровая, следовательно, жемчуга в ней, скорее всего, нет. Зато в крупной старой раковине с неровными выпуклыми створками вполне могла оказаться заветная жемчужина.

По внешнему виду раковины Демьян Онисимович мог определить не только размеры и форму жемчуга, но даже его цвет — белый, розовый, синеватый или чёрный. Особо ценились крупные белые жемчужины, а самыми дешёвым считался мелкозернистый синеватый жемчуг неправильной формы.

Но одно дело найти раковину-жемчужницу, и совсем другое — исхитриться извлечь её со дна. Отец пользовался раздвоенным на конце шестом, который назывался «рошшэп». Наконечник для шеста он изготовил из костяных заострённых пластин и кованых металлических крючков. Отец наводил на раковину конец шеста и ловким движением прижимал её ко дну. При этом раковина оказывалась зажатой в расщепе, и вытащить её на поверхность уже не представляло особого труда. Оставалось только разломить створки и с помощью ножа достать драгоценное перламутровое зерно. После этого отец укладывал жемчужное зёрнышко за щёку на шесть часов, так как считалось, что от воздействия слюны оно станет прочнее и долго не потускнеет.

Всё это малый Алексашка видел собственными глазами и по мере своих детских силёнок помогал отцу. А мать и Евдошка в это время хлопотали на берегу, где Демьян Онисимович поставил куваксу — лопарский шалаш, крытый корой. Они ловили рыбу в речке и готовили еду. Алексашка ставил петли на зайцев, и очень радовался, когда ему выпадала охотничья удача. Мясо на столе поморов бывало редко, а мать умела готовить зайчатину так, что пальчики оближешь. Тем более что к жаркому из зайца полагался ещё и кисло-сладкий ягодный соус.

Демьян Онисимович промышлял на Варзуге три сезона. А затем с успехом занялся торговыми делами, благо, капитал на жемчуге он скопил вполне приличный, ведь цена поморского жемчуга, который добывался в реках Варзуге, Солзе, Ваймуге, Умбе, Кеми, Коле была более двадцати гульденов за жемчужину, а были и такие экземпляры, которые стоили и все пятьдесят. Да и в Поморье жемчуг пользовался большим спросом. Им украшали не только женские одежды, но и мужские. Широкий воротник из жемчуга, иногда шириной в три пальца, был главным украшением мужского костюма. Шитые жемчугом воротники, кафтаны-охабни, унизанные жемчугом сапоги у мужчин, не были чем-то из ряда вон выходящим. Поморский речной жемчуг получил распространение даже в Москве; он шёл на украшение патриарших риз и царских одеяний.

Ильин не оставил заветное место на Варзуге. Только теперь он нанял артель для добычи жемчуга, а её атаманом поставил верного человека — Фомку, брата Овдокима. Артельщиков Демьян Онисимович не обижал, — платил, не скупясь, вовремя снабжал их съестными припасами и разным барахлишком, — поэтому тайну промысла они хранили свято, тем более что Ильин заставил их поклясться на кресте. Кроме того, у Демьяна Онисимовича было четыре тони [20] и соляной промысел — небольшой, но приносивший солидный доход; соль для рыбаков всегда нужна, да и в домашнем хозяйстве она незаменима.