Хуже всех (сборник) - Сергей Литовкин Страница 5

В тот же день под конвоем штатного пропагандиста политотдела N-ской бригады я прибыл в банк. В ответ на нашу просьбу принять пять долларов девушка из банковского окошка нажала на какую-то кнопочку, и из неприметной двери в стене помещения появился мужчина не первой молодости в сатиновых нарукавниках.

– Я начальник отдела банка. Чем могу служить?

Мы рассказали легенду о волне, выкинувшей на палубу бутылку, в которой вместо призыва о помощи оказалась зловещая валюта.

– Лучше бы там оказался волшебник-джинн, – доверчиво улыбнулся банкир, – с ним у вас было б меньше проблем.

Он объяснил, что из-за такой мелочевки не собирается тревожить свои многочисленные гроссбухи и вносить путаницу в отчетность. Да и мне нет резона писать заявления и собирать справки и характеристики.

– Доллары принадлежат вам, – закончил свою речь банкир, – но владеть ими вы не имеете права.

От этой фразы несло мертвечиной, и мне стало грустно.

– Как же быть?

– Есть один элегантный выход. Я позвоню в наш магазин, и вы там что-либо себе купите на имеющуюся сумму, а чек отдадите своему бдительному начальнику.

«Умные и благородные люди!» – подумал я тогда про банкиров, после чего долго и горячо благодарил моего спасителя.

В валютном магазине, куда нас запустили с черного хода, услышав пароль «Мы от Льва Семеновича», БЫЛО ВСЕ!

Мой конвоир с ходу отверг предложение о покупке нескольких флаконов экзотического спиртного и выбрал для меня водолазку, а для себя – главное оружие политрабочего – авторучку.

Мне было уже все равно. Инцидент исчерпан. Я счастлив, жив и даже приоделся.

* * *

С причала я позвонил шефу, который радостно сообщил, что завтра я убываю в Николаев на строящийся там головной крейсер нового проекта, куда назначен командиром группы радиолокационного комплекса.

– Но яже …!!!

– Отставить отговорки. Кадры решили и ша! Заходи за документами. Потом еще благодарить будешь, Валютчик.

Я чертыхнулся и пошел на почти родной гидрограф собирать вещички. Без разбору затолкал все подряд в большую хозяйственную сумку, а сверху уложил горкой словари, которые надо было успеть до отъезда сдать в библиотеку. После второй попытки застегнуть сумку несколько книг вывалилось на палубу. Посыпались туда же и листки, среди которых оказался суточный план с авианосца. Я автоматически развернул его и почувствовал, как у меня отнимаются ноги. Между листками уютно устроилась почти новенькая купюра номиналом в пять долларов. Мне настолько явно почудился запах серы, что, глядя в лицо заокеанского государственного мужа на банкноте, я впервые в жизни истово перекрестился. Он подмигнул…

* * *

В прошлом году я случайно столкнулся в метро со своим изрядно постаревшим, но все еще узнаваемым шефом из тех времен. Пока мы хлопали друг друга по плечам, я четко вспомнил, в какой именно из книжек на дальней полке запрятана та злополучная пятерка баксов. Мы ее без особых проблем нашли, легко разменяли и вполне успешно пропили по случаю радостной встречи. Если бы не шеф, нам бы вполне хватило этой суммы, но ему позарез захотелось на закуску заливных языков…

Вырос я в семье православных атеистов и прошел обычный маршрут советского инкубатора, который включал ясли, детсад, школу с октябрятской звездочкой, пионерией и комсомолом, военное училище и, наконец, партию. С раннего детства я усвоил, что система управления обществом и принятия решений построена разумно и служит всем и каждому. Постепенно накапливались сомнения, и ко времени окончания КПСС изрядная доля цинизма заместила иллюзии. Теперь уже мне казалось, что почти все руководящие действия диктовались личными пристрастиями, глупостью, жадностью, завистью, гордыней или, в лучшем случае, ленью. Обстановка обострялась разрушением контрольно-карающих монстров в виде парткомов, КГБ, женсоветов, комсомола и других системообразующих агрегатов. Крах жизнеустройства был очевиден и неизбежен, однако он затягивался. Я квалифицировал это как чудо и, на всякий случай, принял крещение для приближения к силам, созидающим и поддерживающим мировую гармонию. Но это все – совсем недавние годы, а тогда, в семидесятых прошлого века, был я умилительно наивен и гордился записью в аттестации: “Политику Партии и Правительства понимает правильно. Делу КПСС предан“. Так оно, наверное, и было на самом деле.

Имел я звание лейтенанта ВМФ, пару морских походов за плечами и полтора года партийного стажа, а также партбилет нового образца. Надо сказать, что проходившая тогда шумная кампания по обмену партдокументов была в самом разгаре. Однако носителей новых корочек на флоте можно было пересчитать по пальцам. Мне они достались по случайному совпадению сроков и обстоятельств, но я был горд своим билетом и не упускал возможности похвастаться им.

* * *

Вторую неделю я пребывал на Николаевском судостроительном заводе, где уже водоизмещала у причала коробка головного крейсера последнего проекта, на который я получил назначение. Мои новые сослуживцы базировались в береговой части с замечательным названием – Экипаж. В процессе достройки и оборудования корабля шло его изучение и освоение командой. Возглавлял это дело старпом – человек, по общему мнению, грубый и бесчувственный, как, впрочем, и все известные мне старпомы. Оставалось, однако, тайной, откуда брались поголовно демократичные, душевные и заботливые командиры кораблей, если все они неизбежно проходили через должности старпомов? Командир нашего корабля (бывший старпом с БПК) был уже назначен, но, по слухам, находился в госпитале. Злые языки утверждали, что он перенес трепанацию черепа, возможно, как раз для блокирования старпомовских рефлексов.

То ли отсутствие командира повлияло, то ли общая неразбериха сыграла свою роковую роль, но формирование команды корабля было пущено на самотек. В бригаду ушла разнарядка на откомандирование к нам определенного количества матросов разных специальностей, но непосредственно на корабли за ними никто из наших не ездил и отбором не занимался. А посему большинство поступивших к нам матросов были «годками» последнего периода службы в полной готовности к ДМБ. По горькому заключению старпома, морально-нравственные качества пополнения были таковы, что треть из них следовало удавить еще в колыбели, а остальных – заключить в исправительные лагеря строгого режима на срок от десяти лет и более. Мы, несомненно, получали «сливки», что было совершенно естественно: какой нормальный командир по своей воле отдаст на сторону приличного, с потом и кровью воспитанного бойца, оставляя у себя неукомплектованным комплекс или боевой пост?

Четверо моих новых «однополчан» уже неделю находилось в бегах, а на двоих или троих было возбуждено уголовное дело по причине их агрессивных домогательств к заводским работницам малярного профиля. Определение «охренительный бардак», которым старпом завершил свою речь на сборе офицеров и мичманов, только частично отражало остроту ситуации. Была дана возможность высказаться и остальным желающим, но ничего, кроме расхожей флотской сентенции о том, что «куда матроса ни целуй – везде задница», они не сообщили. В результате старпомом была сформирована группа офицеров для десантирования в главную базу флота. Замполит должен был обеспечить циркуляр от политотдела с предъявлением повышенных требований к кандидатам в нашу команду, вплоть до выдачи им комсомольских путевок. Остальные «десантники» получили спирт и дефицитную краску для подкупа офицеров на кораблях-донорах.