Охота на последнего дикого мужчину - Анхела Валвей Страница 11

– Ха-ха-ха… Тебе уже лучше, уже поправилась?

– О, почти совсем поправилась, как видите. К счастью, в конце концов все проходит. Я так считаю.

– У нас еще один клиент, Кандела, – сообщает он, глядя на меня так, словно я горячий гамбургер. Я отлично чувствую, как он на меня смотрит, хотя на самом деле никто не может точно знать, что другие думают, какие фантазии у них возникают. – Так называемый обращенный.

– Обращенный во что?

– В исламскую религию.

– А…

– Его не надо бальзамировать, так что тебе не придется мне помогать.

Тем лучше, сегодня мне только не хватало украшать мертвецов. У меня на это нет сил.

– Как требует мусульманская религия, погребение должно произойти как можно быстрее. Кажется, его похоронят в Гранаде, на маленьком мусульманском кладбище, которое пару лет назад основала городская община. Матиас, шофер, отвезет его туда. Я предупредил семью, что его сын должен его сопровождать, ведь путь очень долгий.

– А…

– Его звали Хесус Флокс, но он поменял имя на Мохамеда Али, и я не знаю, какое из двух имен нужно писать на венках… Я даже не уверен, будут ли венки. Кажется, в конце обряда мусульман покрывают специальной накидкой с большим количеством вышитых изречений из Корана, и все.

– Он поменял свое имя?

– Очевидно.

– Почему?

Сеньор Ориоль идет по вестибюлю, а я следую за ним, склонив голову.

– Об этом много рассуждают. Человек трансформируется во что-то другое, пожалуй, это сходно с процессом, характерным для некоторых насекомых. Конечно, в его случае речь идет о духовном превращении. В общем, он был Хесусом, а теперь Мохамед. Его предки были арабами.

Да, ясно. А мои были иудеями, но это не значит, что я буду биться башкой о стену и веселить всех окружающих.

– Мне сказали, что у них нет страховки, а значит, семья будет оплачивать все наличными. Получится приличная сумма, Кандела, так что ты займешься расчетами. Я подготовил все квитанции, они там… идем, посмотрим. – Он кокетливо улыбается и встряхивает своим драгоценным «котелком» – у него не больше ума, чем у мешка с гвоздями. – Я только что напечатал… они здесь… Вот!

Он пытается изобразить, что роется в бумагах на своем столе, хотя его поверхность блистает чистотой утренней звезды, и найти там можно только записную книжку в обложке из кожи ягненка, старинную пустую чернильницу и пресс-папье из розового мрамора. Я не знаю никого, кто был бы более организованным, чистоплотным и простым, чем дон Хуан Мануэль.

Его святая жена наблюдает за всем происходящим, глядя с фотографии, которая находится на книжной полке.

У святой Марии де лас Мерседес де Ориоль косы напоминают макраме, а на лице сияет бледная и небесная улыбка, однако глаза блестят так, будто она только что приняла хорошую дозу кокаина. Однажды Эдгар мне признался, что его брат не из тех, кто ходит к проституткам, а из тех, кто приводит шлюху к себе в дом.

Мария умерла десять лет назад.

Мы проходим в мастерскую, и дон Мануэль показывает мне обращенного.

– Тебе нужно будет немного привести его в порядок. Одень и причеши и наложи грим. Я уже занимался его… ну, телом.

Когда сеньор Ориоль говорит «занимался его телом», он сознательно использует деликатную метафору, чтобы не объяснять мне в деталях тяжелый, долгий и сложный процесс, с помощью которого он пытается скрыть приводящую в ужас посмертную эрекцию некоторых усопших. Естественно, для семей умерших было бы тяжелым испытанием наблюдать, как выпирает плоть под брюками и рубашкой – а в этом случае и бурнусом, – проще говоря, эрекцию тел, застывших в трупном окоченении.

Однажды я видела, как в отчаянии он использовал целую банку быстрозастывающего клея для промышленного использования «Локтит» («действует мгновенно, эффективно склеивает все, включая железо и другие тяжелые металлы»), когда сражался с непокорным членом военного средних лет, застигнутого смертью врасплох в одном из домов, который раньше называли «гнездом разврата», а теперь просто домом проституток. Одно из таких шикарных заведений находится здесь неподалеку.

Я радуюсь, что мне это не доверяют и что мне посчастливилось работать на такого удивительного человека, гениального предпринимателя и умнейшую голову, человека, который пунктуально платит мне в конце каждого месяца, не вычитая за то, что выполняет за меня. Неблагодарное занятие, надо признать.

– Как видишь, Кандела, у него уже началось окоченение.

Я бросаю взгляд на труп обращенного. Можно сказать, что когда этот Мохамед умер, он еще находился в фазе куколки. А по его лицу видно, что в будущем у него не было особых перспектив.

– Ладно, я оставлю тебя с ним. – Он направляется к двери, двигаясь, как артист балета, страдающий геморроем. – Развлекайся, Кандела.

Боже мой, этот тип чувствует себя невестой на каждых похоронах, а труп – просто праздник для него. Пусть кто-то другой развлекается, черт возьми. Я вряд ли могу перепутать работу и удовольствие, занимаясь этим делом. Не думаю, что даже извращенцы на такое способны. Я ненавижу этого типа, которого еще минуту назад любила со всем пылом юности, по крайней мере, испытывала самые добрые чувства.

Я надеваю халат и перчатки, переобуваюсь, ищу материал на металлических полках. Терпеть не могу включать искусственный свет утром, мне это кажется лишней тратой энергии.

– Из-за тебя мы тратим лишнюю энергию. – Я ласково улыбаюсь покойнику, но те, с кем я разговариваю во время работы, обычно мне не отвечают.

Впрочем, я считаю, что такой род деятельности имеет одно преимущество: мне не грозят сексуальные домогательства на работе.

– Кандела, тебя спрашивает сеньор, он в офисе. Дон Мануэль деликатно приоткрывает дверь и просовывает голову, гладкую и блестящую. Когда она поворачивается, наверху, на затылке упорно поднимается что-то вроде хохолка, образованного его последними непокорными волосами, которые пока противятся облысению, – остатки того, что в былые времена было густой шевелюрой.

– Сеньор?

Я поднимаю глаза, стараясь делать это как можно медленнее, как будто в данный момент скорость имеет значение, и необходимо с математической точностью выполнить все условия задачи. Спокойно, девочка, говорю я себе. Никто ничего не знает, не может знать. И никому не удастся прочесть то, что ты прячешь в своей голове. Спокойно, девочка. Это самый лучший из миров, и если все пройдет хорошо и ты не будешь нервничать, у тебя еще будет возможность наслаждаться этим замечательным миром. Завтра или на днях. Скоро… Спокойно, девочка.

– А что ему надо? Я сейчас занята. – Я накладываю толстый слой пудры на щеку покойного мусульманина, покрытую рыжими волосами, и недовольно хмурю брови, как будто я художник, которому помешали и прервали божественный процесс творчества. Мне нужно делать вид, что моя работа крайне важна и что без нее нарушится порядок мироздания. Каким бы ни было наше занятие, надо стараться, чтобы так думали окружающие, иначе никто не будет уважать ни нас, ни то дерьмо, которым мы занимаемся.