Дитя Всех святых. Цикламор - Жан-Франсуа Намьяс Страница 63

Теперь Девственница вместе с Реньо де Шартром и Жаном д'Алансоном неспешной рысью объезжала ряды войска, чтобы, как она сказала, познакомиться с защитниками Орлеана. Как раз в этот момент она обернулась, и Изидор увидел ее в первый раз…

Он готовился к чуду, а испытал чувство тревоги и неловкости. Хоть он и знал, что Жанне всего семнадцать лет, но все же не ожидал узреть столь юное лицо. Мало того, что ему впервые довелось видеть женщину в доспехах! Эти наивные глаза, эти чистые, невинные черты под открытым забралом сбивали с толку и казались здесь, в боевом лагере, почти неуместными.

Изидор Ланфан вздохнул, по-прежнему следуя за всадницей, которую видел теперь только со спины. Разумеется, как могло быть иначе? Как он мог представить себе, будто какая-то пастушка и в самом деле сможет командовать французской армией? Когда она явилась к дофину, тот всего лишь ловко воспользовался ею в собственных целях. Она притянет к себе разрозненные силы страны и зажжет их верой, что, быть может, сулит большой успех. Но в ней самой нет ничего…

Изидор Ланфан смотрел, как впереди развевается прекрасный белый стяг со словами «Иисус Мария», вышитыми золотыми буквами. Вот что такое Девственница: живое знамя. Она – всего лишь продолжение этого символа, который держит в руке.

Вдруг она остановила коня и воскликнула от удивления:

– Бога ради, кто вы?

Перед нею были Ла Ир и его гасконцы со своими женщинами. Их командир спешился и обнял двух девиц за талию.

– Этьен де Виньоль, готов служить… Но все здесь зовут меня Ла Ир. Сами поймете почему, когда увидите в драке с годонами!

Вся ватага разразилась хохотом. Гасконцы смотрели Жанне прямо в глаза, дерзко, с вызовом. Грубые солдаты, забубённые головы, побывавшие во всех битвах, нагло выставляли напоказ свои разбойничьи рожи. Кругом были сплошь красные от вина носы, щеки в шрамах, выбитые глаза, щербатые рты, похотливые губы.

– Ну что ж, сир Ла Ир, ежели хотите служить мне, придется отослать всех этих бесстыдниц.

Девственница говорила, не повышая голоса, но тон был сухой, резкий.

Смех умолк.

– Бесстыдниц?

– Те, что останутся, должны немедля выйти замуж. А остальные пусть уходят!

– Но, чертом клянусь, чтоб меня…

– И приказываю вам также не богохульствовать. А коли не можете удержаться, клянитесь…

Тут она заметила дубину, на которую тот опирался, поскольку обнимавшие его девицы отошли.

– Вашей палкой!

Настала гробовая тишина. Грозный бородатый вояка ошеломленно уставился на девушку, восседавшую на белом коне, словно не веря собственным глазам. Он хотел сказать что-то, но не нашелся и поник головой.

Приблизились священники. Несколько решившихся гасконцев направились к ним, держа своих подружек за руку, остальные девицы стушевались и скрылись из виду.

На Блуасской равнине по-прежнему царило молчание. Изидор знал, что каждый из присутствующих сейчас испытывает то же самое, что и он. Как же он ошибся, посмев только вообразить, что Жанна – всего лишь марионетка, созданная дофином! Эта семнадцатилетняя пастушка только что превратила в ягнят самых отчаянных головорезов армии. Как назвать такое, если не чудом? Кто, если не сам Бог, смог дать ей такую властность, такую силу?

Белый стяг с Богом-Отцом, ангелами и словами «Иисус Мария» развевался над ней в лазурном небе. Никакого сомнения: отныне сам Бог вступил в войну, заливавшую Францию кровью вот уже почти сто лет…

***

Хоть Жанна д'Арк и в самом деле была полководцем по складу характера, но она не обладала всеми необходимыми полномочиями и обнаружила это с самого начала кампании. Инструкции дофина на сей счет оставались нечеткими: она должна командовать армией наравне с другими военачальниками. Однако эти военачальники, сплотившиеся вокруг маршала де Буссака, были из клики Ла Тремуйля и архиепископа Реньо де Шартра; они опасались Девы, были ей враждебны.

Армия двинулась в сторону Орлеана, но они постоянно хитрили, заставляя ее попусту терять время. Вместо того чтобы избрать правый берег Луары, где находился город, они пошли по левому и проскочили мимо своей цели.

Поняв это, Девственница впала в ярость, еще раз доказав, что не тот у нее характер, чтобы с нею можно было не считаться. Однако она превозмогла себя и поступила как человек действия. Ведь главное, чтобы она сама как можно скорее оказалась в Орлеане и подняла боевой дух его жителей. Армия подойдет следом.

Жанна приказала, чтобы ее переправили через Луару вместе с прибывшими к ней защитниками города. Для этого собрали плоскодонные барки, способные перевозить лошадей, а остальное войско тем временем повернуло обратно. Командиры попросту отвели его назад в Блуа, где оно и остановилось в бездействии.

Бастард Орлеанский, предупрежденный о приближении Жанны, выехал ей навстречу за городские стены. Англичане с полнейшим равнодушием допустили это.

Встреча сразу стала бурной.

– Вы – Бастард Орлеанский?

– Да, я. Рад вашему прибытию.

– Это вы дали приказ идти по другому берегу, а не по этому, где годоны?

Бедный Бастард был тут совершенно ни при чем и первым же осудил подобный маневр. Однако он не хотел порочить маршала и прочих командиров.

– Этот совет был продиктован только осторожностью…

– Бога ради! Совет Господа нашего мудрее вашего! Я доставила вам лучшую подмогу, которой вы никогда не получали ни от одного солдата: поддержку самого Владыки Небесного. Я послана Богом, который по молитвам Людовика Святого и Святого Карла Великого смилостивился над городом Орлеаном.

Бастарду было нечего возразить. Он попросил Жанну следовать за ним вместе со своими спутниками; вечером они вступили в город.

В восемь часов в пятницу, 29 апреля, ворота открылись, чтобы впустить кортеж. Заслышав шум, жители Орлеана высыпали на улицы. Девственница ехала впереди, на белом коне, по правую руку от Бастарда, окруженная латниками с факелами. Орлеанцы высовывались в окна или толпились на улицах, столь узких, что дома порой соприкасались наверху крышами.

Столпотворение творилось невообразимое. Все хотели прикоснуться к ней или хотя бы к ее коню. К ней обращались, кричали ей с радостью, с надеждой. Она же, словно нечувствительная к этому восторгу, не поворачивала головы ни вправо, ни влево. Не откликалась, не отвечала на приветствия. Смотрела прямо перед собой, будто целиком сосредоточившись на ожидавшей ее задаче, собирая каждую частицу своей внутренней силы…

Изидор Ланфан ехал в самом хвосте кортежа. На его пути было уже темно, крики смолкли, зато разговоры, наоборот, оживились, и он смог осознать, до какой же степени все готово измениться.

Одни и те же слова передавались из уст в уста:

– Мы спасены!