Правда о Мелоди Браун - Лайза Джуэлл Страница 11

Посидев еще немного, она до самых краев наполнила чашку джином, извлекла из упаковки цитрамон и, выложив все десять таблеток на ладонь, закинула их в рот. Запила лекарство джином, налила еще чашку и выпила в три больших и гадостных глотка.

Из холла внизу слышалось, что ванна набралась уже почти полная. Стиснув пальцами полотенце, Мелоди на цыпочках пробралась через лестничную площадку. И вот именно здесь, посреди лестничной площадки, с полным таблетками и джина желудком, уже видя ванную, из которой через приоткрытую дверь выбивался пар, и будучи на полпути к тому, чтобы убить свое дитя, Мелоди и ощутила его – это холодное, грязное и жесткое дно жизни.

Потом она забралась на кровать, подтянув к груди колени, отбросила в сторону рассыпавшиеся по голым плечам влажные пряди волос и заплакала тихими горючими слезами, прижав к лицу старенького мехового мишку.

2006 год

Солнце сияло вовсю, и в Блумсбери полно было студентов из университетского колледжа, а также офисных тружеников, выбравшихся в свой перерыв позагорать на травке. Летний воздух приятно обволакивал ее прохладную кожу. Обычно после работы в такие теплые летние деньки Мелоди любила выпить лагера или охлажденного белого вина, однако сегодня ей внезапно захотелось освежиться стаканом лимонада.

Она завернула в кафе на Сицилиан-авеню, заняла столик на улице и заказала лимонад. Его принесли в высоком запотевшем стакане с желтой соломинкой и плавающим на поверхности серпиком лимона. Посмотрев пару мгновений на напиток, Мелоди поднесла его к губам… и в голове у нее возникла новая картинка.

Пластиковая столешница, розоватые банкетки, мотоциклетный шлем в каплях дождя, стакан лимонада и огромный стеклянный кубок с мороженым. Три шарика ванильного пломбира с растекающимся яркими струями клубничным сиропом, забавной формы вафелька и ложка с длинной ручкой.

И мужской голос, говорящий: «Сожаление и раскаяние на самом деле куда хуже любых ошибок, которые мы способны совершить. Гораздо хуже…»

Затем тихий девчоночий голос: «А я так и останусь здесь, в Бродстерсе?»

«О, сильно в этом сомневаюсь. В Бродстерсе вообще никому не следует задерживаться навсегда».

Затем видение исчезло, и в ее сознании вспыхнуло имя.

Кен.

Именно так звали того человека. Мужчину в мотоциклетном шлеме, с длинными пальцами, говорящего эти мудрые слова о раскаянии.

Кен.

Но прежде чем Мелоди успела как-то ухватиться за этот обрывок воспоминания и извлечь из него некий смысл, оно улетучилось, и она вновь оказалась за уличным кафешным столиком в Блумсбери, оцепенело глядя в стакан с лимонадом.

Она достала сумочку и, положив на колени, дрожащими пальцами раскрыла ее, выудив оттуда пачку сигарет и зажигалку. Однако, еще не успев закурить сигарету, Мелоди поняла, что курить ей совсем не хочется. Кинув пачку обратно в сумку, она вздохнула.

Да что с ней такое творится? Она же прямо съезжает с катушек! Налицо все признаки того, что ее стремительно охватывает какое-то странное умопомешательство. Эти внезапные провалы в прошлое. Эти голоса в голове. Какая-то непонятная паранойя. И это неожиданное и столь резкое отвращение к кофе и сигаретам.

Но нет, здесь было все-таки нечто иное, нежели просто сумасшествие. Бродстерс. Это название что-то для нее значило. Оно всегда для нее что-то значило, всю ее взрослую жизнь. Когда ей случалось где-то услышать это название, оно вызывало у Мелоди какой-то внутренний отклик, какую-то ностальгическую тоску, как будто бы ей несказанно хотелось снова там оказаться. А теперь всплыл еще и Кен. Она определенно знала человека с таким именем. И этот Кен был для нее кем-то очень, очень значимым. Она никак не могла воспроизвести в памяти его лица. Ни лицо, ни что-либо еще, с ним связанное. Кроме той детали, что ей только что явилась – его мотоциклетного шлема. Мелоди мысленно сфокусировалась на этом шлеме… И внезапно ей, словно тисками, сжало голову, в ушах как будто оглушающе дунул порыв ветра, она почувствовала всплеск адреналина, радостное возбуждение… И тут же все это рассеялось.

Она выложила на столик две монеты по фунту стерлингов и с полным раздраем в душе и в мыслях побрела в сторону дома, оставив лимонад нетронутым.

1977 год

В доме у Мелоди никто больше не улыбался. Так, как полагается улыбаться – искренне и радостно. Порой, когда Мелоди изо всех сил старалась рассмешить маму, та лишь растягивала сжатые губы и гладила дочь по волосам. Папа мог нормально улыбаться, только когда они куда-нибудь вместе отправлялись, когда они были с Мелоди вдвоем, – однако дома, в обычной обстановке, поведение у родителей оставалось крайне натянутым и сдержанным.

Они больше не устраивали вечеринок, и к ним не заглядывали в гости друзья, хотя бы просто на чай. И, странное дело, никто даже не упоминал о том, что явилось причиной этой мрачной, гнетущей атмосферы в доме – типа «Как же я тоскую по своему погибшему ребенку!» или «Как жаль, что Романи не с нами, а в той ужасной холодной яме!». О Романи вообще никто не заикался, а потому Мелоди оставалось лишь сделать вывод, что родители так огорчаются не из-за Романи, а из-за нее. И она всячески пыталась понять, что она такого сделала, чтобы настолько их расстроить. Она всегда после завтрака или полдника относила свою тарелку в раковину, она никогда не шлепала по лужам в своих садиковских ботинках и никогда не возмущалась, если мама болезненно расчесывала ей спутавшиеся в узелки волосы. Но все равно порой случалось нечто такое, чего Мелоди не в силах была избежать – например, она падала и рвала колготки, или ненароком проливала молоко, или сердилась иной раз, когда ее спроваживали спать.

Однажды, спустя три месяца после похорон Романи, Мелоди чересчур сильно разозлилась, потому что ей велели отправляться в кровать. Был вечер пятницы, и на следующий день не надо было идти в садик, к тому же еще раньше, днем, мама на этот счет обмолвилась:

– За то, что ты такая умница, сегодня можешь, если захочется, поиграть подольше.

Но, похоже, у Мелоди представление о «подольше» сильно разнилось с маминым, и хотя ей оставалось всего-то дораскрасить двух котиков и сказала она об этом как нельзя более вежливо, мама вдруг начала на нее кричать.

– Ну, почему ты не можешь просто сделать то, о чем я тебя прошу?! – заголосила она с полными слез глазами. – Почему?!

– Я сейчас, – начала девочка. – Только…

– Никаких «только», Мелоди! Никаких возражений! Хватит! Пожалуйста! Чтоб я больше ни слова от тебя не слышала! Ни единого слова!

– Но…

– Нет! Довольно! Немедленно иди в постель!

В этот момент в глазах у Мелоди словно заискрило, сознание заволокло черно-красной пеленой, и она завопила изо всех сил:

– Я хочу только доделать котов!!!