Танец бабочки-королек - Сергей Михеенков Страница 71

Они проскочили мимо пожара. Несколько «галок» упало на снопы, и Авдей, матерясь, затушил их рукавицами, крича старшине:

– Давай, Кондрат, гони живей! Сгорим!

Немцев в селе уже не было. Уехали. Только перепуганные собаки метались среди пожара, визжа и воя, как в последний день.

Старшина привстал с саней, оглянулся на горящее село. Ничего подобного на войне он ещё не видел. Волосы его вставали дыбом. Он сразу почувствовал, что продрог.

– Страх Господень, – вырвалось у него. – Детишкам-то каково…

И он подумал о своих. И о Настасье Никитичне, и об Анюте с дочерью.

– А ваши хужей делали, – сказал казак Авдей. – Ваши бомбили. «Дроботни» налетали и бомбили. Кидали и зажигательные, и такие, пока хаты не загорались. Вместе с людьми. Ночью. Вот и подумай, какой волк добрей.

«Дроботни» – это ночные бомбардировщики По-2. Видел старшина, как они ночами пролетали над траншеей за линию фронта и как потом, после них, там, за немецкой траншеей, долго, до самого утра стояло над лесом зарево.

Много всякого повидал старшина Нелюбин на войне. И сам несколько раз был на волоске от смерти. Как, впрочем, и теперь. Но солдатское горе было всё же иным. Оно никло перед тем, что творила война с жителями селений. Бессмысленная жестокость, с которой выжигались в прифронтовой полосе деревни, должна была иметь некий смысл. Он и был вначале. Но когда по дорогам с ужасом в опустевших глазах побрели беженцы, одна из сторон всё же прекратила поджоги. Командующий Западным фронтом генерал Жуков убедил Ставку в бессмысленности ранее отданного приказа, и его, хоть и с запозданием, отменили. Жуков видел, с какой брезгливостью и неохотой, буквально через силу, командующие армиями исполняли приказ о поджогах. Настроение командармов передавалось в дивизии и полки. И зачастую спецгруппы, попадая под огонь дежурных пулемётов противника на нейтральной полосе, тут же возвращались назад. В вышестоящие штабы уходили донесения: выполнить задание не удалось из-за сильного огня противника, потери такие-то…

Но ничего этого старшина Нелюбин не знал. Он видел горящее село и то, как обезумевшие собаки кидались под ноги лошади. У этой жестокости уже не было смысла. Она и была войной.

В полукилометре от села на обочине, в затоптанном снегу лежала ничком старуха.

– Померла, должно, – сказал казак Авдей голосом, который не выражал ничего.

Старуха была обута в новые лапти. Белые опрятные онучи, перекрученные чёрными оборами. Серая наглухо покрытая шаль. Рыжая старенькая, но ещё добротная шубейка со сборами. Никто пока не позарился на справную одежду старухи. Не посмел. Она лежала, будто отдыхая в своём долгом, теперь уже бессрочном, пути.

– Страх Господень, – прошептал старшина. Он уже забыл о своём горе и болях в подреберье. Открывшееся его взору поглотило всё.

– А дальше только хужей будет, – перехватил его мысли казак Авдей. – Вот попомни мои слова. Когда он, зверь, из человека выйдет… Ой-ёй-ё…

А лес всё густел. Солнце поднялось над тяжёлыми соснами, над их заиндевелыми встопорщенными громадами ветвей. Старшина начал понемногу придерживать кобылу. Оглядывать окрестности. Что-то прикидывать в уме. По наезженной дороге кони бежали легко.

– Что ты головой крутишь? – насторожился Авдей и ворохнул винтовку, лежавшую у него под рукой.

Старшина ничего не ответил. Но, когда их воз отстал от обоза шагов на сто, а лес подступил к самой дороге, он сказал:

– Ты знаешь что, Авдей?

– Что? – глухим испуганным голосом торопливо отозвался казак, словно сразу догадавшись о том, что сейчас услышит.

– Ты знаешь, кто я?

Казак Авдей молчал. Лицо его побледнело, разом осунулось. И он едва осилил сказать:

– Нет, знаю.

– Я, Авдей, и не человек даже.

– А кто ж ты?

– Зверь. Могу прямо сейчас тебя зубами разорвать и требуху на дорогу выкинуть. Но человек ты, я вижу, незлобный. Отпусти-ка ты меня, брат, подобру-поздорову. Не хочу я тебя убивать. А могу. Вот видишь, – и старшина вынул из-за пазухи пистолет и снял его с предохранителя. – А твоя винтовка на морозе побыла, затвор-то тово, наверняка примёрз. Скоро не сдёрнешь. Ну? Доживём мы до внуков, Авдей? Как ты думаешь? Я думаю так: что нам бы дожить до внуков надо. Незачем нам друг дружку зубами рвать. – В голосе старшины было столько решимости и тверди, что сразу стало понятно: за ними может последовать всё что угодно.

– Что делать. Не я выбираю… Иди. Лыжи вон возьми. В лесу без лыж далеко не уйдёшь.

– Возьму. За лыжи спасибо.

– А не стрельнёшь?

– Не стрельну. За что мне тебя стрелять? Я от тебя зла не знал.

Лыжи, три пары, которые стояли за ригой, казаки поделили между собой. Эти, с продольной трещиной на запятке, принадлежали бронебойщику. Старшина их запомнил. Какое-то время бронебой шёл впереди, и лыжи его намозолили глаза. Он изучил на них все пятнышки. А лыжи старшины лежали на других санях, где-то там, впереди. Он вытащил лыжи бронебойщика. Лошадь пошла шагом.

– Винтовку оставь там. А сам перебирайся сюда, на облучок. Вот так, Авдей, – приказал старшина. – Что нам с тобой делить? Жизнь каждого из нас неделима.

– Это я знаю. Только, Кондрат, вот что. Винтовку не забирай. Иначе мне конец. Атаман плетью засечёт. Мне надо стрельнуть тебе вслед. Когда отбежишь, я пальну разок. В воздух. Для шума. Ты не сомневайся. Мне твоя жизнь не нужна.

– А я и не сомневаюсь. И я на твою, как видишь, не зарюсь.

Но старшина всё же разрядил винтовку. Патроны посыпались в снопы.

– Ладно, Авдей, за добро – добром. Но не дай бог нам ещё свидеться…

– А это уж как Бог положит. Н-но! – и казак Авдей тряхнул вожжой, голос его дрожал, как у старика.

Старшина, прячась за возом, мигом застегнул ремни креплений и побежал по целику – прочь от дороги, в сосны. Лыжи скользили хорошо. Снег держал. Вот уже и деревья замелькали. Даже боль в боку затихла и не мешала его быстрому бегу. Неужели удалось? Неужели и на этот раз перехитрил смерть?

Стрелял казак Авдей плохо. Не попал. Хотя стрелял всерьёз. Три раза. Только одна, самая первая пуля, обожгла щёку и ударилась в сосну перед старшиной. Кора так и разлетелась в стороны, обнажив белую плоть древесины. Старшина на ходу оглянулся. Две другие пули заблудились в кустарнике где-то левее. Эти явно были пущены наобум. Как и обещал казак Авдей. Старшина пошёл быстрее. Через минуту позади послышалась частая стрельба. Видать, вернулись другие казаки. Но пули сюда уже почти не долетали. Ушёл и ушёл. Кто теперь дознается? И атаману они ничего не скажут. Зачем им это? Ответ держать. А в первый выстрел казак Авдей всё же своё солдатское старание вложил. Случайно не попал. Видать, всё же дрогнула рука.

Вечерело, когда старшина вышел к шоссе. Оно урчало нескончаемой колонной, которая двигалась в сторону упавшего за лес солнца.