Эффект Люцифера. Почему хорошие люди превращаются в злодеев - Филип Зимбардо Страница 33

«Карло, спасибо за объяснения, что такое настоящая тюрьма. Но прежде чем мы пойдем дальше, я должен кое-что узнать у этого заключенного. № 8612, вы понимаете, что в моей власти заставить охранников оставить вас в покое, если вы примете решение остаться и сотрудничать? Вам деньги нужны? Уйдете раньше — получите меньше».

«Да, конечно, но…»

«Хорошо, тогда договорились: охранники отстанут от вас, вы остаетесь, получаете свои деньги, и все, что от вас требуется взамен, — время от времени сотрудничать, т. е. делиться со мной некоторой информацией, которая могла бы быть мне полезной, чтобы управлять этой тюрьмой».

«Ну, я не знаю…»

«Обдумайте мое предложение, и если позже, после хорошего ужина, вы все-таки решите уйти — пожалуйста, вам заплатят за то время, что вы отработали. Но если вы решите продолжать, получить все деньги, если вы хотите, чтобы от вас отстали охранники, и если вы согласны со мной сотрудничать, то мы можем забыть о проблемах первого дня и начать сначала. Идет?»

«Возможно, но…»

«Не нужно решать прямо сейчас, подумайте о моем предложении и примите решение сегодня вечером, ладно?»

№ 8612 спокойно говорит: «Ну, ладно».

Я отвожу его в соседний кабинет начальника тюрьмы, который должен отконвоировать его во двор. Я говорю Джаффе, что № 8612 пока не решил, что он будет делать, и примет решение позже.

Я придумал эту сделку в духе Фауста прямо на ходу. Я действовал как коварный тюремный администратор, а не как добродушный профессор, которым привык себя считать. Как суперинтендант, я не хочу, чтобы № 8612 уходил, — это может негативно повлиять на других заключенных. Я думаю, что от него можно добиться сотрудничества, если охранники умерят свою прыть и прекратят его оскорблять. Но я предложил № 8612, лидеру мятежников, стать «стукачом», информатором, делиться со мной информацией в обмен на особые привилегии. Согласно «кодексу заключенного» стукач имеет самый низкий статус, часто его держат в одиночной камере, потому что если другие узнают, что он стукач, его просто убьют. Затем мы с Карло отправляемся ужинать в ресторан Ricky’s, где я пытаюсь на время забыть об этой безобразной ситуации, наслаждаясь новыми историями Карло и порцией лазаньи.

Заключенный объявляет товарищам, что отсюда никто не может уйти

Во дворе охранники Арнетт и Дж. Лендри выстроили заключенных вдоль стены и проводят очередную перекличку перед окончанием этой долгой дневной смены. Охранники снова подшучивают над слишком вялым и медлительным Стью-819, а его товарищи хором поют:

«Спасибо, господин надзиратель, за прекрасный день!»

Входная дверь со скрипом открывается. Заключенные, как по команде, поворачивают головы и смотрят, как № 8612 возвращается со встречи с тюремными властями. Перед тем как отправиться ко мне в кабинет, он объявил всем, что это будет его прощальная встреча. Он уходит из эксперимента. Никто и ничто не заставит его остаться. Теперь Дуг-8612 идет мимо своих товарищей во вторую камеру и ложится на койку.

«№ 8612, выйти и встать к стене», — приказывает Арнетт.

«Пошел ты», — отвечает тот вызывающе.

«К стене, № 8612».

«Да пошел ты!» — отвечает № 8612.

Арнетт: «Кто-нибудь, помогите ему!»

Дж. Лендри спрашивает Арнетта: «У вас есть ключ от наручников, сэр?»

Все еще в камере, № 8612 кричит: «Если уж мне придется здесь остаться, я не собираюсь терпеть это дерьмо!»

Дуг-8612 не спеша выходит во двор, где половина заключенных стоит в строю по обе стороны второй камеры и открывает всем ужасную новость: «Я имею в виду именно это. Я имею в виду, что не могу уйти! Я только что говорил с врачами и юристами, и…»

Он замолкает. Непонятно, что он хочет сказать. Другие заключенные начинают хихикать. № 8612 стоит перед строем, игнорируя требования встать у стены; своим поведением он, кажется, ошарашил товарищей. Он продолжает декламировать высоким плаксивым голосом: «Я не могу уйти! Они не разрешили мне уйти! Отсюда никто не может уйти!»

Хихиканье сменяется нервным смехом. Охранники игнорируют № 8612, продолжая искать ключи от наручников. Они хотят надеть наручники на № 8612 и снова отправить его в карцер, если он не прекратит паясничать.

Один из заключенных спрашивает № 8612: «Ты хочешь сказать, что ты не можешь расторгнуть контракт?»

Другой в отчаянии спрашивает, не обращаясь ни к кому конкретно: «Я могу расторгнуть свой контракт?»

Арнетт жестко обрывает его: «Разговорчики в строю! Позже у вас будет время поговорить с № 8612».

Заявление одного из уважаемых лидеров бунта — сокрушительный удар по решимости и уверенности заключенных. Позже Глен-3401 говорил об эффекте, который произвели слова № 8612: «Он сказал, что мы не можем уйти. Мы почувствовали себя настоящими заключенными. Может быть, ты был заключенным в эксперименте Зимбардо, может быть, тебе за это платят, но, черт побери, я был заключенным. Настоящим заключенным» [72].

Глен-3401 начинает выдумывать самые худшие сценарии: «Ужасно пугала мысль о том, что мы отдали на две недели свою жизнь, свою душу и тело. Вдруг оказалось, что мы — настоящие заключенные, и побег невозможен, по крайней мере без каких-то решительных мер со множеством неизвестных последствий. Может быть, нас снова арестует полиция Пало-Альто? Заплатят ли нам? Как мне вернуть свой бумажник?» [73]

Рич-1037, весь день конфликтовавший с охранниками, тоже был ошеломлен этой новостью. Позже он говорил: «Мне сказали, что я не могу уйти. Тут я почувствовал, что это настоящая тюрьма. Я не могу передать, что я испытывал в этот момент. Я чувствовал себя совершенно беспомощным. Таким беспомощным, как никогда раньше» [74].

Для меня было очевидно, что № 8612 оказался сразу в нескольких затруднительных положениях. Он разрывался между желанием остаться крутым лидером повстанцев и нежеланием быть жертвой охранников, желанием остаться и получить деньги, в которых он очень нуждался, и нежеланием становиться моим информатором. Вероятно, он думал, что сможет стать двойным агентом, лгать или вводить меня в заблуждение по поводу действий заключенных, но не был уверен, что выдержит этот обман. Ему нужно было немедленно отклонить мое предложение — привилегии в обмен на статус официального «стукача», — но он этого не сделал. Если бы он сразу настоял на том, чтобы уйти, мне пришлось бы его отпустить. Возможно, ему стало стыдно, что он так быстро спасовал перед Карло, издевавшимся над ним. Все это были игры ума, и он пытался разрешить собственный внутренний конфликт, сказав другим, что я не позволил ему уйти, и возлагая тем самым вину на Систему.