Каллиграф - Эдвард Докс Страница 51

– А ты-то заглянешь на следующий уикенд, Мэд?

– Конечно, – кивнула она.

Я вмешался:

– Напомни, как они называются?

– Кто?

– Те ребята из «Шепердс Буш»?

– А… группа называется «Грув-катарсис».

Совершенно опьяневшая Рейчел неожиданно заявила:

– Мальчики вечно соперничают, не то что девочки. Правда?

Я оставил их вдвоем, когда прибыло такси за Рейчел. Еще раз я обернулся, глядя на тающие, как дым, мертворожденные мечты, и машина сорвалась с места. А потом я пошел домой. Ночь была темной и холодной.

15. Послание Верни глаза мои обратно — Ты их брала не безвозвратно! Но навидались столько лжи, Ужимок льстивых И слез фальшивых, Увы! – они За эти дни, Что их пока попридержи. [81]

Я стоял в одиночестве на мрачной, пожухлой траве Шепердс Буш Грин и ждал, пока жирная лондонская ночь удушит меня своими испарениями. Примерно десять часов, и свет все никак не хочет уходить – он медлит, полный решимости задержаться как можно дольше, как будто в этом есть какой-то смысл.

Прямо передо мной уходил в темноту концертный зал «Эмпайр», торговцы билетами давно разошлись, лишь трое или четверо стояли группкой, болтали между собой неподалеку от входа. Перед бургер-баром молодые бродяги тянули вперед руки и выпрашивали деньги; кто-то крутился в синеватом свете вывески перед дверью конторы такси.

Я сел снова на мерзкую скамью. Вообще-то это не место для ожидания. Все вещи в этой части города так и дышат негодованием, разбегаются в стороны грозят подлокотниками, требуют справедливости' Даже надписи на урнах гласили: «Не кормите голубей, это привлекает крыс». И очевидно, эта надпись заставляла значительную часть местных обитателей сомневаться в способности чего бы то ни было привлекать кого бы то ни было. Сама урна, готовая испустить дух, умоляла спасти ее от переполнения объедками кебабов, жесткой картошкой и ярко-красными листками «Ежедневного отстоя» – «Гармошка для Крошки».

На верхних площадках автобусов, которые кружили вокруг моего наблюдательного поста, компании юнцов указывали на меня пальцами соплякам-конкурентам, и все вместе они временно забывали о своих разногласиях и ржали. Я понял, что попал в тройное окружение: собачьего дерьма, грязи от выхлопных труб и нерушимого кольца фаст-фудов, и все это вместе была площадь Шепердс Буш Грин.

Хотя бы голуби не забрасывали меня дерьмом. Хотя бы голуби ничего не заметили. Слушай, парень, нам еще надо переработать три центнера фарша для кебабов, чтобы обеспечить работой этих проклятых крыс из ночной смены, да-да, мы ценим то, что ты встал, но знаешь, мы и вправду чертовски заняты, так что, может, уберешься отсюда ко всем чертям или, по крайней мере, ногу подвинешь? О Господи. Спасибо.

И, поверьте мне, на Шепердс Буш Грин полным-полно собачьего дерьма. Тонны. Целые холмы. Горные хребты. Мне даже не верилось, что все это дерьмо произведено здесь, поблизости. В этом районе просто не может быть такого количества собак. Нет, они, наверное, запрашивают подкрепления. Псы со всей страны работают круглосуточно, чтобы покрыть эту площадь дерьмом.

Десять тридцать – она опаздывает уже на два часа. Еще через пятнадцать минут та дурацкая группа закончит свое выступление, и зрители будут выходить из клуба. Конечно, слишком поздно звонить ей. Но мне бы очень хотелось, чтобы начался дождь или поднялся ветер.

Верни и сердце… Было дома Ему притворство незнакомо. Но, наущенное тобой Юлить, ломаться, Лгать, издеваться, Клятв не держать, — Пускай опять Не возвращается домой.

Бессонная ночь, прислушиваясь к призраку летней бури, медленно кралась по городу.

Нет! Все назад верни скорее, Чтоб видеть ложь я мог яснее И рад был, что и ты беды Не избежала, И все мечтала Лишь об одном — О нем, о том, Кто был и льстив, и лжив, как ты!

Итак, наступило утро пятницы. На дверном коврике перед домом номер 33 по Бристоль Гарденс лежал конверт, надписанный от руки и адресованный мне. Я с некоторым подозрением открыл его.

«Джаспер,

мне жутко, жутко, жутко стыдно. Пыталась дозвониться тебе, но ты, конечно же, уже вышел. А у меня нет номера твоего мобильника. (А он у тебя есть?) Застряла, потому что с одним другом случился несчастный случай. Сломана рука. Ничего серьезного. Позвони мне. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, прости меня.

М.»

Почерк у нее был просто отвратительный, в особенности буквы Y и G, не говоря уж о тонкой, змееобразной S.

16. Посещение Когда твой горький яд меня убьет, Когда от притязаний и услуг Моей любви отделаешься вдруг, К твоей постели тень моя придет. И ты, уже во власти худших рук, Ты вздрогнешь. И, приветствуя визит, Свеча твоя погрузится во тьму. И ты прильнешь к соседу своему. А он, уже устав, вообразит, Что новой ласки просишь, и к стене Подвинется в своем притворном сне. Тогда, о бедный Аспид мой, бледна, В серебряном поту, совсем одна, Ты в призрачности не уступишь мне. [82]

Одно из самых потрясающих различий между человеческим разумом и компьютером состоит в том, что в человеческом разуме нет кнопки «Стереть». Если какая-то картинка записана на ваш «жесткий диск», там она и останется. До самой смерти.

Я не позвонил ей. Я дождался, пока луна осветит сад, а затем выбрался из своей мансарды и босиком пошел по траве, чтобы положить ей на окно венок из только что собранных слез.

Шутка, шутка.

На самом деле, я вышел из дома и в задницу надрался со старшим братом Дона Питом.

Дон, который в последний раз посещал эту страну примерно когда у меня был день рождения, был моим приятелем по университету, изучал философию и жил в данный момент в Нью-Йорке (но не в Бруклине). Пит, его старший брат (который тоже присутствовал на обеде в честь моего дня рождения), быстро стал моим хорошим другом – еще с тех пор, когда впервые приехал навестить Дона в колледже лет десять назад. Мы встречались не часто, но несколько раз вместе ездили за границу, и на следующий день после фиаско на Шепердс Буш Грин я позвонил именно ему. У меня была на то особая причина: шесть лет назад, ко всеобщему удовольствию, Пит «забросил все к чертям» и стал фотографом, специализирующимся на моде. (Должно быть, нелегкое дело.) А потому он знал множество привлекательных женщин, и они его просто обожали…