Сталинъюгенд - Алексей Кирпичников Страница 13

Хотя шквал арестов чуть схлынул, чекисты по-прежнему боролись с «вредительством», подводя под это преступление любую ошибку в расчетах, технологии или изготовлении продукции. Особое значение придавалось военной технике — выявленные «вредители», окопавшиеся в оборонных отраслях, всё так же бесследно исчезали в пыточных Лубянки.

На испытаниях новой модели разбился самолёт, и НКВД занялся расследованием происшествия. Показания давали два арестованных руководителя номерного завода, выпустившего опытный экземпляр. После непродолжительного пребывания во внутренней тюрьме НКВД они начали дуэтом обвинять наркома Михаила Кагановича, якобы завербовавшего их в антисоветскую вредительскую организацию и приказавшего выпускать брак. Михаилу Моисеевичу показали протоколы допросов. Он завизжал: «Клевета!» Доложили Сталину. Вождь поднял вопрос в тесном кругу. Лазарь Каганович, ветеран Политбюро и младший брат Михаила, главный железнодорожник страны и отец метрополитена, сидел на заседании — ни жив ни мёртв. Изображая справедливого арбитра, Хозяин попросил и его оценить ситуацию. Лазарь Моисеевич обладал огромным опытом пожирания себе подобных, умело добивая оступившихся коллег, но в данном случае жертвой становился его старший брат, и это был набат, возвещавший, что следующим падёт сам Лазарь. Трезво оценив ситуацию, Каганович стал настаивать на аресте ближайшего родственника, но Рефери возразил:

— Не упорствуй, Лазарь. Зачем торопиться? Арестовать Михаила мы всегда успеем. А если он вдруг не виноват?… Твой брат работает давно, и до сих пор к нему серьёзных претензий не возникало. Давайте лучше организуем наркому очную ставку с обвиняемыми в присутствии уважаемых свидетелей. Там и станет ясно — кто лжёт?

Так и порешили. В комиссию включили Анастаса Микояна и Лаврентия Берию. Очная ставка проходила в кабинете Микояна. Туда доставили заключённых. Туда же, пока ещё без конвоя, пришёл и Михаил Каганович. Схватка оказалась непродолжительной — арестованные вдвоем навалились на авиационного наркома. Тот пробовал сопротивляться: повышал голос, орал, что это бред, что сгноит лжецов на Колыме… Но стойкость и численный перевес нападавших выбили почву из-под ног Кагановича-старшего. Поняв, что проиграл, Михаил Моисеевич взял паузу и спросил хозяина кабинета, где здесь туалет. Анастас Иванович показал рукой на дверь в комнату отдыха. Побеждённый в неравной схватке исчез за ней, но пользоваться удобствами не стал — он достал ещё не отобранный наган и свёл счеты с жизнью. Его остывающее тело втащили назад в кабинет и положили на ковёр, вскоре покрывшийся багровыми пятнами крови вынужденного самоубийцы. Ковёр потом пришлось заменить…

Когда картина из прошлого, словно наяву, прошла перед глазами Микояна, он невольно ужаснулся многократным совпадениям в истории гибели Михаила Кагановича и в событиях, из-за которых Берия насел на него сегодня. Эти совпадения показались Анастасу Ивановичу мистическими и зловещими.

* * *

Очнувшись от мысленных аналогий, Микоян почувствовал, что тишина стала невыносимой. Разряжая обстановку, он поинтересовался:

— Товарищ Меркулов, пока Ваню везут, расскажите, пожалуйста, о подробностях трагедии.

Уловив едва различимый согласительный знак шефа, Всеволод Николаевич довольно обстоятельно проинформировал Анастаса Ивановича о выстрелах на Большом Каменном мосту. За разговором время пролетело незаметно, когда дежурный офицер ввёл Вано. Увидев сына, Микоян показал рукой в сторону стола заседаний:

— Бери стул и сядь, чтобы тебя было хорошо видно товарищу Берии и товарищу Меркулову.

Довольно рослый для своего возраста, симпатичный и вихрастый пятнадцатилетний Вано без особого рвения выполнил распоряжение отца.

— …Ваня, не буду ходить вокруг да около. Расследуется гибель Нины Уманской и самоубийство Володи Шахурина. У следствия есть информация, что Шахурин стрелял из твоего пистолета. Это так? — начал допрос Анастас Иванович.

— …Да.

— Как твоё оружие попало к Шахурину?

— …

— Ваня, мы здесь не шутить собрались. Посмотри, кто бросил дела и пришёл поговорить с тобой по-доброму: Лаврентий Павлович — куратор органов, и Всеволод Николаевич — народный комиссар госбезопасности. Поверь, им есть, чем заниматься помимо тебя! Потому не надейся, что удастся отмолчаться!…

— Папа… товарищ Берия, товарищ Меркулов… я всё расскажу, как было. Только я очень волнуюсь, и мне трудно говорить по порядку.

— А ты говори, как можешь, — вступился за мальчугана Берия.

— …Мне с самого начала или только про оружие?

— Давай уж с самого начала.

— Мы с Володей Шахуриным дружили… Хотя он и учился на класс младше, был самым интересным парнем в школе—к нему все ребята тянулись… Мы часто вместе возвращались из школы до Манежа. От площади Маяковского почти всю улицу Горького проходили… Много разговаривали. Обсуждали, кем вырастем… Володя хотел стать руководителем. Мы думали в один вуз поступать. В МАИ или МВТУ… Ещё Володя сильно влюблялся. Последние полгода он гулял с одноклассницей — Ниной Уманской… Она такая красивая… была. Сначала Нина на него мало внимания обращала и вообще на ребят из класса не смотрела — она в Америке жила и после приезда только со старшеклассниками общалась. Володя ей записки писал… свидания назначал… и всё-таки добился своего — Нина стала к нему очень хорошо относиться. А потом узнал, что она уезжает с родителями в Мексику… и страшно расстроился. Утверждал, что его девушка не имеет права так поступать… Я успокаивал… Но он не слушал. Его трясло при мысли, что придётся расстаться…

Ваня, почти выдавливавший из себя фразы, на какое-то время замолк.

— Мы очень внимательно слушаем. Продолжай, — снова пришёл на выручку Лаврентий Павлович.

— Сейчас.

Все понимали, что юноше невмоготу перейти в рассказе к главному, но он собрался с духом.

— …Володя знал, что у меня есть «вальтер» и умолял дать ему на день настоящий пистолет, чтобы напугать Нину и пообещать застрелиться, если она уедет в Мексику. Я сразу сказал, что это невозможно. А он просил… умолял… Так долго продолжалось… Потом начал уже мне грозить, что покончит с жизнью, если не дам пистолет, — сказал, что прыгнет с моста. И я поверил… и согласился… Только не подумал сразу, что надо вынуть обойму или забрать патроны… а дальше вы всё знаете…

В комнате стояла такая тишина, что с улицы слышались шаги сменявшегося караула.

Нарушил её снова Вано:

— Когда я отдал Володе пистолет и вернулся домой, подумал — чтобы попугать — патроны не нужны. И побежал к Шахуриным, на Грановского… забрать обойму… но они уже уехали на дачу. А следующим утром Володя вернулся в город и встретился с Ниной. Наверное, она решила, что с ней шутят… а он не шутил…

Очевидно, парень страшно переживал невольную причастность к трагедии. Во время монолога он не поднимал глаз. Пальцы подрагивали. Закончив объяснение, так и продолжал сидеть с опущенной головой, втянув плечи.