Изгнанная из рая - Даниэла Стил Страница 12

Габриэла не осмелилась произнести слово «предательство» дажепро себя. Память о Джо была все еще слишком дорога ей, поэтому вместо того,чтобы закричать от ярости, Габриэла вдруг разрыдалась. Письмо Джо все еще былоу нее в руках, и она несколько раз перечитала его от начала и до конца, хотяиз-за слез почти ничего не видела. Впрочем, ей и не надо было ничего видеть. Вэтих расплывающихся перед глазами строчках было все ее горе, отчаяние ибезысходность, и все отчаяние, слабость и вина Джо. Он считал себяответственным за смерть матери и брата, и Габриэла задумалась, кто же тогдавиноват в том, что случилось с ней и с ее ребенком.

Кто?!

Ответ на этот вопрос Габриэла искала недолго. Кто, как неона сама, вынудил Джо оставить привычное окружение и шагнуть навстречу гибели?Кто, как не она, заставил его пройти этот страшный путь до конца? Кто толкнулего в объятия последней, решающей жизненной неудаче? Она любила Джо, но именноее любовь погубила его. Именно Габриэла подвела его к краю обрыва, и он, не зная,как избегнуть падения, сам прыгнул в бездну и увлек ее за собой. Но онакаким-то чудом выжила. Своей смертью Джо обрек ее на неизвестность, нанищенское существование в этом древнем пансионе, где каждая половица, каждаятрещинка на штукатурке казалась ей чужой и враждебной. Джо не оставил ейничего, кроме воспоминаний и этого письма, полного уверений в том, какая онасильная, мужественная и храбрая.

И, в десятый раз перечитав письмо, Габриэла неожиданноразозлилась на Джо за все, что он не решился, не посмел, не захотел или несумел сделать. Он просто сбежал к своей мамочке и к своему возлюбленному брату.Джо предпочел смерть жизни, потому что жить — означало терпеть и сражаться. Онсвоими руками погубил их единственную надежду на счастье. Может быть, вместе имудалось бы справиться. Никто, конечно, не мог за это поручиться, но попробоватьвсе равно стоило. Так нет же, Джо решил все за нее и ушел навсегда, покинув этомир и предоставив Габриэле выкарабкиваться самой.

И снова Габриэла подумала о том, что, знай она, что задумалДжо, она не остановилась бы ни перед чем. Она бы спорила, кричала, а может быть— даже ударила бы его. Больше того, сейчас Габриэле даже казалось, она сумелабы найти в себе силы расстаться с ним, будь у нее уверенность, что так он останетсяв живых. Но Джо не счел нужным поделиться с ней своими мыслями. Их любви, ихжизни вдвоем он предпочел кусок веревки в темном чулане.

Это, пожалуй, уже обыкновенная трусость, и Габриэланеожиданно поймала себя на том, что начинает ненавидеть Джо за это. Иодновременно она знала, что какая-то часть ее будет продолжать любить еговсегда, сколько бы ни прошло времени.

За окном давно стемнело, но Габриэла продолжала сидеть нанезастеленной кровати и, глядя в пустоту перед собой, вспоминала, что сказала оДжо матушка Григория. Настоятельница напомнила ей, что его мать тоже покончилас собой, и теперь Габриэле казалось, что эти два события как-то связаны междусобой. Должно быть, в характере Джо и вправду был какой-то изъян, к которомуона не имела никакого отношения. Была ли то наследственность или воспитание —этого Габриэла не знала, да и не хотела знать. Ей было ясно только одно: как быоно там ни было в действительности, она всегда будет чувствовать себя виноватойперед Джо.

Габриэла искала работу на протяжении целой недели послетого, как поселилась в пансионе мадам Босличковой. Она методично прочесывалаближайшие кварталы, заходя во все магазины, рестораны и кафе подряд, однако,несмотря на диплом Колумбийского университета, писательский талант и умениевыращивать помидоры, ей так и не удалось найти места. В универмагах, гдетребовались кассиры и продавщицы, ей говорили, что у нее нет соответствующейквалификации. В закусочных и кафе требовались подавальщицы, но, когда Габриэлапризнавалась, что у нее нет соответствующего опыта, ей также отказывали.

Каждый день Габриэле приходилось делать изрядные концыпешком. К вечеру она уставала так, что буквально валилась с ног. Она оченьбоялась, что от нагрузок у нее может снова открыться кровотечение, но этого, ксчастью, не произошло, и ей не пришлось тратить свои последние деньги наврачей. Но и без того от ее двухсот пятидесяти долларов оставалоськатастрофически мало. Габриэла начинала всерьез тревожиться, что скоро ей нечембудет заплатить за чашку бульона, кусок хлеба и чай со сдобой, которыесоставляли ее ежедневный рацион. Лишь изредка она позволяла себе немногофруктов, да и то только потому, что стояла осень и яблоки, груши и сливы былиочень дешевы.

В начале второй недели своих поисков Габриэла зашла внебольшую кондитерскую на Восемьдесят шестой улице. Дело близилось к вечеру, аона ничего не ела с самого утра, поэтому, после непродолжительного колебания,Габриэла решилась потратить денег чуть больше, чем обычно. Сев за столик уокна, она заказала эклер, чашку кофе, взбитые сливки с сахаром и погрузилась всвои невеселые думы.

Она как раз допивала кофе, когда вышедший из задней комнатыпожилой немец — владелец кондитерской — установил в окне объявление «Требуетсяофициантка».

Габриэла заранее знала, что из этого снова ничего не выйдет,однако все же решила попытать счастья. Расплачиваясь за свой скромный ужин, онасказала вернувшемуся за кассу хозяину, что ищет работу. Она вполне смогла быобслуживать клиентов, хотя у нее и нет почти никакого опыта. Лицо хозяинаосталось абсолютно бесстрастным. Габриэла в отчаянии добавила, что долгое времяжила в монастыре и что там ей часто приходилось накрывать на стол.

Пожилой немец был первым человеком, которому она призналасьв этом. Габриэла предвидела множество щекотливых вопросов, на которые ей нехотелось отвечать, однако положение ее было настолько безвыходным, что онарешила оставить ложный стыд. Сейчас Габриэла была готова на все, лишь быполучить место.

— Вы были монахиней? — спросил хозяин, явнозаинтригованный. У него были густые седые усы и большая розовая лысина,придававшие ему сходство со столяром Джеппетто, отцом деревянного человечкаПиноккио.

— Нет, я была послушницей, — ответила Габриэла, иглаза ее наполнились такой печалью, что хозяин не решился расспрашивать дальше.Ее меловая бледность, нездоровая худоба и платье явно с чужого плеча говорилисами за себя и довольно красноречиво. С другой стороны, хозяин не мог незаметить ее красоты и скромного достоинства, с которым она держалась. Даже всвоем кошмарном черном платье Габриэла выглядела почти аристократично.

— Как скоро вы могли бы начать? — спросил хозяин,продолжая незаметно наблюдать за Габриэлой.

— В любое время, — ответила она. — Я живунеподалеку и… в данный момент я свободна.

— Это я заметил, — проворчал хозяин и улыбнулся.Он сразу понял, что Габриэла переживает трудные времена. — В таком случаемне хотелось бы, чтобы вы вышли на работу уже завтра. Работать придется шестьдней в неделю, с полудня до полуночи. Выходной у нас понедельник. Вас этоустраивает?