86400 секунд счастья - Алина Делисс Страница 12

Официант отвел их за столик у окна, из которого можно было видеть кремлевскую стену и Театральный проезд. Шел дождь, вода ручьями стекала по стеклу, искривляя силуэты прохожих, а автомобили, застрявшие в пробке, гудели клаксонами.

– Что ты будешь? – спросил он, просматривая меню.

– Реши за меня сам, – откинувшись на мягком стуле, промурлыкала Полина. Ей все время приходилось принимать решения и делать все самой, так что сегодня хотелось, чтобы ее мужчина решал за нее, пусть даже и в таких мелочах, как заказ блюд.

Он заказал карпаччо с трюфельным маслом и ягненка, запеченного в пармезане и травах, а на аперитив, заговорщицки подмигнув Полине, попросил два бокала кампари.

– Знаешь, Полина, что такое любовь? Она вопросительно вздернула бровь.

– Любовь – это счастье. А счастье – это покой и удовлетворенность.

– А покой не для такого, как ты? – договорила она за него.

Он задумчиво посмотрел за окно и сделал глоток ликера. А она разглядывала его лицо, в который раз удивляясь, каким красивым мужчиной он был.

– Да уж, я не создан для покоя, это точно. Я игрок.

– Я знаю. – Она попыталась улыбнуться, но вышло не очень убедительно.

Официант принес закуски, и они замолчали, пока он расставлял блюда.

– Знаешь, любовью нужно делиться, – сказала Полина. – Любовь нужно отдавать. Я делаю это через свои стихи и песни. Все это – тоже акт любви.

– Мне нравится, как ты поешь, – вставил он.

– В конце концов, любовь – это не скучный семейный быт с тремя детьми и совместным отпуском.

Он посмотрел на нее с интересом:

– А что же?

– Любовь – это чувство, это огонь внутри тебя. Он может вспыхнуть и потухнуть, а может гореть в тебе до самой смерти. И неважно, рядом с тобой мужчина, которого ты любишь, или нет. И этот огонь нужен обоим, он поддерживает и ведет по жизни.

Брюнет задумался, уткнувшись в тарелку. В этот момент в зал вошла пара, он немолодой, обрюзгший, с крашеными волосами, она – лет восемнадцати, с еще детским кукольным лицом. Полине нравилось наблюдать за людьми, разгадывая их отношения, и она с интересом следила за парой. Очевидно, что они не были дочерью и отцом. Обрюзгший мужчина гладил ее под столом по коленке, а ей было это неприятно, и она даже неумела скрыть свои чувства. Но она согласилась быть с ним, за еду, за деньги, один раз или несколько. Это было ужасно.

Брюнет почувствовал, что Полина чем-то заинтересовалась в зале, и, обернувшись, бесцеремонно уставился на пару. Девушка потупила взгляд, а обрюзгший мужчина самодовольно улыбнулся.

– Мне нравится наблюдать за людьми, – сказала Полина. – Но я люблю смотреть, когда люди действительно любят друг друга. Я вижу любовь на расстоянии, чувствую ее всей кожей. Когда человек любит, в нем словно бы зажигается лампочка, и я ощущаю это сияние.

– Ты просто соткана из любви, – пробормотал он. – Так нельзя, сгоришь раньше времени, надорвешься.

Официант принес ягненка, и по его улыбке Полина поняла, что ему приятно смотреть на них и обслуживать их столик. Наверное, со стороны они были очень красивой парой. Мужчина и женщина, которые идеально подходят друг другу, но которые никогда, никогда не будут вместе. Где-то в глубине души она чувствовала это, но не решалась в этом признаться самой себе.

– Все зло совершается от нелюбви. Человек, в чьем сердце поселяется любовь, становится лучше. Нужно, чтобы кто-то кого-то любил.

По его лицу она чувствовала, что он не в своей тарелке. Он не привык говорить о любви, не привык обнажать свои чувства, делиться любовью. Словно прочитав ее мысли, он накрыл ее ладони своими:

– Любимая, давай мы отбросим все лишнее, не станем загадывать будущее, а будем просто любить друг друга.

– Я хочу этого больше всего на свете, – прошептала она.

Не дождавшись десерта, они спешно расплатились и пошли в свой номер. В лифте с ними ехала пожилая супружеская пара, так сильно наскучившая друг другу за много лет, что муж и жена стояли в разных углах. Если бы не старички, то они бы набросились друг на друга прямо в лифте. В коридоре, не удержавшись, он стал раздевать ее, повалив на диван рядом с номером, и оба чувствовали себя сумасбродными подростками.

– Нас выселят, – хохотала она, но он не обращал внимания на шум на лестнице.

Вдруг открылись двери лифта, и из него вышла та парочка, которую они видели в ресторане. Полина, ахнув, спешно поправила платье, а брюнет, нисколько не смущаясь, продолжал целовать ее шею. Обрюзгший мужчина посмотрел на них с завистью, а его спутница, кусая губы, без стеснения разглядывала брюнета. Похоже, она была готова отдать все деньги, которые заработает сегодня, чтобы брюнет хотя бы просто поцеловал ее. Что ж, каждая женщина сама выбирает, с кем ей быть.

– Умоляю, пойдем в номер, – взмолилась Полина. – Не хватало только, чтобы нас еще кто-нибудь увидел.

Засмеявшись, он подхватил ее на руки и, открыв ключом номер, внес, шутливо скорчив торжественную гримасу.

«Ах, будь что будет, – подумала Полина, крепко обхватив его шею рукой. – Хоть ночь, да моя».

А утром она проснулась, услышав, как он крадется из спальни, стараясь не разбудить ее. Брюнет закрыл за собой дверь тихо-тихо, так что она едва услышала ее стук.

Приподнявшись на локте, Полина посмотрела на часы. Было ровно пять утра. Значит, они провели вместе ровно сутки, ни часом больше, ни минутой меньше. Но часы пробили, и сказка кончилась.

Кафе, куда Лине удалось устроиться, было дешевенькой забегаловкой недалеко от вокзала. Столики стояли тесно, так что приходилось протискиваться между ними, держа над собой поднос, а окна упирались в глухую стену соседнего дома, и в кафе всегда, в любую погоду и любое время суток, было темно. Лампы светили тускло, внутри было холодно, потому что хозяин экономил на свете и отоплении, и Лине казалось, что она целыми днями сидит в какой-то темной сырой норе. Руки коченели, девушка хлюпала простуженным носом и часто приходила на кухню, чтобы погреться у плиты, протянув ладони над газовой конфоркой. Здесь пахло пригоревшим луком и сбежавшим молоком, и эти запахи напоминали Лине дом, из которого она уехала. Она вспоминала мать, Ленку, у которой, наверное, уже начал расти беременный живот, старые, покосившиеся дома, разбитую дорогу и, сжав кулаки, клялась себе, что никогда не вернется жить на цыганскую улицу.

Первый месяц в Москве прошел для Лины как одно мгновение, а дни слиплись, словно пельмени из пачки, которые повар варил на кухне, высыпая их в кипящую воду. Девушка падала с ног от усталости, а из-за недосыпаний уже путала сон с явью, так что ей казалось, будто она спит с открытыми глазами, а эта темная, холодная забегаловка просто мерещится ей в дурном сне.

По утрам, когда в кафе почти никого не было, разве что какой-нибудь сонный мужчина с пузатым чемоданом, зашедший выпить кофе в ожидании поезда, Лина набирала воду в ведро и мыла пыльные окна. Удивительно, что эти окна всего за несколько дней становились такими грязными, будто их вообще никогда не протирали.