Повесть о чучеле, Тигровой Шапке и Малом Париже - Константин Дмитриенко Страница 7

Для иллюстации приведем историю о смерти приблизительно в 1911 году Василия Латыпова, известного налетчика на прииски и рудники. Рассказ этот в той или иной форме до сих пор ходит среди старателей, охотников и лесорубов региона, обрастая фантастическими подробностями, меняя время происшествия и имена участников инцидента. Действие, происходившее в 1910-х годах, переносится и отражается на периодах 1918–1919 годов, конце 1920-х, вторую половину 1940-х и даже середину 1950-х. Тем не менее ряд характерных признаков истории, «сюжетное зерно», позволяют объединить все эти рассказы и отнести к разряду «баек о Сто Шестьдесят Восьмой».

Василий Латыпов служил надзирателем за китайскими рабочими на приисках Горно-Золотой. В результате ссоры между Латыповым и местным торговцем Найманом произошла «таежная дуэль», из которой надзиратель Латыпов вышел с легким ранением, а торговца Наймана похоронили на «еврейском» кладбище. В том же году Василий Латыпов объявился в Малом Париже (бывшая Пристань), имея при себе револьвер, винтовку и небольшой запас золота песком и самородками. Некоторое время Латыпов действовал в одиночку, порой, как предполагают, обирая пьяных золотоискателей, порой устраивая нападения на китайцев-спиртоносов, возвращавшихся с приисков, не гнушаясь не только грабежом, но и убийством. Дополнительный штрих: отдельные рассказы старожилов, помнивших те времена, повествуют, что Латыпов прирабатывал в это же время «общественным палачом» и за вознаграждение вешал приговоренных судом общества. Речь, как вы понимаете, идет о самосуде, вплоть до конца двадцатых годов бывшем распространенным явлением в этих местах. Считается, что Латыпов вошел в группу другого, пожалуй, самого известного таежного бандита этого региона, Родия Ликина. Группа Ликина промышляла более серьезными, чем грабежи золотоискателей и спиртоносов, делами. Ближе к окончанию промывочного сезона банда нападала на небольшие рудники и прииски, захватывая весь имевшийся драгоценный металл и оставляя после себя трупы. Кроме Латыпова, в ней было еще около десяти участников, и по крайней мере одна из них — женщина, вполне возможно, Вера Юдина — знаменитая Юдиха других «бандитских историй» этого края. Поскольку, во-первых, живых после себя ликинцы не оставляли и, во-вторых, промышляли в основном на «хищниках», то некоторое время их вроде бы и не существовало. Однако со временем были приняты меры, и главарь банды Родий Ликин выслежен и убит. Однако, похоже, что банда со смертью главаря не распалась, а продолжила действовать уже под атаманством Василия Латыпова. По-настоящему заговорили о Василии со товарищи после их неудачного налета на крупный прииск Удэкан, где Латыпов потерял двух бандитов и был опознан рабочим, знавшим Василия еще по Горно-Золотой. После налета на Удэкан описание Латыпова было разослано по всем более или менее крупным поселкам, не исключая железнодорожные станции и переселенческие деревни. В этой ситуации Латыпову оставалось только одно, — спрятав большую часть добычи и обходя крупные поселения, уходить или на юг, в Китай, или на север, стремясь достичь Якутска. Каким из этих путей решил воспользоваться бывший надзиратель, неизвестно. Известно, что банда разделилась и сам Латыпов с двумя или тремя товарищами осенью (вероятно, 1916 года) вышел на заимку, по описаниям похожую на Сто Шестьдесят Восьмую. К тому времени, после армейских карательных экспедиций на хищнические республики, станция была не более чем расхожей в среде золотоискателей легендой. Чем-то вроде страны Эльдорадо и семи городов Сиболы из преданий американской конкисты. Кроме всего прочего, легенды о Сто Шестьдесят Восьмой и ее Сером хозяине повествовали о накопленных и сохраненных на станции сокровищах, причем не только золоте, но и драгоценных камнях — алмазах и изумрудах. Латыпов не мог не знать эти байки, но даже если и не знал, то, вероятно, выйдя на заимку с небольшим количеством людей и достаточными припасами для того, чтобы прокормить бандитов, решил остановиться там на зимовку. Жители станции как лишние рты и вероятные свидетели-доносчики должны были погибнуть. Единственное исключение главарь банды предполагал сделать для женщины, чей силуэт, наполовину скрытый в тени, он разглядел в окне второго этажа. Произошло это на второй день стояния пришлецов на Гостевой поляне. На все попытки узнать у работников, кто прячется в доме, маньчжуры или отмалчивались, или, в присущей китайцам манере уходить от нежелательных вопросов, делали вид, что не понимают. Когда же Латыпов, показывая на дом, спрашивал их по-китайски: «Куна? Там куна?», неразговорчивые обитатели станции лишь пожимали плечами. В конце концов, приняв для себя решение и посовещавшись с товарищами, Латыпов решительно направился к хозяйскому дому, по пути выстрелив в одного, а затем и в другого работника-маньчжура. Соратники Латыпова в это время, взяв оружие на изготовку, держались за спиной у своего главаря и прикрывали его от возможного нападения. Василий уже поднялся на крыльцо, когда ему навстречу вышел Серый, как обычно, в сапогах и китайском халате.

Разговор, состоявшийся между Серым и Латыповым, вероятно, был коротким. И результатом стало хладнокровное убийство, сопровождавшееся, как говорится в большинстве вариаций этой легенды, словами: «Ладно, коль так…» Что же касается способа убийства, к которому прибегнул Серый, то в этом месте все рассказчики начинают нести околесицу. В одной версии утверждается, что Серый разрубил невесть откуда взявшимся у него в руке клинком грудину Латыпова и, развернув в разные стороны ребра, вырвал сердце бандита. Другие говорят, что то ли Серый превратился в большого зверя, то ли зверь появился из ниоткуда и оторвал Латыпову голову. В третьем варианте объясняется, что Латыпова убила женщина со второго этажа, одна половина которой сияла, как раскаленная сталь, а другая находилась в тени. Откинув все эти и прочие фантазии, следует констатировать, что, вероятно, заслуженная Латыповым смерть была хоть и быстрой, но впечатляющей.

Окончив экзекуцию, Серый приказал бандитам бросить оружие и немедленно уходить, что и было ими выполнено незамедлительно.

Капитан Дорогостайский, в это время проводивший топосъемку на горном хребте Тукурингра, среди прочего записал в своем дневнике о встрече со «свидетелем» этой истории, который назвался товарищем Латыпова и утверждал, что буквально только что выбрался со Сто Шестьдесят Восьмой. Однако позднейшее сопоставление дат налета на Удэкан и времени проведения экспедиции показывает, что капитан Дорогостайский стал жертвой таежной мистификации. Тем более что встреченный на Тукурингре бродяга указать местонахождение Сто Шестьдесят Восьмой станции не смог.

Впрочем, холодная свирепость Серого в рассказе о смерти Латыпова, по большому счету, имеет оправдание. А что касается помощи проходящим на прииски, то достаточно отметить существование на Сто Шестьдесят Восьмой специальной Гостевой поляны. Как утверждает большинство свидетельств о станции и ее Хозяине, постой на Поляне был всегда безвозмездным. Платили только за еду: мясо, крупу и спиртное, и то только в случае, если не ели принесенное с собой. Платить, кроме того, приходилось за услуги кузнеца (самого Серого) или за пользование кузницей в том случае, если среди идущих через Сто Шестьдесят Восьмую имелся свой коваль.

Считается, что открытием золотых запасов в ряде мест золотоискатели обязаны хорошему отношению Серого к тем или иным авантюристам. Причина симпатии, что ни говори, мрачноватого и обычно не склонного к сентиментальности хозяина станции остается тайной и может быть отнесена на счет загадочной непредсказуемости человеческой души. Если же судить «благородные» поступки Серого по тем осколкам информации, что дошли до нашего времени, то в его «благотворительности» может оказаться гораздо больше звериного, чем человеческого. Так, например, матерые волки безо всякой причины позволяют волчатам играть со своими лапами, причем сами щенки, принимая эту внешне беспричинную вседозволенность, начисто отказываются от малейшего такта и ведут себя навязчиво и непристойно. Можно предположить, что и Серый в подобных ситуациях вел себя подобно дикому зверю, то ли снисходительно не обращая внимания на «бессовестность» молодых людей, то ли поощряя их непосредственность. Кстати, большинство случаев, когда Серый показывал себя хорошим рассказчиком, не лишенным поэтического дара, относится к его общению с молодыми, четырнадцати-пятнадцатилетними, золотоискателями.