Золото Монтесумы - Икста Майя Мюррей Страница 57

— Да замолчите же! — воскликнул барон Модильяни, сгорающий от нетерпения в ожидании актов прелюбодеяния, творимых сообразно ритуалу. Уж очень он спешил слиться устами с синьорой Кановой. — Пожалуйста, синьора Медичи, начинайте.

Я встала у костра и развернула пергаментный свиток. Поверхность его казалась чистой, но после моего колдовства на нем должны были проступить грозные оккультные письмена.

— Приди, приди, мгновение торжества моих ведьм! — вскричала я. — Ваши истинные имена написаны огнем! Примите же свои новые имена и вознеситесь в воздух!

На пергаменте играли оранжевые блики от огня, мои покровители стояли перед костром, зачарованные.

Затем на листе стали возникать один за другим загадочные знаки.

— Черноокая Геката! — пронзительно вскричала я, читая имя ведьмы для синьоры Кановы, впавшей в сильный экстаз.

— Актеон гончих псов! — выкрикнула я в желании предостеречь нашего дерзкого кардинала его от бедствий, грозящих на него обрушиться, если он не обуздает свою алчность.

— Неутомимый Пан! — воскликнула я, найдя единственно точное прозвище неразборчивому в знакомствах барону.

— Превосходно! — ответил тот.

Дурманящее зелье подействовало: через несколько минут мы оторвались от земли. Мы танцевали в воздухе как эльфы, а в красной и голубой воде терм отражался пляшущий огонь.

— Чертовски весело, дорогая! — восторженно восклицал Антонио.

Я никогда не видела его таким радостным и довольным.

Но затем сила моей магии обернулась против меня.

Я должна была это предвидеть, так как Летающий талисман наравне со способностью летать одаривал людей умением проникать в суть вещей. И пока ведьмы восхищались моим развеселившимся супругом, их чувства обострились и они проникли в самую главную тайну Антонио, узнали его имя, хотя я никогда бы не осмелилась начертать его на пергаменте.

— Вы — чудовище! — закричали они. — Вы…

Они принялись осыпать его проклятиями, разящими моего супруга подобно отравленным дротикам.

Его натура, впавшая в тяжелейшую меланхолию, начала изменяться.

Лицо потемнело, челюсти с обнажившимися клыками вытянулись, он выл и рычал подобно адскому созданию. Мы низринулись на землю.

Прервавшие свои танцы ведьмы не смели смотреть мне в глаза.

— Это нас не пугает, — в замешательстве бормотали они, Антонио же трясся всем телом, стоя перед ними. — Мы же уже слышали, что он не такой, как все. Мы, конечно, останемся друзьями! И не будем думать о нем хуже, чем прежде. Это лишь недоразумение, и оно ничего не меняет, дорогая София.

Я скрыла от них свой ужас, продолжая смеяться.

Сегодня ночью я сразу стала собирать вещи, которые мы могли бы унести с собой, если бы нам пришлось перебираться в Испанию или, может быть, в Венецию: самые дорогие одежды, бесценные книги, гравюры, картины и идолы, а также сокровище. Остальное достанется неразборчивым грифам.

Теперь, когда мои ведьмы узнали тайну Антонио, мы оказались в полной их власти.

Да, обладая этим знанием, они даже могут лишить нас жизни…»

Мы вышли из «фиата» и направились к развалинам описанного Софией древнего селения юго-западнее Рима, в стороне от устья Тибра, с его покрытыми густыми зарослями берегами. Остия-Антика была основана в V веке до нашей эры мукомолами и ремесленниками. К настоящему времени эти строения из розового кирпича разрушились, заросли выжженной солнцем травой, бархатцами и маками.

— А ты знаешь, что в XVI веке это место было очень популярным? — Эрик листал путеводитель Рика Стивса по Италии. — Здесь все перекопали искатели сокровищ. Аристократы принимали в этих местах минеральные ванны и устраивали пикники.

— Все совпадает, ведь здесь были термы, София пишет в дневнике, что именно в них проводила обряды с огнем. И вот тебе загадка:

— Так, значит, здесь были минеральные источники, хотя я не понимаю, что символизирует собой этот камень… Это может быть любое каменное строение.

Эрик поправил на спине свой рюкзак и наконец отвлекся от путеводителя.

— Смотри, оказывается, в руинах обустроен небольшой музей. Может быть, там найдется следующий медальон.

Мы заплатили несколько евро, и нас провели в галерею, гораздо менее впечатляющую, чем сами руины. На осмотр экспозиции у нас ушло совсем немного времени. Здесь были выставлены запыленные фрагменты петроглифов и восстановленные мраморные статуи обнаженных атлетов с невероятно развитой мускулатурой. В них не было абсолютно ничего, что хотя бы как-то могло рассматриваться как еще одна подсказка от Антонио Медичи.

Однако, выйдя из музея, Эрик обнаружил кое-что интересное.

Среди развалин селения можно было передвигаться по узким тропинкам, снабженным табличками-указателями. Мы тщательно изучили несколько надписей, и наконец Эрик остановился около одного из древних строений. Задрав голову, он прочел надпись: «Виа-деле-Терме-дель-Митра».

— «Дорога к термам Митраса, древнеперсидского бога Солнца», — перевел он. — Это тот самый бог, о котором писала София, — убив Быка, он создал мир. Скорее всего это те самые термы, где она совершала свой обряд наречения ведьм.

— Пойдем посмотрим.

Мы зашагали по заросшей травой тропинке, вившейся между жилищ, сложенных из вездесущего розового камня. В стенах были ворота с металлическими решетками, за ними виднелись осыпавшиеся ступеньки лестницы, ведущей вниз.

Я и Эрик устремили сквозь решетку свои жадные взгляды на сырую, поросшую мхом лестницу. Она вела в темноту. И вокруг не видно было ни одного экскурсанта.

— Давай зайдем внутрь, — предложила я.

Я пролезла между прутьями решетки, за мной, пыхтя от усилий, протиснулся и Эрик. Спотыкаясь на каждом шагу, мы стати спускаться по каменным ступеням, приведшим нас в сумрачные запутанные лабиринты разрушенных помещений с покрытыми вековой пылью стенами, сложенными из древнего кирпича. Земля заросла густым мхом, вылезающим из трещин в камнях, над ним колыхались высокие стебли травы. Эрик шел впереди, и его казавшаяся сгорбленной из-за рюкзака спина представала то темной в сумраке, то освещалась золотистыми солнечными лучами, падающими сквозь прорубленные в потолке окна. Он завернул за угол и пропал из виду.

Я поспешила за ним. Эрик стоял в конце коридора перед мраморной статуей атлета с отбитой рукой. Рядом покоилось изваяние быка, застывшего в напряженной стойке. Судя по диспозиции персонажей этой композиции, утраченная рука атлета когда-то вонзала кинжал в шею животного.