86400 секунд счастья - Алина Делисс Страница 11

– И все же, куда мы?

Он не отвечал, разглядывая ее в зеркале лифта. Они удивительно подходили друг другу, высокий брюнет и стройная блондинка, черное и белое, инь и ян. Оба смотрели на отражения и, не скрывая, любовались собой и друг другом.

– А знаешь, какой напиток ты? – вдруг спросил он, вернувшись к старому разговору, о котором она уже успела позабыть.

– Какой?

Они вышли на втором этаже. Поигрывая ключами, он остановился у номера, повернувшись к Полине:

– Ты кампари. Сладкая, ароматная, но с горчинкой, ты женщина, полная секретов, как и этот напиток, у которого сотни вкусовых оттенков. Ты обманчиво вкусная, но очень крепкая и ударяешь в голову.

– А еще я повышаю аппетит, – попыталась пошутить смущенная Полина. – Меня можно добавлять в коктейли и даже в десерты.

Он засмеялся и повернул ключ. Это был президентский люкс, больше похожий на музейный зал, чем на гостиничный номер. Когда кто-то открывал дверь, звонил дверной звонок. Стены были обиты шелковой тканью, в просторной гостиной стоял рояль, венецианские кресла, каменные часы работы французского мастера, даже вместо бара был старинный комод. В спальне находилась огромная кровать, достойная каких-нибудь европейских монархов или русских царей, а антикварная мебель, витражи и лепнина на потолке поражали воображение. Полина, восхищенно прижимая ладони ко рту, бродила по стометровому номеру и чувствовала себя так, будто ее пригласили провести ночь в Лувре, а брюнет, следуя за ней, наслаждался произведенным эффектом.

– Ты сейчас похожа на маленькую девочку, – хрипло произнес он, любуясь ею.

– В каждом из нас живет тот ребенок, которым мы когда-то были, – с ноткой грусти в голосе сказала она. – Мы меняемся, взрослеем, приобретаем лоск, деньги, влияние, но все же остаемся теми, кем были в детстве.

Открыв крышку рояля, она провела пальцем по клавишам, а потом вдруг заиграла.

– Спой мне что-нибудь?

Брюнет сидел в кресле с деревянными резными ручками и был похож на сон.

– Спою песню, которую никогда не исполню со сцены. Это будет только твоя песня, и ее будем знать мы двое, я и ты.

Я задыхаюсь…мне не хватает любви,Твоей,Безумной!Того океана,Не зная глубин,Не зная краев,Мне не хватает любви,Любви, твоей!Я скитаюсь, ищу тебя,Все мои стихи о тебе, про тебя,Где ты, любовь моя?Где ты, нежность моя?Где ты, тот,Что задыхается без моей любви?Где ты, тот,Что смотрит вдаль?Просторы?Где ты, тот,Кто, не останавливаясь, готов идтиВо имя жизни, во имя любви!Где ты…?Кого душа моя жаждет,Без кого не успокоится…Хотя иногда и заблуждается.Где ты…Любовь моя?Устала играть в прятки я,Найди же, найди меня!Найди меня,Любовь моя!

Доиграв, Полина встала, откинув волосы рукой назад. Он вскочил с кресла и, обхватив ее за талию, поцеловал. Их обоих словно током ударило. Прильнув к нему, Полина стала лихорадочно раздевать его, стянула пиджак, рубашку и расстегнула ремень. Он взял ее на руки и понес в спальню, хрипло шепча ей на ухо нежности, которые она с трудом могла разобрать.

Освещенная только двумя лампами, комната казалась огромной. Он опустил ее на кровать, и она ощутила, как пахнут лавандой накрахмаленные простыни. Брюнет стянул с нее платье и, поглаживая живот, опустился перед ней на колени.

– Полина, я больше не могу, – прошептал он ей на ухо.

Она прильнула и, поцеловав, прошептала:

– Как же долго я тебя ждала…

Он закричал, задохнувшись от наслаждения, а она, взяв его голову обеими руками, смотрела на него. Он был безумно красив в эту минуту. Потом он замер, обессилев, и прильнул к ее груди.

– Прости, со мной так обычно не бывает. Как-то быстро… Просто не было сил сдерживаться, – смущенно бормотал он, покрывая ее тело мелкими поцелуями.

– Я счастлива, – шептала она ему, поглаживая его взмокшую спину. – Счастлива, и все.

Они уснули, крепко обнявшись и переплетясь руками и ногами, как лианы. За окном уже начинало светлеть, и сквозь щель между гардинами пробивался солнечный свет, ложившийся пятнами на их мятую постель.

Когда он проснулся, то долго гладил ее по волосам, по спине, спускаясь все ниже и ниже, любовался ее красивыми руками, щекотал шею, целовал ее, бормотал ей на ухо «люблю, люблю, люблю», а она проснулась оттого, что, выгнувшись в дугу, громко застонала.

– Как приятно просыпаться от наслаждения, – прижалась она к нему и, мельком взглянув на часы, увидела, что уже утро.

Когда Полину разбудил шум за окном, она обнаружила, что в постели одна. Ее платье было аккуратно переброшено через спинку антикварного стула, колье лежало на столе. Полина потянулась, как кошка, и стала разглядывать расписной потолок. Она чувствовала себя превосходно, так, словно всю ночь провела не в темном зале казино, а в спа-салоне. Вскочив, выглянула в окно: оно выходило на Большой театр. В этом номере жила Марлей Дитрих, останавливались Хулио Эглесиас, Джорджо Армани, королева Испании София, Монсеррат Кабалье, которая, быть может, тоже пела здесь, как вчера пела Полина.

– Уже проснулась?

Он стоял на пороге, в белом халате, подчеркивающем его черные волосы, и держал в руках поднос с завтраком. До Полины донесся терпкий аромат свежесваренного кофе, и она, прикрыв свое тело шторой, разыграла смущение.

– Убери эту тряпку со своего роскошного тела, – потребовал он, ставя поднос на стол. – Я ведь вчера тебя даже не разглядел как следует…

Она отошла от окна и, сделав пару глотков кофе, поцеловала его в губы.

– Ты не жалеешь, что у нас все случилось так быстро? – спросил он, поглаживая ее грудь.

– Быстро? Через семь лет знакомства? Впрочем, тебя я могла бы ждать и десять лет, и двадцать.

Она взяла кончиками пальцев клубничный конфитюр и размазала по его губам. Затем поцеловала, и, застонав, он отставил чашку, расплескав кофе по столу.

– Любишь сладкое? – рассмеялся он. – Очень!

Днем они спустились в ресторан, чтобы пообедать. Было тихо и безлюдно, ведь время обеда прошло, а время ужина еще не наступило, так что они оказались совсем одни. Переодеться было не во что, поэтому он был в том же костюме, слегка неряшливом оттого, что был смят и брошен на пол, а она в маленьком черном платье и без белья. О последнем, впрочем, знал только он. Оба выглядели уставшими, но счастливыми, и на их лицах без труда можно было прочитать, что они только что нехотя встали с постели и после обеда поспешат в нее вернуться.