Сердце Сапфо - Эрика Джонг Страница 10

Да, меня просто хотели сбыть с рук, но я, как ни странно, больше сердилась не на деда, а на мать. Как она могла вступить в заговор и согласиться на то, чтобы ее дочь отправили в ссылку?

Я задала ей этот вопрос, когда она надевала на меня украшения к свадьбе — золотое ожерелье в виде виноградных гроздьев и плодов айвы, такие же серьги, свисавшие до плеч, золотую диадему, укротившую мои роскошные волосы.

— Я предпочла отдать тебя замуж, чем похоронить, Сапфо.

— Разве есть разница?

— Ты молода и думаешь, что все знаешь. Но твой муж может умереть, и ты будешь свободна.

— Есть к чему стремиться.

— У тебя есть талант, и он может дать тебе свободу. Удивительно, но ты смогла околдовать публику на симподии. Хоть я и злилась на тебя, но в то же время испытывала гордость. И вспомнила, что, когда была беременна тобой, одна жрица предсказала мне, что со временем ты станешь знаменитой.

— Ну вот, и ты туда же!

Мерзкому Керкилу было не меньше пятидесяти, и он носил утягивающий пояс, чтобы не слишком оттопыривался живот. Волосы у него поредели, и он их старательно зачесывал, чтобы прикрыть плешь, но этим вряд ли можно было кого-то обмануть. Сильный запах духов забивал запах пота. И вина. Он любил пить вино, не разбавляя его водой, как варвар.

А еще он, как мне показалось, был одним из тех людей, кто заготавливает шутки к симподию, а потом делает вид, что на них только что снизошло вдохновение. (И мне это не показалось — так и было на самом деле!) На свадебной церемонии он торжественно заявил моему деду: «Я беру эту женщину, чтобы сеять в ней моих законных детей». Мои братья и я не могли сдержать улыбки. Когда гости стали забрасывать нас орехами и плодами, я все еще была в ужасе от того, что меня ждет. Я думала об Алкее — о нашей страстной любви и не менее страстных спорах, а Керкил казался мне ночным кошмаром.

Пир все продолжался. Он начался в полдень и к полуночи не закончился. Вино с виноградников моего деда текло рекой. Кушанья были вкусные и обильные: хлеба, рыба, дичь, мясо, всевозможные сласти. Танцы и песни, процессия в дом Керкила, снова песни и танцы, и горы вкусной еды.

И вот в полночь наступил ужасный час. Хор дев, сладкоголосо певших эпиталаму, сочиненную мной, проводил нас до супружеской спальни. Керкил к тому времени был пьян, он шатался, ноги его заплетались. Я смиряла себя, с горечью готовясь впустить Керкила в святилище, на которое до него посягал лишь Алкей.

Я съела свадебную айву, и Керкил снял мой пояс, как того требует ритуал. Девы пели. Я умолила их спеть еще. Они послушались. Глаза Керкила начали слипаться.

— Спойте еще! — сказала я девам.

— Проклятье, Сапфо! — взбесился Керкил. — Я должен взять твою девственность!

«Какую еще девственность?» — подумала я.

Наконец мы остались одни. Керкил сбросил с себя одежды и предстал перед мной во всем своем уродстве. Взяв гранат из вазы, стоявшей в изножье постели, он раздавил шесть алых зерен над брачной простыней и вывесил ее в окно, на всеобщее обозрение. И в пьяном беспамятстве рухнул на постель.

Выше стропила!

Жених ступает, как Арес,

Возвышаясь над смертными,

Как поэты Лесбоса

Возвышаются над всеми остальными!

Счастливый жених!

Мы пьем за твое здоровье!

Я лежала в постели и размышляла над своей судьбой, слушая храп Керкила. Я чувствовала себя как Персефона, оказавшаяся в царстве мертвых, чтобы стать невестой Аида. Я плакала, пока моя постель не стала мокрой от слез. Я думала об Алкее, который был где-то далеко, изгнанный за предательство.

Я уснула, и Афродита разговаривала со мной во сне.

Она была одета как невеста и пела сочиненную мной эпиталаму.

«Выше стропила, — пела она, озорно улыбаясь. — Жених ступает, как Арес…»

А я даже во сне безутешно плакала, и моим слезам не было конца.

— Не плачь, моя глупенькая Сапфо, — сказала она, как любящая мать, утешающая ребенка. — Муж — это всего лишь средство, позволяющее из девочки превратиться в женщину. Если тебе нужна любовь, страсть, это всегда случается не на супружеской постели… Супружеская постель — это место, на котором ты спишь, а любовников находишь в других местах… на берегу моря, во дворце, в яблоневой или оливковой роще, под луной… Она будет полной для тебя — полной любовников, полной любви, полной вдохновения!

— Но мне нужен только Алкей!

— Он не единственный мужчина на земле. Перестань, Сапфо… У меня было столько мужчин — Арес, Адонис и много всяких других. Я забыла их имена. И женщин тоже. Жизнь создана для наслаждения. В ней много всего — и это не только первый мужчина… Твоя жизнь только начинается, а не кончается. Она будет богатой и наполненной… счастливая невеста! Ты будешь свободна и полна жизни!

Афродита исчезла, а я уснула, как утомленный ребенок.

У меня был только один муж, и я сужу по нему обо всех мужьях. По правде говоря, он был неплохой человек. Слабый, вульгарный, пьющий — вот и все его недостатки. Он считал, что жена должна сидеть дома и думать только о ткацком станке, рабах и съестных припасах. Исключение — религиозные праздники. Если вы недоумеваете, почему женщины в те времена были до такой степени религиозны, знайте: из дома они выходили только по праздникам! Я очень быстро сообразила, что мои песни и честь Афродиты — мой пропуск на свободу. Как только я буду настолько знаменитой, что мое присутствие потребуется на праздниках, свадьбах, загадочных ритуалах, посвященных иноземным богам, Керкил не сможет удержать меня в четырех стенах. Ему хватило ума, чтобы попять: он сможет греться в лучах моей славы. И потом, я оставляла его наедине с истинной его страстью — вином, и он пил и пил, пока не допивался до умопомрачения.

Тоскую ли я и теперь по своей девственности?

Сапфо

Если брак был смертью, то Сиракузы — реинкарнацией. Этому городу, с его празднествами и храмами, богатыми аристократами, несчастными рабами, жалкими хибарами и роскошными дворцами, не было равных в греческом мире.

Сиракузы располагались на восточном побережье Тринакрии, острова, где Одиссей ослепил свирепого циклопа и вызвал непреходящий гнев Посейдона. Вонзив бревно в глаз Полифема, Одиссей тем самым обрек себя на вечные странствия. Но фортуна снова улыбнулась ему, и он смог вернуться на Итаку, где его все еще ждали. Даже его пес Аргос был так рад возвращению Одиссея, что, увидев хозяина, умер от старости. Может быть, боги сжалятся надо мной, как они сжалились над Одиссеем. Я могла только молиться об этом на корабле, который плыл далеко от моего любимого Лесбоса в прекрасные Сиракузы.

Сиракузы основали коринфяне, поклоняющиеся Артемиде. Именно в Сиракузах девственная Артемида превратила Аретузу в ручей, чтобы она могла бежать от Алфея, любвеобильного речного бога. Источник Аретузы нее еще бьет здесь, превращаясь в ручей, а знаменитый храм Артемиды был в Сиракузах со дня основания города. Храм Афины стоял фасадом к Большой гавани, храм Аполлона — к Малой. А в глубине, за рыночной площадью, располагались два огромных амфитеатра.