Дьявол в сердце - Анник Жей Страница 11

По ночам мой наставник расхаживал по саду в турецких туфлях, которые я привезла с Большого стамбульского базара. К их задранным носам Луиджи по заказу хозяина приделал фонарики, чтобы туфли светились в темноте.

Часто мы отправлялись в город, чтобы поужинать. Франк обожал рестораны, но ненавидел резервировать столики, так что мы могли часами мотаться по Парижу, изучали вывешенные меню, прежде чем выбрать то или иное заведение, куда нас могли не впустить из-за неподходящего времени или недостатка места. С Франком все было непросто.

«Ты представила планы по постройке муниципальных домов в Бель-Иле. Они подходят, — говорил он, когда мы возвращались на бульвар Сюше. — Отправь их в мэрию Локмарии, так, для порядка, все равно нам не дадут разрешения на строительство. Ты уже нашла архитекторов на месте или придется командировать Далибера? Я засуну рекомендательные письма им в задницу и посмотрим, кто тут главный».

Луиджи подавал нам в зимнем саду блины и шампанское. Эту веранду, на которой мы с Франком беседовали, я помню так, будто это было вчера. Она была аквариумом моей молодости, стеклянным шаром моих иллюзий. Кругом ротанговая мебель, растения с листьями сложной декоративной формы, на горизонте взгляд упирается в обвитого плющом фавна: кажется, что находишься у Великого Гэтсби.

— Ты хорошо поработала, принцесса, — заключал Франк, возвращая мне папки. — А вот с Буэнос-Айресом ты перестаралась! — вдруг взрывался приемный отец.

Он разрывал проект инвестиций и вскакивал. Его тело вздрагивало от порывистых движений. Эта наступающая масса грозила однажды раздавить меня. Как человек, которого я любила больше всех на свете, мог бросить меня обратно в небытие, откуда он меня извлек, выделив среди толпы просителей?

Теперь я знаю, что поставлено на кон, когда один человек имеет такое сильное влияние на другого. Это сильнее любви, сильнее жизни. Эта связь складывается на уровне подсознания, и разорвать ее — значит совершить идеальное преступление.

Я клала папку на черный лакированный столик, мой благодетель наливал себе последнюю порцию кампари.

— Я люблю тебя, Очи Черные, — говорил он, устраиваясь рядом со мной.

Он обнимал меня так, что я задыхалась. В мгновение ока я оказывалась на седьмом небе. Мелкий Бес улыбался.

— Дай пять! — кричал он. — Мы уже десять лет работаем вместе! Еще шампанского, принцесса?

Он заставлял меня допить бутылку «Круга». Луиджи наливал ему еще кампари. Мы садились в маленький лифт и спускались в нижний подвал (в верхнем был просмотровый зал). В нижнем подвале был кондиционер, Франк устроил здесь галерею. Те немногие, кто пользовался благосклонностью владельца, попадали в обстановку фильмов про Джеймса Бонда. Хозяин дома нажимал на пульт — зажигался свет, отодвигалась стена и звучала «Ода к радости» или же «Милосердие Тита» в исполнении Дариуса Паравоски.

Обилие произведений искусства, собранных в подвале, контрастировало с пустотой комнат наверху. Холсты, мрамор и бронза, беспорядочно расставленные, наполняли Пещеру искусств Али-Бабы. Мы проходили от итальянских примитивистов к импрессионистам. В зале, посвященном XVIII веку, нас повергал в безмолвие стаканчик шардоне, полный восхитительного домашнего уюта. Мы с Франком делали остановки среди этих сокровищ. Их хозяин то поглаживал бюст женщины, выполненный Роденом, то замирал перед образцом современного искусства Лихтенштейна, глядя на меня с блаженной улыбкой. Я была посвящена в его тайну. Моя любимая картина — Пуссен — висела в следующем зале. Называлась она «Орфей, выводящий Эвридику из ада».

— Когда-нибудь все достанется Алисе, — бормотал Франк, закрывая дверь.

Если бы он был всего лишь Менеджером Года, его бы так не любили.

Я видела Франка и его новую подопечную, Соланж Шеврие, на канале «LCI». Та, что заняла мое место, тоже чем-то походила на Алису: у нее были черные глаза. А ее тоже приглашают на бульвар Сюше? Интересно, она имеет доступ в музей? Мериньяк комментировал кризис недвижимости 90-х годов. Франс-Иммо скупало обанкротившиеся предприятия. Социальные планы, экономические увольнения — агентство очищалось от излишков. «Освободившаяся ниша открыта для нового хозяина», — радовался Мелкий Бес. Казалось, журналистка с «LCI» была очарована Менеджером Года. Разумеется, Франку заранее были известны все вопросы. Шеф Франс-Иммо никогда ничего не делает просто так, у него все просчитано.

Я сгораю на медленном огне, и моя биография желтеет в ящике, а в это время мой палач держит себя очаровашкой.

Я позавидовала Соланж Шеврие. Франк мог бы и не выглядеть демонически, все равно ад — это когда тебя не любят.

* * *

Цель Мериньяка была проста: приобрести за бесценок и перепродать втридорога все, что попадется под руку. Он брал любой пустырь и превращал его в «новый город» для иммигрантов. Он выселял стариков из так называемых дешевых кварталов и, обновив их, продавал квадратный метр на вес золота. Менеджер с первого взгляда замечал здание в аварийном состоянии, и на его месте вырастал дом повышенной комфортности. Именно ему Франция обязана первыми пансионатами для стариков, которых дети не хотели отдавать в дом престарелых.

Заниматься недвижимостью — значит плевать на ближнего с высокой колокольни.

«Женщины прекрасно живут с одной грудью», — говорит д-р Жаффе. Тоже мне, высказался! В его теле нет бомбы замедленного действия. Ему не надо искать среди осколков жизни какой-нибудь стимул.

Каждое утро после душа я прикрепляю к осиротевшему телу гелевый протез, скрытый под лифчиком, и это обманывает всех. Как-то раз, это было во вторник, у кассы супермаркета «Чемпион» я наклонилась, протез выскользнул из корсажа и шлепнулся на пол. Розовая грудь соском кверху торчала на черном линолеуме. Филиппу Роту и Вуди Аллену понравилось бы, как я села в лужу. Тишина повисла над толпой любопытных, окруживших протез.

— Это чье? — спросила продавщица.

— Мое, — ответила я и подняла муляж.

Я расстегнула корсаж и с достоинством водворила беглянку на место. Наградив зевак широкой улыбкой, я удалилась. Рак становился моим самым близким врагом.

Теобальд страдает из-за моей болезни. Вера, его первая жена, поддерживает его в этот сложный период. Узнав о моем диагнозе, она не раз повторяла: «Обращайся с ней как можно мягче». Я подслушала их разговор, подняв трубку в спальне. Какие же мужчины беспомощные! Им нужен руководитель, и этот руководитель всегда женщина. Вот почему мужчины так ненавидят начальниц. Дома уже командует благоверная. Теобальд повторял мне все, что говорила Вера. Про себя я думала, что ей бы лучше заняться их с Теобальдом дочерьми, но Крестный, сам того не замечая, все ей выболтал, и только потому, что нервничал. Теперь он снова живет с ней, и все это осталось позади.