Дьявол в сердце - Анник Жей Страница 12

21 декабря

После увольнения из Франс-Иммо я живу на улице Томб-Иссуар; со мной мои кошки. Раз в неделю, по пятницам (в день Венеры), я гадаю себе, как это делала Мод. Арканы Таро и общество кошек — вот мои единственные развлечения.

Квартира темновата, но для меня идеальна. Никакой консьержки, которая издали замечает курьера с биржи труда или кладет на коврик соседа результаты анализов крови из Поль-Брусс. Я уже не так скучаю по работе и совсем не скучаю по любви. Желание появляется тогда, когда удовлетворены все остальные потребности. И все-таки я не выхожу из состояния фрустрации. Я в постоянной борьбе, будто веду безжалостную войну, рою окопы, запускаю ракеты. Победитель только один — рак или я.

Что такое женщина без любви, без друзей, без работы и без одной груди? Я часто задаю себе этот вопрос, особенно по ночам. Я бы даже сказала, что этот вопрос будит меня каждую ночь.

К счастью, кошки спят вместе со мной. Я зажигаю свет, они мурлыкают, и рядом с мурлыкающей кошкой страх отступает. Когда Черная и Полосатый чувствуют, что мне страшно, они трутся о мою щеку. Их ласка успокаивает: с кошками мой дом не кажется таким пустым.

В какой момент мои отношения с Крестным разрушились? В ту минуту, когда он начал меня жалеть. Жалость — самое худшее в человеческих отношениях. В супружеской паре она убивает тайну — тайну, которая должна оставаться и после двадцати лет совместной жизни. Я быстро поняла: теперь даже Теобальд все мои действия заносит в ящичек с надписью «Осторожно, неполноценная!» Так что в его представлениях я, бесспорно, ущербная, и малейший мой каприз укреплял его в этой мысли.

Для домашних больной раком — не подарок. Он все время ноет. Он внушает близким чувство вины, а это раздражает. Его все не устраивает, а ведь это разрушает самые лучшие намерения.

Крестный собрал чемоданы.

Мой горизонт ограничивается супермаркетом «Чемпион» или полками у «Бакалейщика Эда». Мои планы состоят в том, чтобы успеть сделать кое-какие покупки между визитами к д-ру Жаффе и мануальному терапевту Тони. Несмотря на лечение, левое плечо все еще распухшее. Огромное, как у мясника! Вот во что превращается рука прооперированной женщины без сети лимфатических узлов, так предусмотрительно удаленных онкологом.

Никто не знает, где могут гнездиться метастазы.

В Бурдоне я вела дневник, чтобы отвлечься. Я разговаривала с покойной Мод, составляла список своих предполагаемых любовников из лицея. Все это я хранила в своем тяжелом ранце и всегда носила с собой. Мачеха, любопытная до моих секретов, обшаривала все ящики. И если Иветта находила мои записи, то уничтожала их. Мои сочинения были безжалостны. Иветта плакала, называла меня чудовищем. Северин же меня наказывал.

Если меня толкнут на улице, я бормочу извинения. Когда мне наступают на ногу, я всегда спрашиваю себя: что я не так сделала? Чувство вины — моя желтая звезда. Ее впору ставить на моих документах.

Теобальд тогда работал адвокатом в конторе «Вагнер Генриотт и К°» на авеню Ваграм. Он представлял наши интересы; тогда мы и познакомились. Франк пригласил нас в «Бристоль». Места за столом распределяла Ольга. Я оказалась между бывшим нотариусом и адвокатом, который мне сразу понравился. Неделю спустя, когда мы просматривали планы Сен-Рафаэля (резиденция с полем для гольфа), мой приемный отец предостерег меня:

— Будь осторожна с Теобальдом: он очень опасен.

— Слишком поздно, — обронила я.

Выпустив дым от сигарило, Франк чуть склонился, и его улыбка стала такой странной, что я впервые испугалась его.

— Ну что же, развлекайся, принцесса. Такой у тебя возраст, — тихо проговорил он и выпрямился.

Сначала он посмотрел вверх, на потолок Франс-Иммо, потом остановил взгляд на фотографии Алисы. По-моему, глупо ждать человека, который никогда не вернется.

— Франк, я не это хотела сказать.

— Вы любите друг друга? Браво! Обожаю, когда люди любят друг друга.

С того дня Франк каждый вечер ужинал вместе с нами. С Теобальдом (тогда я еще не звала его Крестным) мы встречались в «Регате», потом садились в «мерседес», который вел Луиджи. Машина останавливалась то здесь, то там, Франк изучал меню ресторанов.

В конце концов, выбившись из сил, мы заваливались в какую-нибудь пиццерию, «Макдоналдс» или японский ресторанчик самообслуживания на улице Святой Анны. Наша троица выглядела странно, и Франк вел себя как отец. Он внимательно изучал лицо Теобальда, когда тот говорил, оценивал утонченность и находчивость моего любовника. То, что Теобальд изменял Вере, приводило Франка в восторг, добавляя изюминку в наши отношения.

После ужина мы выпивали по стаканчику в «Лидо» (Франк обожал френч-канкан) и отправлялись по ночным клубам. Модные тогда «Режин», «Кастель», «Элизе-Матиньон» принимали нас до самого утра.

У «Распутина» Франк устроил ужин в память о Пушкине: «Пиковая дама» была его любимой оперой. В тот вечер мы с Теобальдом сидели по обе стороны от приемного отца на гранатовом диванчике и произносили тост за Франс-Иммо. Франк сообщил, что отдает мне новые акции своего общества. «Ты будешь богата, Элка моя», — заключил Мелкий Бес. Опустив палец в водку, он смочил мое правое ухо. «Крещу тебя во имя денег!» — со смехом провозгласил он.

Резко оборвав аплодисменты Теобальда, Франк попросил скрипача сыграть «Очи черные». Эта проникновенная мелодия заставила всех затихнуть. Руководитель Франс-Иммо плакал, вытирая глаза огромной, как скатерть, салфеткой.

— Что с ним? — прошептал мой любовник.

— Не обращай внимания, — ответила я, беря его за руку.

Все смотрели на нас. С тех пор каждый раз, когда я слышу «Очи черные», я думаю об ушедшем счастье.

Я так никогда и не узнала, плакал ли Франк из-за песни, которая напомнила ему об Алисе, или из-за меня. Я знаю только, что когда он любил меня, то называл «Очи Черные». Это так и осталось со мной. «Очи черные» и любовь — для меня одно и то же. Это недосягаемое счастье, его невозможно пережить.

Окончив романс, музыкант заиграл зажигательный «ча-ча-ча», чтобы утешить рыдающего Менеджера; потом Франк поднялся, прикурил «Житан» с фильтром и осушил двадцатую порцию кампари-соды. Теобальд хотел попросить счет, но Франк так посмотрел на него, что мой будущий муж осекся. Никто не имел права оплачивать счета Мериньяка.

Время от времени мой бывший отец принимал нас у себя на бульваре Сюше. Мы ужинали, стоя на американской кухне, потом спускались в первый подвал, чтобы посмотреть «All about Eve» [2] или «The Lady from Shanghai» [3]. «Do you know what the wickedness means?» [4] — спрашивал Франк, изображая Веллса, пока шли титры, которые он будто бы знал наизусть. Вилла показалась Теобальду мрачной, он мне признался: «Это гробница Мавзола первого класса: кругом черное и комнаты пустые».