Во времена Николая III - Борис Юрьев Страница 9

Через год, будучи в очередной командировке в совершенно другом участке Севера, он вторично увидел упорядоченную лавину снежинок, пучком устремившихся к земле. Как зачарованный, находясь рядом с водителем, он попросил остановить машину, чтобы полюбоваться явлением. Он сидел и неотрывно смотрел через лобовое стекло на движущуюся вниз белую стенку до тех пор, пока не догадался, что опускающиеся снежинки имеют отрицательный заряд и целенаправленно движутся к лежащему в земле металлу, имеющему положительный заряд. Пришедшее обоснование явления позволило вздохнуть с облегчением и дать команду:

– Едем.

Путь вперед продолжился.

Мысль о написании заявки на изобретение о летящей снежинке вниз к земле пришла позже, ночью, когда он ворочался в койке гостинице. После возвращения из командировки домой, он сел за стол, сформулировал заявку и отправил ее в комитет по делам изобретений и открытий. Через полгода к нему пришло отрицательное заключение. Изобретатель написал возражение, на что вновь получил вторичный отказ. Виталий не сдавался. Он припомнил, как в студенческие годы уважаемый преподаватель по физике открыл звезду. Два последующих дня университет, как растревоженный улей, гордо гудел в предвкушении заслуженной победы, но физик не решался сделать официальное заявление и ещё раз хотел, дождавшись ночи, уединиться в обсерватории, проверить себя и удостовериться в открытии. Сомнения в собственном успехе привели к непростительной ошибке. Утром следующего дня во всех средствах массовой информации сообщалось об открытии новой звезды, открытой профессором калифорнийского университета. Наш раздосадованный преподаватель месяц ходил с опущенной головой, как будто у него украли звезду. А звезда светилась на небосводе в своем созвездии, вне зависимости от планеты Земля. Только сотрудникам института не безразлично было, чья эта звезда, где она и чьим именем названа.

– Снежинка – та же звезда, особенно при ближайшем рассмотрении,– раздумывал Соловьев, держа ее на ладони.

Началась тяжба. Претендент на изобретение с пафосом писал о том, как прекрасно осознавать, что снежинка имеет отрицательный заряд до того, как упадет на землю, и что знакомый поэт уже сложил об этом поэму для возлюбленной, а эксперт казенно отписывался, что не видит в предложении практического смысла. Заявитель сообразил, что изобретение имеет огромное значение для поиска крупных месторождений и, что особенно ценно, для его страны и для убедительности указал координаты предполагаемого нового месторождения в том месте, где во второй раз наблюдал упорядоченную лавину снежинок, движущихся стеной к земле. Эксперт с явной ухмылкой, сквозящей в каждом слове, отписался, что не следует предсказывать открытые месторождения. В доказательство он прислал вырезку из газеты месячной давности, где указывалось о новом открытии месторождения железной руды. Сравнение дней выхода газеты со штемпелем на конверте и письма заявителя, отосланного неделю назад, было не в пользу Соловьева, о чем явственно указывалось в приписке, что любой человек мог узнать из газет об открытии нового месторождения.

Виталий подолгу, без движений, сидел за столом перед чистым листом бумаги, размышляя, чтобы написать в свое оправдание и как убедить эксперта, в доказательстве своей правоты. Неожиданно ему помогли друзья – американцы, живущие за океаном, которые сделали независимое параллельное открытие, заявив, что падающая снежинка имеет отрицательный заряд. Они могли бы составить заявку на изобретение в своей стране, но захотели иметь открытие. Такого ранга удостоверения в их государстве не существовало и, по воле случая, их заявление попало к нашему эксперту, который судорожно сравнив идентичные заявки, вспомнил о гордости за своих ученых. Сомнений у эксперта в отношении отрицательного заряда падающей снежинки больше не существовало и он с лёгкостью, указав на приоритет двухгодичной давности, предложил Соловьеву срочно переписать заявку на изобретение, обозвав ее открытием. Понимая, что сейчас не время задавать излишние вопросы, Виталий срочно переписал заявку, не раздумывая об отличии изобретения от открытия.

Получение удостоверения об открытии совпало с установкой на крыше родного института огромного транспаранта со звучным лозунгом: «СЛАВА НАШЕЙ НАУКЕ!» Стоя без шапки у входа в институт, запрокинув голову, Соловьев, как никто другой, понимал, что означают слова: СЛАВА НАШЕЙ НАУКЕ!– и почему слава именно нашей науке, а не какой-либо другой. Кружились снежинки, медленно опускающиеся на его мокрое лицо. Одна из них была именно та, ради которой он писал открытие, не имеющее на первый взгляд принципиального значения для людей.

– А всё-таки летящая снежинка имеет отрицательный заряд,– сказал Соловьев вслух самому себе.

Для него сказанное имело не меньшее значение, чем для Галилея, произнесшего знаменитую фразу о Земле: – А всё-таки она вертится!

Семен Михайлович, в сопровождении Михаила, подымался по пролету лестницы, ведущей на второй этаж министерства здравоохранения Таджикистана. Галантно пропустив спускающуюся женщину в белом халате, он подождал, пока стихнет стук ее каблуков на первом этаже. Дождавшись, чтобы в ближайшем окружении никто не просматривался, профессор, остановившись на лестнице, склонил голову в сторону своего сотрудника, и заговорщически прошептал:

– На Волге обнаружена холера.

Михаил от неожиданности потерял дар речи. Эту новость он слышал сегодня утром в кафе гостиницы по радио, когда размешивал сахар в стакане, но не придал словам диктора существенного значения, пропустив сообщение мимо ушей. Об этом слышали и остальные посетители, сидящие за соседними столиками. Рядом находился и шеф, но видимо, только он, поразмыслив, понял важность и неординарность сообщения.

– То, что на Волге бушует холера, я слышал сегодня утром по радио,– ответил пришедший в себя Михаил, после чего шепотом выдал общедоступную информацию, как секретную.– Холера буйствует и на Украине. Вся Одесса полыхает. Говорят, что из Одессы невозможно позвонить ни в один город. Представляете, как живущие в Москве или в Питере родственники чувствуют себя, не имея возможности связаться со своими близкими, уехавшими в командировку или на отдых к морю. Телефонистки не соединяют абонентов, объясняя свои действия заботой о снижении холеры в густонаселенных районах страны.

– Ну, это уж слишком,– высказал весомую точку зрения профессор.– Холера не распространяется по телефону.

– Одесса – своеобразный город, в котором обитатели чего – только не придумывают. Я был свидетелем, как на Центральном телеграфе в центре города, среди бела дня, заказ на междугородний разговор телефонистки принимают исключительно по срочному тарифу, то есть в три раза дороже, чем следует. И клиенты платят, терпеливо ожидая вызова целый час, как при обыкновенном тарифе. Они привыкли к местным обычаям и знают, что иначе нельзя.

– Холера – чрезвычайный случай,– продолжил свою мысль профессор, всерьез не воспринимая рассуждения Михаила.– По-видимому, телефонистки выполняют указания чиновников, пытающихся, таким образом, бороться с паникой среди родственников, проживающих вне Одессы.