Сладкие объятия - Розамунда Пилчер Страница 10

— Он говорит «нет».

— А вы говорите по-английски?

Он неопределенно пожал плечами, как бы говоря, что в данном безвыходном положении он, может, и смог бы сказать одно-два слова. — Мой чемодан. Мой багаж. — В отчаянии она перешла на французский: — Mon bagage [3].

— Не здесь?

— Нет.

— Откуда вы приехали? — Его «р» рассыпалось трелью. — Откуда вы прриехали?

— Из Барселоны. И из Лондона.

— А! — Он издал звук, как будто она сообщила печальную новость.

Он повернулся к коллеге, и они начали разговаривать, испанская речь быстро журчала, вполне возможно, что они вели частную беседу. Селина в отчаянии гадала, не обсуждают ли они семейные новости. Затем мужчина, который говорил по-английски, снова пожал плечами и повернулся к Селине:

— Мы выясним.

Он исчез. Селина ждала. Первый мужчина начал ковырять в зубах. Где-то захныкал ребенок. Как бы усиливая гнетущее впечатление, из громкоговорителя хлынула такая музыка, которая обычно ассоциируется с корридой. Через десять минут или немного больше мужчина вернулся в сопровождении одного из бортпроводников самолета.

Улыбаясь, как будто он оказывал потрясающую любезность, бортпроводник сказал:

— Ваш чемодан потерялся.

— Потерялся! — Это был вопль отчаяния.

— Мы думаем, ваш чемодан в Мадриде.

— В Мадриде! Что он делает в Мадриде?

— К сожалению, в Барселоне его погрузили не на ту машину… мы думаем. Из Барселоны есть рейс на Мадрид. Мы полагаем, что ваш чемодан в Мадриде.

— Но на нем был ярлык «Сан-Антонио». Ярлык прикрепили в Лондоне.

При слове «Лондон» таможенник снова издал возглас безнадежности. Селине захотелось его ударить.

— Мне жаль, — сказал бортпроводник. — Я отправлю сообщение в Мадрид вернуть чемодан в Сан-Антонио.

— Сколько на это уйдет времени?

— Я не сказал, что он в Мадриде, — ответил бортпроводник, не решаясь брать на себя обязательства. — Мы должны выяснить.

— Ну, так сколько времени надо, чтобы выяснить?

— Не знаю. Может, три, четыре часа.

Три или четыре часа! Если бы она не была так сердита, она бы расплакалась.

— Я не могу здесь ждать три или четыре часа.

— Тогда вы могли бы вернуться сюда. Может, завтра, чтобы узнать, прибыл ли чемодан. Из Мадрида.

— Но разве я не могу вам позвонить? По телефону?

Это явно показалось им шуткой. Улыбаясь, они ей сообщили:

— Сеньорита, здесь мало телефонов.

— Значит, я должна вернуться сюда завтра, чтобы узнать, нашелся ли мой чемодан?

— Или послезавтра, — произнес бортпроводник с видом человека, переполненного блестящими идеями.

Селина сделала последнюю попытку:

— Но все мои вещи в чемодане.

— Сожалею.

Он стоял, продолжая улыбаться ей. В этот момент ей почудилось, что она тонет. Она переводила взгляд с одного лица на другое и медленно осознала, что никто не собирался ей помогать. Она была одна и должна сама себе помочь. Наконец она сказала почти твердым голосом:

— Смогу ли я найти такси?

— Ну конечно. На улице. Там много такси.

На самом деле их было четыре. Тепло ее дорожного пальто цвета овсянки начинало угнетать ее. Селина пошла к такси. Как только она подошла поближе, все водители загудели, замахали руками, закричали: «Сеньорита», повыскакивали из машин и кинулись к ней, каждый пытаясь увлечь Селину к своей машине.

Она громко спросила:

— Кто-нибудь из вас говорит по-английски?

— Si. Si. Si.

— Мне надо в Кала-Фуэрте.

— Кала-Фуэрте, si.

— Вы знаете Кала-Фуэрте?

— Si. Si, — сказали они все.

— Ох, неужели никто не говорит по-английски?

— Нет, — раздался голос. — Я говорю.

Это был шофер четвертого такси. Пока его коллеги старались заманить Селину, он ждал, спокойно докуривая сигару. Потом он выбросил душистый окурок, затоптал его и вышел вперед. Его внешность не внушала доверия. Это был огромный мужчина, очень высокий и очень толстый. Он был одет в голубую рубашку, распахнутую у ворота, так что виднелась черная мохнатая грудь. Брюки держались на ремне из искусно выделанной кожи, а на затылке сидела нелепая соломенная шляпа, одна из тех, что туристы привозят из отпуска. В этот ранний час на нем были солнцезащитные очки, а узенькая щеточка черных усов как бы предполагала качества известного донжуана. Он выглядел так отвратительно, что Селина вздрогнула.

— Я говорю по-английски, — сказал он с сильным американским акцентом. — Я работаю в Испании на военно-воздушной базе США. Я говорю по-английски.

— Ну, хорошо… — Конечно же любой из оставшихся трех таксистов был предпочтительнее, и не важно, говорят они по-английски или нет.

Он не обратил никакого внимания на ее сомнения:

— Куда вам надо?

— В… Кала-Фуэрте. Но я не уверена…

— Я отвезу вас. Шестьсот песет.

— Ладно… — Она с надеждой посмотрела на остальных таксистов, но они уже потеряли к ней интерес. Один даже вернулся к своей машине и начал вытирать лобовое стекло старой тряпкой.

Она повернулась к громиле в соломенной шляпе. Он улыбнулся, обнажив сломанные зубы. Она сглотнула и сказала:

— Хорошо. Шестьсот песет.

— Где ваш багаж?

— Потерялся. Потерялся в Барселоне.

— Плохо.

— Да, его погрузили на другой самолет. Они собираются разыскать его, и я получу его завтра или послезавтра. Понимаете, сейчас мне надо в Кала-Фуэрте и…

Что-то в лице громилы заставило ее замолчать. Он уставился на сумку в руках Селины. Селина проследила за его взглядом и увидела, что и в самом деле произошло нечто странное. Обе крепкие ручки висели у нее на руке, а сама сумка была распахнута. Спереди ручки были аккуратно срезаны, как будто лезвием бритвы. И ее кошелек исчез!

Таксиста звали Тони. Он представился вполне официально и начал действовать в качестве ее переводчика в течение долгого и утомительного разговора с гражданской полицией.

Да, сеньориту ограбили. Сегодня утром в толпе в аэропорту находился вор с бритвой. У нее все украли. Все, что у нее было.

Ее паспорт?

Нет, не паспорт. Но песеты, английские деньги, дорожные чеки, обратный билет до Лондона.

Полицейский сосредоточенно изучал сумку Селины.