Древние чары и Синдбад - Шахразада Страница 10

– Матушка, в твоей речи отчетливо слышно «но». Чего же мне делать не следует?

– Только одного – не следует просить имама освятить ваш союз. Сколь бы он ни был крепок, но, как только сей достойный муж прочитает все свои молитвы, судьба твоя, малышка, неузнаваемо и навсегда изменится. Ты и останешься дочерью колдовского народа и перестанешь быть таковой. Будешь уметь колдовать, не будучи при этом колдуньей… Что может произойти после этого с твоим избранником, а теперь и мужем, я даже не берусь угадывать… Ибо еще Сулейман ибн Дауд, мир с ними обоими, говорил, что каждого из детей колдовского народа, кто решится на это, ждет кара. Причем для каждого своя – и знать о том, как будет покаран сей отпрыск, не может никто – будь он хоть сам царь колдунов.

– И все?

– Этого более чем достаточно: какой будет твоя кара – неизвестно никому. Ясно лишь, что ты перестанешь быть собой. Тебя такое не страшит?

– Нет, матушка, меня такое не страшит. Однако я запомню сегодняшний урок…

На самом-то деле Амаль понимала, что она не столько запомнит, сколько никогда сегодняшнего разговора с матерью не забудет. Что она будет мысленно возвращаться к нему раз за разом – и вновь взвешивать каждое из слов Маймуны…

– Да будет так, крошка. А сейчас давай-ка мы с тобой отвлечемся – вскоре появится отец, а ужин мы готовить и не начинали.

Это была чистая правда – солнце уже коснулось горизонта, но очаг был более чем холодным. Скажем по секрету, Маймуне вовсе не обязательно было каждый день разводить в нем огонь – иногда ей хватало тепла рук для того, чтобы лепешки подрумянились, а мамалыга превратилась из крупы и воды в изумительное лакомство. Но вечером Дахнаш, достойный муж и обожаемый отец, ифрит и дитя огненного народа, любил подкрепиться основательно – мясом, пловом, пирожками… И тут уж без помощи поленьев и очага было не обойтись.

К тому же Маймуна чувствовала, что сегодня Дахнаш приведет гостей – и, значит, следовало до поры до времени спрятать свою колдовскую сущность подальше. Увы, джинния не возражала бы продолжить вечером урок, который только что преподала дочери – быть может, следовало бы показать, как вовсе без огня приготовить ужин или как одними лишь вулканическими эманациями создать лакомство, достойное того, чтобы им насытилась дюжина ифритов. Но, увы, сей урок приходилось оставить до лучших времен.

Миг – и в печи ожил веселый огонь. Еще миг – и на него сверху сам собой водрузился казан, только вчера вечером вычищенный до блеска усердными магическими руками.

Вскоре зашумело масло и в нем стали подрумяниваться овощи для плова. Да, ифрит Дахнаш оказался необыкновенным лакомкой, а обильные и сытные человеческие блюда пришлись ему по вкусу куда более, чем огненные эманации и мировые эфиры. Вскоре плов уже жил собственной жизнью, нежась в тепле, а сверху высокая гора сладких пирожков готовилась к тому, что и хозяева, и гости воздадут им высокую хвалу перед тем, как поглотят их, обсыпанных кунжутом, источающих неземные ароматы, истекающих сладкими соками.

Амаль помогала матери, как это бывало уже сотни раз. Но впервые она увидела, что именно делает Маймуна. О нет, она и раньше наблюдала за движениями своей обожаемой матушки. Но сейчас она увидела, как собирается тесто, повинуясь едва заметным движениям глаз джиннии – вот раскрылся куль с мукой, вот белая высокая горка на каменной плите на миг окуталась дымкой. Вот в муке угнездились яйца, вот невесть откуда взявшаяся ледяная вода пролилась недолгим дождем, вот крошечные кометы приправ нашли в тесте свое место. Вот груши и инжир, окунувшись в ручеек, улеглись обсыхать на длинном льняном полотенце… Да, это было подлинной магией – драгоценной, ибо невидимой для любого, кроме тех, кто не горит желанием рассмотреть ее, а, увидев мельком, лишь пожмет плечами: «что же здесь волшебного, обычное тесто…»

Чутье не подвело Маймуну: ибо за миг до того, как скрипнула калитка, впуская Дахнаша и гостя во двор, все было готово. Более того, Маймуна не ошиблась и в числе гостей: ее мужа и нежного отца Амали сопровождал всего один человек.

Дахнаш обожал приводить в дом гостей – кузнецу, весь день проводившему в жаре и грохоте, доставляло поистине неземное наслаждение общение со всяким, ценящим волшебство живого огня горна. А таковых находилось более чем много, ибо Дахнаш был подлинным мастером, способным сотворить чудо даже из простой кочерги, не говоря уже об оружии, слава которого гремела за сотни фарсахов от города, давшего приют ему, ифриту, и его семье.

Итак, открылась калитка, и на каменные плиты двора ступил Дахнаш в привычном уже человеческом облике – высокий черноволосый мужчина неопределенных лет, выбритый и сверкающий белоснежными зубами из-под тоненьких усов (Маймуна не раз слышала от мужа, что так будут выглядеть герои непонятных сказаний о бандитах, решившихся торговать запретной «огненной водой» в далекой стране, которую недоучка Колон из Порты примет за дивную заповедную страну Хинд). Если бы не воистину богатырское сложение, Дахнаш более всего походил бы на жулика, сладкими лживыми речами выманивающего последние фельсы из тощих кошелей легковерных.

Следом за ним вошел во двор юноша, необыкновенно похожий на Дахнаша-кузнеца: тоже сложенный подобно каменотесу, более чем высокого роста – быть может, всего на палец ниже самого Дахнаша, настоящего великана по меркам здешнего говорливого базара. Глаза юноши выдавали в нем уроженца полуночных стран, но загар говорил, что свою родину он покинул весьма давно.

– Да будет милостив над этим кровом Аллах всесильный и всемилостивый! – проговорил гость гулким басом.

От Маймуны не укрылась ухмылка, на миг искривившая губы мужа, – увы, упоминание о повелителе всех правоверных все еще отзывалось в нем мучительными уколами где-то под левой лопаткой. Однако со временем терпеть эту боль становилось все легче – быть может, оттого что боль со временем уменьшалась. Или привычнее – Маймуна старалась не думать о подобных мелочах.

– Здравствуй, юный гость! – с поклоном ответила джинния. Она не прятала лица, однако все же старалась соблюдать порой казавшиеся странными местные обычаи и умело повязывала на голову яркие шелковые платки, до которых оказалась большой охотницей. – Входи под наш кров, преломи с нами хлеб, чувствуй себя как дома…

– Благодарю тебя, почтенная хозяйка.

Юноша прошел по каменным плитам и устроился у самой печи – именно там, где обычно любил сиживать и Дахнаш. Услышав же смех хозяев, он неловко вскочил.

– Присаживайся, о достойный гость, – все еще улыбаясь, проговорил Дахнаш и почти насильно усадил юношу обратно. – Это место для таких, как мы с тобой – подлинных любителей огня и жара.

Да, так оно и было – это место действительно более всего любил именно ифрит Дахнаш, хозяин дома и настоящий сын огненного народа.

– Жена, позволь представить тебе нашего гостя. Это Синдбад, сын странника Аль Ас-Синда, коего глупцы альбионцы и ромеи имеют наглость называть пиратом.