Ангелы террора - Сергей Шхиян Страница 55

Два здоровенных мужика, которые меня захватили, не торопясь, обшарили карманы и вытащили из пальто второй наган, который достался мне от революционеров. До «Браунинга» за поясом дело пока не дошло, мужики были исполнительны, но, похоже, туповаты. Это согревало надеждой, как и пристегнутый к руке стилет. Впрочем, пока «ловить» мне было нечего. Дмитриев целился мне в живот из американского револьвера системы «Бульдог» очень крупного калибра, а амбалы так крепко держали за руки, что предпринять что-либо в свою защиту было совершенно нереально.

— Рад, что вы узнали свою старую знакомую, — осклабился Дмитриев. — Это упростит наши переговоры.

— У нас с вами еще есть какие-то общие дела? — Удивленно спросил я. — По-моему, мы все давно решили. Единственно, что меня тревожит — это то, что вы все еще живы. Придется исправить упущение.

— Зря вы, Крылов, наглеете, — с насмешливой вежливостью сказал Дмитриев. — У вас теперь осталось всего два выхода. Если мы сразу договоримся, то я вас просто застрелю, если нет, то договариваться буду с тем, что от вас останется после того, как вы пообщаетесь с моей милой спутницей, которую вы называете Лидией Петровной, только тогда вы будете молить о смерти, но я вас не услышу…

— Выбор не богатый, но впечатляющий. И что вы, позвольте спросить, хотите от меня?

— То, что вам не принадлежит, саблю и ювелирные украшения, похищенные вами у моих добрых знакомых.

— Только и всего? Их, как вы видите, у меня с собой нет, так что в любом случае вам придется ждать сто с лишним лет, чтобы их заполучить, так куда нам торопиться? Лучше расскажите, как вам удалось выжить после моей гранаты и пенальти вашего помощника Вадима?

Я намерено тянул время, это была единственная возможность дождаться помощи. Вадим, о котором я вспомнил, был тот самый помощник Дмитриева, который на моих глазах добил того ударом ноги в висок.

Поэт не смог скрыть эмоций, ожег меня ненавидящим взглядом и едва удержался, чтобы не разворотить мне живот выстрелом из своего «Бульдога». Я даже увидал, как шевелится его палец на спусковом крючке.

— Вадим свое получил, — беря себя в руки, почти спокойным голосом ответил он, — скоро вы с ним встретитесь.

Я не стал настаивать на подробном рассказе о том, как он разошелся со своим помощником, спросил другое:

— Не скажете ли мне, который сейчас час? Петухи скоро закричат?

Дмитриев пропустил издевку мимо ушей и, глянув на наручные часы, ответил:

— Без четверти час, полночь далеко позади, так что решайтесь, какой вариант смерти выбираете. И не нужно напрасно надеяться, вам уже ничего не поможет.

Судя по времени, помощь действительно запаздывала. Илья Ильич обещал ее через полчаса, с того же времени, что мы расстались, прошел уже почти час.

Мне оставалось только одно — попробовать спровоцировать своих противников на активные действия и попытаться воспользоваться ненайденным ими оружием.

— Пожалуй, я выберу Лидию Петровну. Она хоть и мерзкая, кривоногая баба, но мне чем-то симпатична. Тем более, ею все пренебрегают и женщины и…

Договорить мне не удалось, Лидия Петровна, и так накаленная добела, завизжала и бросилась на меня с намереньем выдрать глаза. Я попытался увернуться, но она успела располосовать мне ногтями лицо от лба до подбородка.

— Уберите проклятую бабу! — закричал Поэт своим подручным. — Прекратить! Он мне нужен живым!

Охранники переключили внимание на женщину, и один из них, тот, что держал мою правую руку, оттолкнул ее плечом, но Лидия Петровна смогла увернуться и вновь вцепилась мне в лицо.

— Уйди, говорю! — закричал на нее охранник и опять попытался оттолкнуть от меня. Этой заминки и ослабления внимания оказалось достаточно, я стукнул его ногой по голени и вырвал руку. Не обращая внимания на рвущие кожу лица ногти разгневанной, визжащей фурии, я сумел вытащить стилет из ножен и пихнул его в бок своему фактическому спасителю. Длинный, узкий стилет без сопротивления ушел между ребер в его мощную грудную клетку. Гигант заревел дурным голосом, а я попытался ударить второго стража в горло, но менее для себя удачно. Его мощная рука так швырнула меня в сторону, что мой стилет выпал из ладони, я остался без оружия. Тут же грохнул выстрел. Падая, я успел вытащить из-за пояса «Браунинг» и, лежа боком на полу, ничего не видя от залившей глаза кровавой пелены, начал стрелять в ту сторону, где стоял Дмитриев.

Опять что-то грохнуло, в голове у меня взорвалась ослепительная, белая ракета, и я провалился в тихую, уютную черноту.

Я долго прятался от подстерегающей меня боли. Внешний мир все время вмешивался в мое подсознание, напоминая о своей неприглядной реальности, но я не поддавался и удерживал его за скорлупой своего защитного кокона. Даже когда меня тормошили, переворачивали, что-то делали с головой, я не поддавался и не пропускал внутрь себя никакой информации.

Сколько времени продолжалась такая «внутриутробная» жизнь, я не знал. Время — не та категория, которая меня интересовала. Потом свет все-таки проник сквозь неплотно зажмуренные веки, и я вынужден был подумать о том, как сильно и долго у меня болит голова.

— Ну, вот мы и приходим в себя, — сказал чей-то ласковый старческий голос.

Кто такие «мы», и куда они приходят, я не понял, но попытался зацепиться за членораздельные слова и слегка приоткрыл глаза. Надо мной склонилось морщинистое лицо с козлиной бородкой, в пенсне на вислом красном носу.

— Вот мы и глазки открыли, — сказали улыбающиеся губы, и я догадался, что речь идет, собственно, обо мне.

— Где я, и что со мной? — попытался спросить я, но слова не складывались в звуки и, вместо них, произнеслось, что-то нечленораздельное.

Однако, старичок догадался, что я пытаюсь узнать и, продолжая улыбаться, объяснил:

— Нас немножко ранили, но все худшее позади, мы скоро пойдем на поправку!

— Ранило? — переспросил я. Получилось это более удачно, чем в прошлый раз, во всяком случае, я сам понял, что произнес.

— Лежите, голубчик, и ни о чем не думайте, скоро вам станет легче, — ласково сказал старичок. — И постарайтесь заснуть.

Я постарался и заснул. Проснулся, когда в комнате было темно, и на столе слабо горела керосиновая лампа. Голова трещала, ныло плечо, и даже простое движение вызывало во всем теле острую боль. Я вспомнил, что «немножко» ранен, только не мог вспомнить, куда. В комнате никого не было, и мне не стыдно было стонать. Лежать и просто так терпеть боль было глупо, и я начал думать, как бы облегчить свое положение. Сначала я попытался поднять правую руку, но она меня не послушалась, и я начал поднимать левую. Меня буквально пронизал болевой импульс, и я чуть не потерял сознание, но все-таки, смог удержаться в реальности. Отдохнув, я предпринял вторую попытку поднять левую руку, и дело пошло чуть успешнее. В конце концов, я даже смог увидеть свою ладонь. Правда на этом мои подвиги кончились, я опять уплыл то ли в сон, то ли в забытье.