Ярость ацтека - Гэри Дженнингс Страница 61

Несколько минут я постоял среди зевак, делая вид, будто увлечен зрелищем, а потом, протолкавшись потихоньку сквозь толпу, вернулся обратно к гостинице.

Я ждал на улице, пока карета графини не отвезла ее на вечерний бал. Сменив наряд из черного шелка на желтовато-коричневое атласное платье с бежево-черной мантильей – легким шарфом, который женщины в Испании и у нас в колонии носят поверх головы и плеч, – Камилла добавила к нему бриллиантовые сережки, которые почти касались плеч, и ожерелье из жемчужин грушевидной формы. А надо вам сказать, что в Новой Испании женщины и бриллианты неразделимы, здесь ни один уважающий себя белый мужчина, вплоть до приказчика в лавке, не посмеет сделать предложение, не преподнеся будущей жене бриллианты. Даже красота рубинов и сапфиров не ценится у нас столь высоко, как блеск бриллиантов.

Делая вид, что увлечен азартной игрой, я наблюдал за балконом графини. У нее, конечно, должна быть горничная, значит, надо подождать, пока служанка не уйдет к себе или, что более вероятно, не отправится на улицу, чтобы присоединиться к праздничной толпе.

Приблизительно часа через два я увидел, как в комнате графини погас свет, и, словно случайно, направился в обход гостиницы, с намерением попасть в покои Камиллы и подождать ее возвращения.

Охранник не подвел: черный ход оказался не заперт, и, как и следовало ожидать, дверь в комнату не имела запора, кроме щеколды с внутренней стороны, которую задвигали перед тем, как лечь спать. Никому и в голову не приходило оставлять драгоценности или деньги в номере гостиницы, поэтому постояльцы не запирали комнаты в свое отсутствие.

Внутри царил сумрак, однако графиня оставила гореть одну маленькую масляную лампу, чтобы по возвращении зажечь все остальные светильники. В отсутствие хозяйки в комнате витал ее сладкий аромат. Sí, надушенные нижние юбки – мое слабое место, и этот запах разгорячил мою кровь куда больше, чем петушиные бои толкавшихся внизу зевак.

Добычу я узрел почти сразу: именно эту суму Карлос не так давно, не доверив мне, самолично отнес в дом своего друга. Внутри находилась бумага: очередной чертеж. В полумраке я не мог разглядеть деталей, но было очевидно, что это план какого-то оборонительного сооружения.

– Эх, Карлос, какой же ты глупец! – произнес я вслух, качая головой.

То, что я держал в руках, казалось опаснее и страшнее веревки палача, поскольку повешение считалось слишком мягким наказанием за шпионаж, а изменник заслуживал даже худшей участи, чем иностранный шпион. Поэтому попавшегося на измене перед смертью ждали столь жуткие пытки, что при одной мысли о них меня пробрала дрожь.

Я подпалил уголок листка от лампы и сжег бумагу в камине.

– Зачем ты связался с ней, Карлос? – вслух вопросил я.

Исполняя роль шпиона, этот глупец рисковал не только своей, но и моей шеей, хотя наверняка об этом даже не задумывался. Из нашего разговора я понял, что молодой ученый принадлежал к afrancesado, тем испанцам, которые привержены идеям Французской революции: свободе, равенству и братству. Но одно дело – умствования и разглагольствования, и совсем другое – похищение военных секретов.

Но что же все-таки толкнуло его на эту игру со смертью – любовь к свободе или к нижним юбкам? Эта женщина, графиня Камилла, спору нет, просто чудо как хороша. Неужели она завербовала моего друга в постели? Конечно, чисто теоретически лидером в этой парочке заговорщиков мог оказаться и Карлос, но мой здравый смысл противился этой мысли.

Признаться, меня совершенно не воодушевляла перспектива учинить расправу над женщиной: мне в жизни не доводилось применять к дамам силу, а уж тем более их убивать. Конечно, стоило попробовать припугнуть графиню: приставить ей нож к горлу и потребовать оставить Карлоса в покое. Однако, если судить по тому, как лихо тогда ночью она палила из пистолета, решимости этой самой Камилле, похоже, не занимать, и напугать ее будет не так-то просто. Вполне может статься, что красавицу графиню все-таки придется убить.

* * *

Она вошла неожиданно, я едва успел спрятаться за балконными занавесками. Вернувшись на удивление рано, графиня, хотя ночь еще не настала, тут же принялась раздеваться, и внезапно до меня дошло: да ведь это она, как было принято у светских дам, просто заехала переодеться, чтобы отправиться на следующий бал в другом наряде. Кажется, Камилла даже пробормотала что-то насчет «безмозглой служанки», видать, досадуя, что горничная ушла на гуляние и ей некому помочь.

Глядя на то, как графиня снимает платье и многослойные нижние юбки, я понял, почему Карлос, рискуя жизнью, похищал для нее военные секреты. Эх, я и сам, пожалуй, не отказался бы стать вором и убийцей ради такой красавицы, но мысль о дыбе, кострах и раскаленных клещах инквизиции несколько умаляла мое желание.

Балконная дверь была открыта, создавая сквозняк. Я стоял, не шелохнувшись, за занавесками, когда Камилла вдруг подошла, чтобы закрыть ее. Резко сдвинув шторы, графиня наткнулась прямо на меня. Камилла еще не отпустила ткань, а моя рука уже закрыла ей рот. Но она тут же укусила меня за руку, да еще и пнула в самое чувствительное место.

¡Ay de mí! Что за дьявол эта женщина! Сцепившись, мы пересекли всю комнату, пока я не повалил ее на кровать, оказавшись сверху.

– Мне известно, чем ты занимаешься! – выдохнул я. – Только попробуй позвать на помощь, и тебя повесят как шпионку.

Ее зубы снова сомкнулись на моей руке. Я вскрикнул и отпустил женщину. Камилла уставилась на меня, слегка успокоившись и задышав ровнее, и тут я снова прижал ее к постели. Но исходивший от нее запах кружил мне голову и будоражил мужское естество, которое, отнюдь не впервые в моей жизни, брало начало над здравомыслием.

– Кто ты? – спросила она.

– Друг Карлоса.

Нижнее белье приоткрыло грудь красавицы графини, и я уставился на нее как человек, оказавшийся на необитаемом острове и внезапно увидевший источник с пресной водой.

Наши глаза встретились. Я уже давно не был близок с женщиной, и Камилла мигом прочла все: желание в моих глазах, вожделение в моем сердце, слабость в моей душе.

Мои губы живо нашли ее грудь. Ее нежные руки обхватили мой затылок.

– Сильнее... – прошептала Камилла.

Я облизывал и посасывал ее соски, которые набухли и затвердели от моих прикосновений. Мне много раз доводилось получать удовольствие, когда putas проделывали такое с моим garrancha, а сейчас я сам чувствовал, как соски этой женщины твердеют под моим языком.

Моя рука нашла влажное сокровище между ее ног, где, в свою очередь, набухал ее сокровенный маленький garrancha – никогда еще мне не приходилось нащупывать бутон любви, столь возбужденный и жаждущий. Я просто не мог не отведать, каков он на вкус, а потому засунул голову Камилле между ног... и тут услышал щелчок взводимого курка.

Я скатился с кровати, перехватил сжимавшую пистолет руку за запястье и выкрутил ее. Оружие выпало.