Повесть о чучеле, Тигровой Шапке и Малом Париже - Константин Дмитриенко Страница 6

Сержант Севастьянов

Дмитрий. Его привезли в наш город с перебитой спиной. Поговаривали, что из госпиталя в Душанбе, куда он попал из Кандагара. В любом случае Дмитрий всю свою оставшуюся короткую жизнь, проведенную в обнимку с костылями, никому ничего не рассказывал. Просто сидел в любую погоду на берегу реки, превращаясь в незначительное растительного происхождения дополнение к пейзажу, совсем как подсолнухи, выглядывавшие из-за забора, и смотрел на то, как солнце тащится с востока на запад. Так продолжалось до тех пор, пока в одну августовскую пятницу не привезли цинковый гроб с телом Коли Некрасова — рядового ВДВ, сполна отдавшего интернациональный долг в точке усмирения вялотекущего кавказского конфликта. На следующий день сержант Дмитрий Севастьянов, 1963 года рождения, тихо скончался, оставив после себя только костыли, некоторое время стоявшие возле скамейки, с которой Дмитрий, казалось, сросся. Куда потом они делись, эти костыли, я, честное слово, не знаю, наверное, это и не важно. Может быть, пацаны сперли…

Каждая станция обладала своими особенностями, которые множились, обрастали слухами и легендами. Например, считается, что группа зимовий в районе переката Людоед названа была Людоедом не потому, что много людей погибло при попытке пройти пороги на лодке, а потому, что, дескать, в одну из голодных зим жители станции, чтобы выжить, бросали жребий, кому дожить до весны, а кому стать тем, кто накормит своих товарищей. Подобная же ситуация и с легендой о Чертовой Печке, которая была якобы сброшена паводком в реку и в которой поселился черт, утягивающий на дно каждого двадцатого путешественника, пытающегося пройти здесь на лодке. Известковая, Луча, Лунга… У каждой станции — свой набор легенд. Но все же самой загадочной станцией на золотом пути еще со времен хищнических республик Дальней Тайги считают Сто Шестьдесят Восьмую, или, как ее иногда называют, Утерянную, Пропавшую станцию.

По сохранившимся показаниям старателей, уже в 1898 году Сто Шестьдесят Восьмая была легендарной, полумифической станцией. Ни один из допрошенных следователями горной стражи «хищник» не мог точно указать ее местоположение. В части географии показания были весьма противоречивы. Сто Шестьдесят Восьмая оказывалась одновременно на всех трех основных тропах. Однако, несмотря на отсутствие согласованности по вопросу локализации станции, все свидетели независимо друг от друга называли ряд примет Сто Шестьдесят Восьмой.

Во всех рассказах станция — это несколько строений, находящихся на широкой террасе, сложенных, в отличие от обычных в таежном районе изб, из камня и крытых кирпичного цвета черепицей. Это относится не только к жилью, но и к хозяйственным постройкам: лабазам, конюшне, сеновалу и т. п. Площадь, занимаемая Сто Шестьдесят Восьмой, окружена земляным валом, где имеется один оснащенный сторожевой башней вход для пеших и конных путешественников. Рядом с постройками есть очищенная от деревьев поляна, разделенная на две приблизительно равные половины неглубокой лощиной и достаточная для того, чтобы на ней могли разместиться проходящие караваны. Здесь же оборудованы очаги и, не считая трех землянок в непосредственной близости к валу, места для палаток. Между надворными постройками и поляной — благоустроенный родник, излишек воды из него стекает по лощине. С другой стороны надворных построек, в некотором отдалении, находится площадка, где, образуя кольцо, установлены несколько больших, грубо обработанных камней. Еще дальше стоит большое дерево, о породе которого ничего определенного сказать не представляется возможным, кроме того, что дерево не хвойной породы. Между корней дерева бьет еще один родник, воду из которого, однако, для приготовления пищи и иных хозяйственных целей не используют. Родник называется Змеиным. Одна из сторон двухэтажного дома, где проживает хозяин, выходит окнами на площадку с камнями и деревом. Оба родника — и тот, что на «гостевой», и Змеиный — уходят под землю, не доходя до вала. Крыльцо «хозяйского» дома выходит на сторону, обращенную к «гостевой» поляне.

Говоря об устройстве Сто Шестьдесят Восьмой, особо отмечается наличие при станции большой псарни, где хозяин держит до пяти десятков крупных собак, отличительной их особенностью называют белый окрас и огненно-рыжие уши. Нужно отметить, что у охотников этого региона изредка появляются лайки как раз такой масти, причем собаки эти — всегда крупные молчаливые кобели, которых охотник использует для загона крупного зверя, будь то изюбрь, лось или медведь.

Исходя из существующих описаний, можно предположить, что Сто Шестьдесят Восьмая станция представляет собой достаточно крупный по меркам слабо заселенного района хутор-заимку с развитым хозяйством. Количество надворных построек и двухэтажный «хозяйский» дом дают возможность предположить, что здесь постоянно проживают не менее девяти человек. Однако свидетельства и «хищников», и проводников, и людей, чьим рассказам можно доверять в гораздо большей степени, сходятся в том, что кроме двух-трех маньчжуров, находящихся в услужении, здесь постоянно обитает не более двух человек, одним из которых является то ли основатель, то ли хозяин станции — некто Серый.

Серый — это не фамилия, а скорее прозвище-характеристика. Но поскольку настоящее имя хозяина станции в показаниях разных свидетелей различно и большинство рассказчиков о Сто Шестьдесят Восьмой используют кличку Серый, то и мы, говоря о владельце станции, будем называть его так. Однако нелишне будет отметить, что среди множества имен Серого чаще остальных встречается имя Луча. Именно под этим именем Серый был известен среди кочевых кланов эвенков, для которых любой европеец был лучей, то есть в одной трактовке «белым», а в другой «чертом». Обращает на себя внимание, что с появлением христианства в этих краях эвенкийское имя Харги (Дух огня) стало синонимом дьявола. Имя Харги никогда не смешивалось с именем Луча, что, в свою очередь, дало возможность европейцам считать это имя положительной характеристикой. Более того, современные легенды российского происхождения говорят о том, что река Луча была названа так якобы в честь первой встречи именно на ее берегах русских казаков и эвенкийских оленеводов. Учитывая, что эвенки боятся воды, так как, по их поверьям, вода несет смерть, а также что среди прочих рек региона река Луча, протекающая в узком ущелье, отличается совершенно необузданным и диким нравом, можно предположить, что Луча — это все-таки не самая лучшая характеристика, которая могла достаться европейцам, прибывшим в поисках золота. Впрочем, вероятна достаточная доля самоиронии и специфического золотоискательского чувства юмора, позволяющего приискателям называть себя «золотарями», а порученцев по общим вопросам при председателях артелей — «шнырями».

Итак, Серый, он же Луча, хозяин Сто Шестьдесят Восьмой станции. Рост средний, возраст неопределенный, старше двадцати, но моложе шестидесяти. Глаза серые, волосы серые, возможно, седые, длинные, обычно собраны на затылке в косу, как это принято у китайцев. Бороды и усов нет, вероятно, не столько вследствие того, что бреется, сколько потому, что растительность на лице вообще отсутствует. Нос прямой, широкий. Губы тонкие. Носит одежду черного цвета, в том числе шелковый китайский халат с застежкой на правом плече, тяжелый, подбитый темным мехом плащ, штаны из хлопчатобумажной ткани и высокие, до середины икры, сапоги, напоминающие кожей летние нанайские унты (их шьют из рыбьих шкур), а формой — «американские» ботинки с тупыми и тяжелыми носами. Движения спокойные, при ходьбе слегка прихрамывает. В степени, достаточной для понимания и ведения беседы, знает несколько языков, в том числе русский, немецкий, китайский, эвенкийский, возможно, английский и монгольский. В разговоре использует слова с большим количеством носового «н» и «х». В хорошем настроении может рассказывать слушателям истории, больше похожие на сказки, но такое настроение у Серого — исключение из правила, а не норма. Приглянувшимся ему людям, чаще всего молодым, может подсказать расположение золотоносных ключей. Однако с такой же легкостью может убить.