Рай и ад. Великая сага. Книга 3 - Джон Джейкс Страница 7

– Читать-писать умеете?

– И то и другое.

Тут вербовщик по-настоящему улыбнулся:

– Это хорошо, только, вообще-то, разницы совсем никакой. У вас и так есть все, что нужно. Главное, чтобы хоть одна рука была, одна нога и чтоб дышал. Вот здесь подпишите.

Звякнул паровозный колокол. Морин заволновалась:

– Сэр… генерал… все пассажиры уже в вагонах…

В клубах пара, окутавшего платформу, Чарльз обнял своего закутанного в одеяльце сына. Малыш Гус, шести месяцев от роду, вертелся и хныкал из-за колик. Морин продолжала кормить малыша грудью, но это был первый раз, когда он плохо себя почувствовал.

– Не хочу, чтобы он меня забыл, Джек.

– Поэтому я и заставил тебя пойти и сделать дагеротип. Когда он чуть-чуть подрастет, я буду показывать ему портрет и говорить, что это его папа.

Чарльз осторожно передал сына в руки экономки, которая стала, как он догадывался, генералу еще и женой, правда без брачного свидетельства.

– Берегите этого мальчишку, – сказал он.

– Да разве может быть по-другому? Вы меня просто обижаете, – откликнулась Морин, покачивая малыша.

Дункан пожал Чарльзу руку:

– Удачи тебе… и помни, что нужно держать язык за зубами и не проявлять характер. Тебя ждут несколько трудных месяцев.

– Я справлюсь, Джек. Солдатом я могу быть для кого угодно, даже для янки.

Раздался паровозный свисток. Кондуктор у заднего вагона махнул флажком и закричал машинисту:

– Поехали! Поехали!

Чарльз прыгнул на ступеньку вагона второго класса и замахал рукой, когда поезд двинулся. Он был рад, что его окутали облака пара и никто не мог увидеть его глаз.

Ссутулившись и надвинув потрепанную соломенную шляпу до самых бровей, Чарльз сидел у окна. Рядом никого не было – его суровый вид отпугивал пассажиров. Цыганское пончо он пристроил на сиденье возле себя, на коленях лежал нечитаный номер «Нэшнл полис газетт».

Темные потеки дождя косо ползли по вагонному стеклу. Ночь и гроза скрывали все, что было снаружи. Чарльз жевал сухую булку, которую купил у торговца, ходившего по вагонам, и чувствовал внутри прежнюю тоскливую пустоту.

Наконец он развернул «Нью-Йорк таймс», оставленную пассажиром, вышедшим на последней остановке. В глаза сразу бросились колонки рекламных объявлений с кричащими заголовками о каких-то солцезащитных очках, корсетах, комфортабельных прибрежных пароходах. Было даже одно объявление, предлагавшее чудодейственное средство от всех болезней. Чарльз отбросил газету. Как же им не стыдно, ведь если бы все было так просто!

Сам того не замечая, Чарльз начал тихо насвистывать незамысловатую мелодию, которая засела у него в голове несколько недель назад и никак не хотела уходить. Свист разбудил полную женщину, дремавшую на своем месте через проход. Ее пухлая дочь спала, положив голову на колени матери. Немного поколебавшись, женщина обратилась к Чарльзу:

– Какая чудесная мелодия, сэр… Случайно, не из репертуара мисс Дженни Линд?

Чарльз сдвинул шляпу назад:

– Нет. Сам не знаю, откуда она взялась.

– О… Просто я подумала, вдруг это ее. Мы собираем ноты самых известных ее песен. Урсула прекрасно исполняет их на фортепьяно.

– Не сомневаюсь. – Это прозвучало немного резко, хотя Чарльз вовсе не хотел быть грубым.

– Сэр, если вы позволите мне высказать свое мнение… – Женщина показала на «Газетт» на его коленях. – То, что вы читаете, совсем не христианское издание. Пожалуйста, возьмите это. Уверяю вас, ваше настроение сразу улучшится.

Она протянула ему маленькую брошюру из тех, что Чарльз часто видел в военных гарнизонах. Такие печатные проповеди в огромных количествах издавало Американское общество христианской литературы.

– Спасибо, – сказал он и, открыв брошюрку, прочел несколько строк.

Истинно, истинно говорю вам: отныне будете видеть небо отверстым и Ангелов Божиих восходящих… [1]

Чарльз снова с горечью отвернулся к окну. Он не видел ни ангелов, ни небес – ничего, кроме бесконечной тьмы прерий Иллинойса и дождя, который, возможно, был предвестником будущего – такого же мрачного, как и прошлое. Впереди его, без сомнения, ждали нелегкие времена, Дункан был прав. Чарльз уселся поудобнее, опершись костлявой спиной на спинку сиденья, и стал смотреть на скользившую за окном темноту.

А потом начал тихо напевать незатейливую песенку, воскрешавшую в памяти милые, словно нарисованные акварелью образы их усадьбы в Монт-Роял, которая казалась даже красивее и больше, чем была до пожара. Грустная мелодия словно говорила ему о потерянном доме и утраченной любви, обо всем, что он потерял за эти четыре кровавых года, пока жила багряная мечта Конфедерации; о чувствах и счастье, которых, как он был убежден, ему уже никогда не испытать.

(Из рекламного объявления)

ДЛЯ ВСЕХ, КТО СТРАДАЕТ. – Может показаться почти невероятным, что люди еще продолжают страдать в то время, когда им доступно такое замечательное средство, как «ЛЕСНАЯ НАСТОЙКА»! Всех, кого мучает головная боль, плохое настроение, изжога, боли в боку, спине или животе, колики, дурной запах изо рта или любые симптомы такого ужасного недуга, как диспепсия, мы призываем попробовать наше чудодейственное средство!

ТЕТРАДЬ МАДЛЕН

Июнь 1865-го. Мой милый Орри, я начала делать записи в этой старой тетради, потому что мне просто необходимо говорить с тобой. Сказать, что без тебя я просто плыву по течению и постоянно терзаюсь болью, значит не сказать почти ничего о моем состоянии. Разумеется, я постараюсь не слишком предаваться жалости к себе на этих страницах, но знаю, что совсем избежать этого мне не удастся.

Какая-то крошечная часть меня даже радуется, что ты не видишь, во что превратилась твоя любимая родина. Раны, причиненные войной, заживут еще очень не скоро. Южная Каролина послала на эту никому не нужную бойню почти семьдесят тысяч мужчин, и четверть из них погибла. Говорят, ни один штат не потерял так много своих сынов.

Почти двести тысяч освобожденных негров теперь отпущены на вольные хлеба. Они составляют примерно половину населения штата, если не больше. На прошлой неделе я встретила на речной дороге мамушку Рут, она раньше принадлежала покойному Фрэнсису Ламотту. Бедняжка так цеплялась за старый мешок из-под муки, что я невольно спросила, что в нем. «Положила туда свободу и теперь ни за что ее не выпущу!» – ответила она. Представляешь?! Я пошла дальше, полная печали и гнева. Как же мы ошибались, когда ничему не учили наших негров! Они совершенно беспомощны в этом новом мире, куда их просто вышвырнули.

«Наши негры» – как снисходительно теперь это звучит, тем более что я одна из них, о чем постоянно забываю. Ведь в Каролине иметь одну восьмую черной крови означает быть черным как уголь.