Девочка по имени Зверек - Маргарита Разенкова Страница 65

Аиша была права, это было нечасто, но когда Хафиз не ее приглашал в покои господина, Шакира всегда удалялась в сад и оставалась там до тех пор, пока избранница хозяина не возвращалась. Теперь Шакира знала даже то, через какое время кто из них обычно приходит обратно. Ошибалась редко. Часто, невнятной тенью по другую сторону решетки, появлялся Саид, и она не гнала его. Шакира знала, что сотник сильно рисковал, но не жалела его – пусть себе болтает. Это даже развлекало ее. Правда, она почти не слушала его пламенных речей, думая о своем и кивая невпопад. Поэтому однажды она упустила тот момент, когда Саид отчего-то решил, что может стать смелее: он протянул руку сквозь решетку, сжал ее локоть и потянул к себе. Она страшно разозлилась, вырвала у него руку и бросила ему в лицо, будто мстя за что-то:

– Уходи! Ты же видишь, я не люблю тебя! И не хочу твоей любви! Не приходи больше!

Саид не сказал в ответ ни слова и тут же бесшумно исчез в темноте сада.

* * *

И вот она опять грустит на своей скамейке. Сегодня господин не позвал никого, но разве ее это может порадовать? Саид с тех самых пор, как она прогнала его, больше не появлялся ни разу. Она, разумеется, и не думала об этом жалеть, но все же несчастный сотник иногда развлекал ее…

«Поздно уже, – вздохнув, подумала Шакира, – надо вернуться».

И только вошла в дверь, к ней кинулась Аиша:

– Тебя искали!

А Гюльнара выскочила за дверь:

– Хафиз, она здесь! Она пришла!

Показалось или действительно, пока ее не было, что-то произошло?

– Аиша, зачем меня ищут?

– Не знаю, но… Чувствую, что в доме что-то не так! Все чувствуют. Нам задавали странные вопросы о Тине и…

– Замолчите! – прикрикнула Сулейма. – Не распускайте языки!

У Шакиры заколотилось сердце, когда вошел главный евнух.

– Пойдем, Шакира. Господин ждет тебя.

В галерее, ведущей на мужскую половину, не было никого, даже обычной стражи.

– Хафиз, что-то случилось?

– Лишний вопрос. Разве что-то должно случиться, чтобы ты отправилась к господину? Достаточно того, что он ждет тебя!

Он все же был чем-то сильно озабочен, и это было так непривычно, что Шакира прикусила язык и больше не спрашивала его ни о чем.

В покоях хозяина ярко горел свет, дверь была распахнута, и время от времени кто-то торопливо пробегал по коридору. Воздух был напитан тревогой. И еще – где-то в глубине помещений страшно (так, что кровь стыла в жилах!) кричала какая-то женщина. Будто ее пытали.

Господин Фархад стоял, отвернувшись к окну. Когда они вошли, он сделал знак главному евнуху удалиться и закрыть дверь. Стало тихо. Он прошел к дивану и устало присел на край.

– Сядь рядом, Шакира.

«Он не сказал – детка, не сказал – птичка!» – тревожно отметила она. Ждала, что будет дальше, и сердце каждым своим ударом причиняло ей боль.

Господин молчал, глубоко задумавшись, сжимая в кулаке свою плеть так, что побелели пальцы. Его отчужденное молчание усугубляло ее тревогу. Она ждала его объяснений, но все-таки вздрогнула, когда он произнес:

– Эта тварь убила моего ребенка.

«Ребенка? Его ребенка? Кто?!» – она зажала рот ладонью, чтобы не закричать, потому что уже поняла: он говорил о Тине.

– Когда он родился? – не своим голосом спросила Шакира. Спросила лишь потому, что хоть что-нибудь надо было сказать, чтобы он опять не погрузился в свое ужасающее мрачное молчание.

– Он не родился, – ответил он. – Она убила его в своей утробе.

– Почему?! – с мукой выдохнула Шакира.

– Тина – иудейка. Для нее ребенок от иноверца – позор и преступление, – объяснил он, скрипнув зубами. – Так она сказала!

Постучав, вошел Хафиз, приблизился к хозяину и что-то сказал ему на ухо. Но тот резко ответил:

– Нет!

Хафиз пытался настаивать, вполголоса, тихо. Шакира расслышала:

– Не справится… уже больше суток…

Господин Фархад опустил голову, но в ответ опять прозвучало жестко:

– Нет! Я так сказал!

Главный евнух прижал руку к груди:

– Повинуюсь.

Когда дверь за ним закрылась, господин закрыл лицо руками. Потом неожиданно склонился и положил голову на колени Шакире:

– Теперь она умирает, не в силах родить мертвого ребенка. Моего ребенка!

– Повитуха поможет ей?

– Нет! – Он почти выкрикнул это.

«Прости ее! – умоляла его Шакира одними глазами. – Она, верно, ужасно мучается, раз даже Хафиз пришел советоваться!»

Господин произнес, будто услышал ее:

– Ей не поможет никто, потому что я запретил помогать ей! Если она родит девочку… Если это была девочка… Я выброшу Тину на улицу – пусть идет, куда хочет! Если же это был мальчик, я казню ее.

«А ведь он и сам страшно страдает! – подумала Шакира. – И не стесняется передо мной! Я никогда не видела и не знала его таким! Да как же это – убить ребенка!»

Явился для очередного доклада Хафиз, и господин встал ему навстречу. Главный евнух говорил недолго и неслышно. Хозяин отдал какое-то приказание, как видно озадачившее даже Хафиза, и повторил его, громко добавив:

– Ты не ослышался. Я хочу это знать!

Хафиз вышел, но через короткое время вновь вернулся, чтобы сказать только одно слово: «Девочка». И удалился.

Господин в изнеможении повалился на постель и застыл, будто без чувств. Шакира хотела было тихо удалиться, но он заметил ее движение и знаком подозвал к себе. Она опустилась рядом с ним, не смея вымолвить ни слова. Тишина давила. Наконец он произнес:

– Мне не придется казнить Тину. Она умерла. Чтобы узнать пол ребенка, пришлось… Впрочем, тебе незачем это знать. Можно сказать, что Тину казнила моя дочь. А в этом я вижу волю Аллаха! И пусть никто больше не говорит со мною об этом!

Сердце Шакиры охватила вдруг жгучая жалость, и, неожиданно для самой себя, она обхватила его голову руками, прижала к своей груди и воскликнула:

– Как бы я хотела родить тебе сына!

Он вскинул голову и внимательно посмотрел на нее – она не отводила взгляда, стараясь вложить в него все свое чувство любви и преданности. Тогда он схватил ее в охапку и горячо зашептал на ухо:

– Детка моя! Ласковая моя детка! Как же мне хорошо с тобой и спокойно! Отчего мне так хорошо с тобой?

В эту странную и страшную ночь он был с нею так нежен и одновременно страстен, как не был никогда. А под утро, когда они наконец насладились друг другом и господин уснул, раскинувшись, как всегда, на спине, Шакира подумала, что отчего-то знает теперь, как справится с ревностью, рвущей на части ее душу. «Фархад – мой! Вот, он был со мной, и я видела любовь в его глазах, ощущала всем телом его страсть. Видела, как он опьянен чувством и как нуждается во мне: в моем присутствии, моей поддержке! Этот Фархад – мой. А тот, что зовет к себе других женщин, – его я не знаю! И знать не хочу. Это другой человек, мне не известный. Отныне так и будет: я делю этот мир на две части. В одной – я и Фархад, мой господин и повелитель, а в другой – все остальные и всё остальное!»