Ярость ацтека - Гэри Дженнингс Страница 62

– Ах ты, сука!

– Возьми меня. – Ее губы нашли мои.

¡Аy de mí! Ну что тут можно сказать в свое оправдание! Эта женщина презирает меня, пытается убить, оскорбляет... а я, как побитый пес, покорно выполняю ее желания.

Впрочем, сокрушаться о столь прискорбном унижении мне пришлось недолго: Камилла вскочила, достала garrancha у меня из штанов, оседлала его и буквально насадила себя на него.

Она поднималась и падала, поднималась и падала, мой меч входил в нее глубоко и с силой: вновь, вновь и вновь. Зрение мое помутилось, потом из глаз словно посыпались искры, нет, тысячи красных комет, сталкивавшихся между собой, вырывавшихся, разлетавшихся, как вспышки, как брызги... как кровь?

А кровь все лилась и лилась по моему лбу, застилая глаза. Эта коварная рuta обрушила на меня медную вазу, схватив ее со стоявшего рядом столика.

Одновременно она так зажала и скрутила между ногами мое мужское достоинство, что наслаждение моментально обратилось в адскую боль: я испугался, что она сейчас вообще оторвет мне член. Пистолет снова оказался в ее руке.

Я ударил Камиллу сбоку кулаком по голове, сбросив ее с себя на пол, схватил пистолет и натянул штаны. Она села, потирая голову; глаза ее горели, верхняя губа кровоточила.

– Послушай, женщина, что это тебе вдруг вздумалось убивать мужчин? Почему бы нам не лечь снова и не продолжить наслаждаться друг другом?

– Наслаждаться?! Ты думаешь, я могу получать удовольствие, совокупляясь с ацтекской швалью? Не говоря уж о том, что я видала члены побольше и у белок.

Я потерял дар речи. Честно говоря, мне очень хотелось ударить красавицу графиню снова, однако куда больше, что уж тут скрывать, мне хотелось снова затащить ее в постель. Короче говоря, моя слабость к женщинам, особенно к стервам, в очередной раз возобладала.

– Puta! – было единственным, что я сумел сказать, хотя sí, да, конечно, осознавал, насколько это бессильная и бесполезная ремарка. В тот момент ничего больше просто не пришло мне в голову.

Я отвернулся от Камиллы, в первый раз в жизни поджав хвост. Можно убить мужчину, который тебя оскорбляет, но как поступить в таких обстоятельствах с женщиной?

Уже вылезая в окно, я оглянулся и увидел, что графиня возится еще с одним пистолетом. Похоже, оружия у этой дьяволицы было больше, чем у преторианской гвардии Наполеона.

Я перелез через балкон, на секунду ухватившись за перила, спрыгнул вниз и, оказавшись на улице, кинулся бежать. И тут вдогонку мне понеслись крики: «Насильник! Вор!» – а затем раздался звук выстрела. К счастью, на этой улочке не было ни души, а там, где сейчас толпились пьяные зеваки, не услышали бы и выстрела из пушки. Прихрамывая, ибо подвернул ногу при падении, я побрел к лагерю, посрамленный поражением, которое потерпел от этой невероятной женщины. Правда, мой стыд улетучился, стоило мне вспомнить полученное наслаждение. Что поделать, так уж я устроен – во всем, что касается женщин.

* * *

На следующий день мы с Карлосом отправились смотреть знаменитую пирамиду Куикуилько. И опять же, как и в прошлый раз, если он и знал о происшествии с графиней, то ничем этого не выдал.

Я ожидал увидеть в Куикуилько столь же впечатляющее сооружение, как пирамиды Солнца и Луны в Теотиуакане, но местная достопримечательность оказалась значительно, раза в четыре, их меньше. Впрочем, она в любом случае была отнюдь не маленькая, приблизительно в дюжину раз выше взрослого мужчины, и, даже частично покрытая застывшей лавой, а частично заросшая, все равно представляла собой внушительное строение. Другое дело, что сейчас она больше походила на холм, чем на пирамиду, и, не знай я, что это дело рук человеческих, решил бы, что передо мной маленький вулкан. Не будучи столь величественной и таинственной, как великие пирамиды Теотиуакана, она казалась более мрачной, суровой и даже угрюмой.

– Куикуилько на языке местных индейцев означает «место песни и танца», – сказал Карлос.

– Да тут толком ничего не разглядеть: все скрыто под лавой, – отозвался я.

– Верно, но не только под лавой, а и под покровом тайны, никак не меньшей, чем в Теотиуакане. Мы не знаем, кто построил эту пирамиду, и не знаем даже, с какой целью она была возведена, хотя можно предположить, что, подобно другим, имела религиозное значение. В любом случае, Хуан, к этому сооружению следует относиться с почтением, ибо это самая древняя пирамида в колонии. – Он указал на курган. – Да и вообще, похоже, старейшее рукотворное сооружение во всем Новом Свете. Эта пирамида воздвигнута задолго до Рождества Христова, возможно, она даже древнее пирамид в долине Нила. Это все, что оставил нам некий некогда могущественный народ. Ты никогда не был в Испании, но поверь, у нас там есть грандиозные соборы, удивительные памятники нашего великого прошлого, да и колонии тоже есть чем гордиться, однако нигде не найдется ничего древнее этой пирамиды. Она стояла здесь еще две тысячи лет тому назад. Каково, а?

Он обвел жестом величественное сооружение.

– И вот о чем нельзя забывать, Хуан: здесь, в колонии, слилась кровь представителей двух великих цивилизаций – индейцев из Нового Света и испанцев из Старого. Что ты скажешь на это, дон Хуан, сеньор Ацтек? – Он внимательно посмотрел на меня. – Неужели ты не гордишься своей кровью?

– Еще как горжусь.

Sí, я гордился тем, что моя кровь все еще текла у меня по жилам, а не по полу темницы, откуда я выбрался совсем недавно, и не была разбрызгана по стенам камеры пыток в застенках инквизиции. Так что я не соврал, а в определенном смысле сказал правду, предоставив своему ученому другу распространяться о достижениях народов по обе стороны Атлантики.

Хотя кто знает, может когда-нибудь справедливость восторжествует: мне не придется скрываться от закона и палачей и тогда я получу возможность оценить по достоинству древнюю культуру своих предков.

Чолула

От Сан-Агустина до Пуэблы было около тридцати лиг, и поездка туда оказалась неутомительной и приятной.

Этот богатое поселение – его полное название Пуэбла-де-лос-Ангелес, то есть Город Ангелов, – лежавшее на широкой плоской равнине у подножия Сьерра-Мадре, к юго-востоку от столицы, претендовало на звание второго по величине города страны, хотя у нас в Гуанахуато жителей, если учесть прилегающие к нему рудничные поселения, было больше. Поскольку Пуэбла находилась между столицей и Веракрусом, главным портом колонии, потенциальные захватчики проявляли к ней повышенный интерес. Наверняка там было полно шпионов, поэтому меня совершенно не удивляла вся эта история с похищенными чертежами.

А вот что меня действительно изумляло, так это почему Карлос до сих пор не вступился за честь своей возлюбленной. Поначалу я, зная, что молодой ученый далеко не трус, ожидал, что он потребует от меня сатисфакции, предложив выбирать между шпагами и пистолетами, но ничего подобного не произошло – Карлос упорно хранил молчание. Поэтому я невольно усомнился в том, что мой друг пошел на преступление из любви к красавице графине: пожалуй, в сердце человека, так увлеченного политикой, историей и прочими учеными премудростями, нет места для безумной, пылкой страсти. Только представьте, на протяжении всего путешествия Карлос не проявлял видимого интереса к легионам попадавшихся нам по дороге хорошеньких сеньорит. Работа поглощала его целиком.