Меч обнажен - Андрэ Нортон Страница 35

Ну хорошо, пришло время воспользоваться головой, если он хочет сохранить её на плечах. В каждой стене есть ворота. Ему нужно только найти их, а потом он скроется в ночи, оставив свой парашют пугать и мистифицировать каких-нибудь невинных жителей утром.

Подходящим методом поиска ворот казалось просто следовать вдоль стены. Но здесь это было легче сказать, чем сделать. Владелец явно имел склонность к высаживанию кустов и деревьев, которые необходимо обходить стороной.

Безусловно, ни одна стена не может уходить слишком далеко, не поворачивая. Хотя и может тянуться миля за милей… Казалось, прошли часы, пока он, слегка успокоившись, направился на поиски ворот. Ну вот, наконец, угол и ещё один ряд кустов. Затем юноша неожиданно угодил в холодный пруд и с трудом подавил восклицание, готовое сорваться с его губ. К тому же он, должно быть, оставлял след подобно слону, но с этим ничего не поделаешь.

Затем путь преградила стена низкого кустарника, через который он проложил путь на четвереньках и в конце концов был вынужден ползти. И только за ним он уткнулся подбородком в гравий на дорожке. Перед Лоренсом возникли столь долгожданные ворота.

Но потребовалось вмешательство врага, чтобы спасти его от последней глупости — желания подняться на ноги и выйти в эти, вроде бы, безопасные ворота. Послышавшийся низкий свист загнал его обратно под кусты. И он увидел, предельно сконцентрировавшись, одеревеневшую фигуру человека, совершающего обход. Часовой был настороже и не олух. К тому же имел неприятную привычку останавливаться на полушаге, тревожно оглядываясь вокруг, словно он был в сердце вражеской страны, а не у ворот дома среди уже год как оккупированной нации. Эта чрезвычайная встревоженность много говорила о ночных развлечениях Лоренсовых собратьев-голландцев, но он бы хотел, чтобы у часового не было причины бояться чего-то в темноте — хотя бы этой ночью. Но поскольку причина существовала, шанса преодолеть этот барьер не было. Следовало попытаться где-нибудь в другом месте. Но юноше не хотелось оставлять подъездную дорожку ради загадок сада, где он мог без предупреждения наткнуться на что-нибудь незнакомое, что сразу выдаст его. На одном конце дорожки были ворота, а что на другом?

Стараясь припомнить все уроки по знанию леса, он пополз обратно вдоль гравия. Очевидно, наци, охранявшие дом, ничего не опасались внутри ограды, не то они повытаптывали бы всё здесь давным-давно. Растревоженные ночные насекомые вились над лицом и шеей, а влажная трава путами обвивалась вокруг запястий и кистей, когда Лоренс нащупывал свою тропу. Хотя ночь выдалась холодной, его рубашка прилипала к плечам и рёбрам, и капли пота выступали у корней волос, стекали по щекам и капали с носа и подбородка. Несмотря на все попытки двигаться бесшумно, случались моменты, когда треск сломанной веточки звучал в его собственных ушах так громко, как зенитный огонь. Но, возможно, часовой свыкся со всякими звуками в ночном саду и ни крика «стой», ни звука выстрела, которых временами ожидал Лоренс, так и не раздалось.

А потом дорожка внезапно повернула налево, и он воспользовался короткой остановкой, чтобы отдышаться и постараться спланировать следующий шаг в этом полуночном кошмаре. Другой конец дорожки замыкал, само собой разумеется, дом. Никаких огней в тёмном корпусе, расположенном посреди ровного круга лужайки, где дорожка описывала полукруг перед парадной дверью.

Лоренс присел на корточки в то, что, как выяснилось мгновением спустя, было особо липкой грязной лужей и рассмотрел ситуацию. Он мог бы, конечно, отправиться бродить в темноте в поисках других ворот. Но юноша знал, что его время неумолимо истекает. Он не имел возможности сказать, сколько минут или часов прошло с тех пор, как он шагнул из бомбардировщика. Но утро непременно наступит и при дневном свете обнаружение парашюта на дереве будет неизбежно. Что означает охоту на него всей их своры, рыскающей по полям.

Сначала они обыщут ближайшие окрестности, сад, пристройки — особенно после того, как часовой засвидетельствует, что он не проходил и не пытался проходить через ворота. Но станут ли они обыскивать сам дом? Этот старый-старый трюк со спрятанным на видном месте письмом, работает ли он ещё? Это возможность номер один.

В качестве же альтернативы у него оставалась возможность номер два — найти место, где стена хотя бы чуть-чуть выщерблена, и таким образом выбраться наружу, на свободу. Но разве часовых расставляют только у ворот? Наци, казалось, не предполагали, что кто-нибудь попытается преодолеть их ограду. Не означает ли это, что они имеют какую-то соответствующую защиту, навроде мин-сюрпризов, чтобы позаботиться о честолюбивых альпинистах? И сможет ли он осуществить такое восхождение? Спина и ноги ещё болели от предыдущих упражнений, сможет ли он предпринять новую, более трудную попытку, не отдохнув?

Внутрь или наружу, вопрос колебался в его мыслях как маятник. Воспользоваться диким шансом в доме или ещё раз попытать счастья на стене? Гул мотора хорошо ухоженного автомобиля вырвал Лоренса из его колебаний и сомнений. По дорожке ползло чёрное пятно, две круглые синеватые фары у самой земли походили на глаза. Оно остановилось у двери дома и водитель заглушил двигатель.

— Ну, вот мы и тут, Франц. Мне опять придётся вылезать или ты поднимешь свой толстый зад с сидения и доложишь капитану, что мы прибыли?

Ответом его компаньона послужило недовольное мычание и щёлкание дверного замка.

— Вечно мне приходится этим заниматься, Манфред. Почему, я спрашиваю?

— Ты лучше спроси, не придётся ли нам выезжать снова этой ночью. Англичане пролетели час назад. Когда они будут возвращаться, могут быть неприятности. Помнишь прошлую неделю?

— Попробуй позабудь! — горько ответил Франц. — Морда в грязной луже, а осколки свистят мимо ушей. Английские свиньи сваливают бомбы куда попало, когда возвращаются домой. Когда завоет сирена, лучше скорее искать укрытие. Если бы капитан это усвоил…

— Не позволяй себе, Франц, учить капитана его обязанностям, — Манфред хихикнул. — Он же герой.

— Хорошо, а я разве нет? Носиться по всей округе в полной темноте за этими проклятыми голландцами, единственная страсть которых — ставить ловушки на нас. Что случилось с Куртом в гавани Дельфта? Он вышел на прогулку и с тех пор его никогда не видели. И разве мы не нашли эмблемы Густава в том амбаре, где капитан слишком поздно устроил облаву? Я учился с Густавом в школе, и он был хороший человек. Разве не он выиграл кросс в Польше? И он был слишком хитрым, чтобы дать себя одурачить этим голландцам. Я говорю тебе, Манфред, мы имеем дело не с покорённым народом, мы сражаемся с армией, — тайной армией. И ничего хорошего из этого не выйдет…

— Ничего хорошего не выйдет из твоей пустой болтовни. Доложи капитану, что мы уже здесь, и надеюсь, что он не собирается кататься всю ночь.

— Хорошо-хорошо. Мы вовремя, нет нужды торопиться. И почему мы должны кататься туда-сюда по этим мрачным дорогам каждую ночь? Кого он ищет?

— Откуда я знаю? Но он будет искать тебя, если ты не пошевелишься.